– Тайна, ради сохранения которой можно пойти на убийство? – подсказал Бенуа. – Вы это имели в виду? Бун опустил голову и уставился на сложенные на коленях руки. – Да, – проронил он. – Да. Именно этого я всегда боялся. Что из-за своего больного любопытства Кит попадет в большую беду. – То есть вы считаете, что исчезновение Кит имеет отношение именно к этим ее клиентам? – уточнил Бенуа. Бун сглотнул. – Я не знаю. Но Кит стала странно себя вести именно после того, как ей поручили убираться в «Розовом коттедже». – Вы говорили, что выросли в том же городке, что и Кит, – сказал Бенуа. – В каком? Бун ответил не сразу. – В Уистлере. Знаменитый горнолыжный курорт. Я уехал оттуда сразу, как окончил школу. Кит тоже бросила школу и уехала. – Значит, вы умеете кататься на горных лыжах? – спросила Мэл. Бун усмехнулся. – Это даже смешно: стоит сказать, что ты жил в Уистлере, и все сразу же решают, что ты – горнолыжник или сноубордист. А вы знаете, сколько стоит билет на подъемник, детектив? – Он покачал головой. – У нас, в моей семье, никогда не было денег на горные лыжи. Мои родители работали в «Макдоналдсе»… Владелец франшизы в Уистлере быстро понял, что пытаться нанять на работу местных – дохлый номер. А те парни и девчонки, которые каждый год съезжались в Уистлер со всего мира, чтобы покататься, тоже не особенно стремились вкалывать в фастфуде. Если они и искали работу, то такую, чтобы давала возможность пользоваться горнолыжным инвентарем и подъемниками бесплатно. Нет, они ехали в Уистлер из Великобритании, Австралии или Японии совсем не для того, чтобы носиться с подносами по «Макдоналдсу». Вот владелец ресторана и стал привлекать рабочую силу из Таиланда или с Филиппин – бедных стран, жители которых были готовы на все, лишь бы перебраться в Канаду. Так было и с моими родителями: работа в «Макдоналдсе» была их единственным шансом на иммиграцию. Вот как получилось, что я родился и вырос в дорогущем курортном городке и учился в единственной местной школе с богатенькими детишками из местных. В его голосе Мэл послышалась горечь. Похоже, в школе Буну приходилось несладко. – А Кит? Она каталась на лыжах? – мягко спросила она. – Ее мать работала уборщицей в отеле, а отец был техником на очистной станции, – сказал Бун. – Денег у них никогда не было. Если Кит и каталась на лыжах или на сноуборде, то очень редко, когда ее из милости приглашали богатые подруги. Но какое отношение все это имеет к ее исчезновению? Он пристально посмотрел на Мэл, но она выдержала его взгляд. – Джон Риттенберг, – сказала она. – В свое время он был знаменитым горнолыжником, олимпийским чемпионом. Он вырос на Северном берегу, а значит, много катался в Уистлере. Олимпийская команда по горнолыжному спорту тоже готовилась там. – Ну и что? – Скажите, может быть, вы или Кит знали Джона Риттенберга в те времена, когда учились в школе? – задал вопрос Бенуа. – Уистлер – небольшой городок. Наверняка вы с ним там сталкивались. Бун ничего не ответил, но что-то в его позе едва заметно изменилось, плечи напряглись, лицо закаменело. Этот парень что-то знает, поняла Мэл. Знает, но не говорит. И связано это с его жизнью в курортном городке. Она вздохнула. Бун-ми Селим поднялся чуть выше в ее личном списке людей, заслуживающих пристального внимания. – Но вы наверняка слышали о Джоне Риттенберге, когда учились в школе, – сказала Мэл. Бун снова облизал губы. – Конечно, слышал. После Олимпиады одну из трасс даже назвали его именем. Мэл попробовала зайти с другой стороны: – Скажите, где Кит могла прятать свой дневник? – Дневник? – Да. Толстую тетрадь с розовой обложкой в горошек. – Понятия не имею. Я вообще не знал, что Кит ведет дневник. – Может, вы знаете имя ее психотерапевта? – спросил Бенуа, и Бун посмотрел на него почти испуганно. – Кит не ходит ни к какому психотерапевту. – Похоже, она делилась с вами далеко не всем, Бун, – заметила Мэл. – Послушайте, я… я бы знал, если бы Кит обратилась к врачу. Собственно говоря, я как-то даже предлагал ей сходить на прием к психотерапевту, но она ответила, мол, скорее ад замерзнет, чем она пойдет к мозгоправу. – Почему вы предложили ей обратиться к врачу? – спросила Мэл, и Бун сразу съежился, словно почувствовал себя в ловушке. – Какого черта вы сидите здесь и задаете мне дурацкие вопросы, вместо того чтобы искать Кит? – выпалил он. – Она в опасности, я знаю… Я чувствую! – Вас с Кит связывают романтические отношения? – спросил Бенуа, пропустив выпад Буна мимо ушей. – Нет. – Бун как-то сразу сник. – Я гей. До недавнего времени у меня был… партнер, но мы расстались. Кит мне как сестра. Больше чем сестра. – У нее есть родственники, близкие или дальние, которым мы могли бы позвонить? – Нет. Кит была единственным ребенком. Ее отец умер, когда ей было девятнадцать, а год назад она потеряла мать. Я вам уже говорил… – У Кит есть бойфренд, ухажер? – спросила Мэл. – Нет. Она была замужем, но недолго. После этого она охладела к… отношениям подобного рода. Мэл удивилась. Слова Буна застали ее врасплох – ничего подобного она не ожидала. – Почему? Брак был неудачным? – Наверное, можно сказать и так, хотя… Тодд Дарлинг – так звали ее мужа – очень хотел иметь детей, а Кит не могла… – Он сглотнул, и Мэл насторожилась. Тут что-то есть, решила она, вспоминая фото Кит в Инстаграме, которое Бун описывал несколько минут назад: фото на фоне детской колыбельки с чужим УЗИ-снимком в руках. – Я хочу показать вам кое-какие фотографии, Бун, – сказала Мэл более мягким тоном. – Кое-какие из них выглядят… страшновато – они сделаны на месте преступления. Вы не против? Бун кивнул, но ему явно было не по себе. Мэл включила планшет и продемонстрировала ему снимок окровавленной кроссовки. – Вам знаком этот предмет? Бун подался вперед. Неожиданно он всхлипнул, и по его щекам потекли слезы. Он смахнул их рукавом, шмыгнул носом и кивнул. – Это кроссовка Кит. – Бун поднял голову. – Что там произошло – в «Стеклянном доме»? Что с Кит? Она жива? Господи, пусть с ней все будет в порядке! – Откуда вы знаете, что эта фотография сделана в «Стеклянном доме»? – вкрадчиво поинтересовалась Мэл. – Я слышал… в новостях. Что полицию вызвали в «Стеклянный дом». Корреспондент сказала, это была бригада по расследованию убийств. Кит там работала… Я хотел проехать мимо, посмотреть, но улица была перекрыта. – А что насчет этого? – Мэл показала ему фотографию бриллиантового кулона. – Вы когда-нибудь видели это украшение? – Нет. Никогда. – Хорошо. А вот этих людей вы можете назвать? – на экране появилось изображение фотографии с холодильника в квартире Кит. – Это я. Это Кит… – Бун начал показывать пальцем. – Это Азим Шариф, профессор философии. Это его девушка Элла Картер. Это Онур Осман, он работает фельдшером на «Скорой», а это Вики-Ли Мертаг из патологоанатомической лаборатории. Мы дружим, вместе играем в П/Д и в любительском театре… – Еще один вопрос, Бун. Фамилия Кит… – Дарлинг она по мужу. После развода Кит решила оставить фамилию. В школе она была Катариной Попо́вич, но после того, как бросила школу и переехала в Ванкувер, стала называть себя Кит. – А что случилось с Тоддом Дарлингом? – спросил Бенуа. – Он переехал в Великобританию и женился на англичанке. Сейчас у них уже двое детей, один еще совсем малыш, а другой чуть постарше. – Кит очень переживала из-за своей неспособности родить ребенка? – спросила Мэл. – Да. Из-за этого и развалился их брак. Тодд хотел ребенка, а Кит, похоже, не сообщила ему о своих сложностях по женской части до свадьбы. Со временем это стало для них серьезной проблемой. Поначалу Тодд говорил, что ему все равно, но я думаю – он чувствовал себя обманутым. В конце концов они расстались, причем, насколько я знаю, инициатива исходила от Кит. Я думаю, она хотела дать ему возможность жениться во второй раз и получить наконец то, о чем он мечтал. – Почему Кит скрыла от будущего мужа тот факт, что она не в состоянии иметь детей? Бун пожал плечами. – Может, боялась, что тогда Тодд не захочет на ней жениться. А ей очень хотелось быть любимой, желанной. – А теперь у ее бывшего мужа есть дети, так? – сказал Бенуа. – Да. – Это ее расстроило? – Наверное, расстроило. Может быть, даже очень расстроило. – В прошлом вы уже советовали Кит обратиться к психотерапевту, – проговорила Мэл. – Вы утверждаете, что она страдает патологическим любопытством. Вы также сказали, что она была сама не своя после смерти матери и что ее очень расстроило что-то, что она увидела в «Розовом коттедже». По вашим словам, у Кит есть весьма сомнительный аккаунт в социальных сетях, где она публикует свои фотографии в одежде клиентов, притворяется, будто вынашивает их ребенка. Исходя из этого как бы вы оценили эмоциональное состояние Кит?