«…Предполагаемая жертва изнасилования, имя которой так и осталось неизвестным, отказалась от всех обвинений в адрес Джона Риттенберга и его неназванных товарищей по команде. Свое заявление из полиции она забрала после того, как ни один из многочисленных свидетелей, присутствовавших на вечеринке на базе олимпийской сборной в Уистлере, не подтвердил заявленную версию событий. Участники вечеринки все как один назвали обвинения ложными и заявили, что даже если жертва и вступила в половой контакт с Джоном Риттенбергом, то это произошло по обоюдному согласию. Некоторые из присутствовавших также сочли необходимым уточнить, что девушка была сильно пьяна и вела себе так, словно была «по уши влюблена» в знаменитого молодого горнолыжника». Мэл пролистала статью до конца, потом открыла еще одну ссылку. «Полиция Уистлера сообщает, что данное дело об изнасиловании было закрыто. Предполагаемая пострадавшая полностью отказалась от обвинений в адрес известного горнолыжника». «Все это вранье, – утверждает Макс Дюгойн, член горнолыжной сборной, который присутствовал на вечеринке. – Я знаю девчонку, которая предъявила Джону обвинения. Она весь вечер буквально вешалась на него. В школьном шкафчике у нее висит фотография Риттенберга – и не одна. Она приехала на базу уже пьяная и так домогалась встречи с кумиром, что чуть не испортила нам отдых. Если между ней и Джоном что-то и произошло, то ее обвинения в сексуальных домогательствах и изнасиловании – просто способ свести с ним счеты. Видимо, она поняла, что для Берга это был просто секс без обязательств, расстроилась и решила отомстить». «Еще одна участница вечеринки Алессандра Харрисон также заявила, что хорошо знакома с предполагаемой жертвой изнасилования. По ее словам, эта девушка забеременела неизвестно от кого и попыталась свалить вину на Джона Риттенберга. «Либо так, либо она выдумала изнасилование, просто чтобы родители не считали ее шлюхой», – сказала Алессандра». – Ну и ну… – негромко проговорила Мэл, просмотрев еще несколько похожих статей в том же ключе. Подняв глаза на Лу, она добавила: – Там где-то говорилось, что у жертвы в школьном шкафчике висела фотография нашего героя. Значит, девушка, скорее всего, училась в местной старшей школе. Сколько лет тогда было Джону Риттенбергу? – Девятнадцать, – ответила Лула. – Мне удалось отыскать следовательницу, которая занималась этим делом. Ее имя упоминается в паре статей. Капрал Анна Бамфилд. Я с ней как раз недавно разговаривала. Она все еще служит в Канадской королевской конной полиции, правда, уже в чине штаб-сержанта отделения полиции в Уильямс-Лейк. Бамфилд говорит, что хорошо помнит это дело и что показания заявительницы не вызвали у нее сомнений. Жертве было всего шестнадцать лет. Как и положено в таких случаях, было проведено медицинское обследование, которое выявило признаки агрессивного сексуального контакта: повреждения вагины, ссадины, следы спермы нескольких человек. К сожалению, никто из участников вечеринки не дал показаний, которые подтвердили бы заявление жертвы. К тому же никто не сознался, что знает, когда жертва покинула территорию горнолыжной базы и как попала домой. Все, кого допрашивала Бамфилд, либо настаивали на том, что девушка солгала и ничего не произошло, либо говорили, будто секс между ней и Риттенбергом произошел по взаимному согласию. Кое-кто утверждал, что она – «та еще шлюшка» и «трахается направо и налево». Бамфилд сказала, что, по слухам, кто-то записал все происходившее на вечеринке на телефон, но ей не удалось ни найти каких-либо подтверждений этому, ни обнаружить саму запись. Ну а потом жертва неожиданно забрала заявление и исчезла. – В смысле – исчезла? – уточнила Мэл. – Бросила школу и уехала из города. Наверное, решила начать новую жизнь в другом месте. Родители на продолжении расследования не настаивали. – И как звали девушку? – уточнила она, глядя на Лулу. – Катарина Попо́вич. – А вот и мотив, – негромко проговорила Мэл. Джон 31 октября 2019 г. Четверг За пять часов и три минуты до убийства Дейзи попыталась войти в «Стеклянный дом», но Джон схватил ее за руку. – Стой. Она… – Мы должны. – Дейзи выдернула руку и бесстрашно шагнула через порог. Джон чувствовал, как в одно мгновение его тело захлестнула буря эмоций. Он испытывал шок. Ярость. Страх. Эта женщина, которая выдавала себя за Мию Райтер, которая соблазнила и подставила его, – Катарина Попович? А он так надеялся, что больше никогда не услышит этого имени. Он думал – она исчезла из его жизни. Растворилась в прошлом. Ему трудно было даже представить, что она снова возникнет на его пути. И что она будет именно такой. Черный парик, алые губы, стройное соблазнительное тело, манящие зеленые глаза (пусть это только цветные контактные линзы), бархатный голос с иностранным акцентом и походка, от которой у него подгибались колени. Та шестнадцатилетняя Катарина Попович, которая заявила на него в полицию, обвинив его и его друзей в групповом изнасиловании, была совсем другой – толстозадой, прыщавой, одержимой маленькой эротоманкой, сбрендившей фанаткой, которая, как рассказывали ее одноклассники, коллекционировала фотографии Берга-Бомбы и наклеивала их на дверцу своего шкафчика в школе. Она хотела переспать с ним. С ним и с половиной горнолыжной команды. Джон был готов лопнуть от бешенства. Как она посмела?! Ведь это она подмешала ему наркотик в виски, заманила его в пентхаус, приковала к кровати наручником, а потом открыла дверь двум педикам, которые позабавились с ним, пока она делала компрометирующие снимки, попавшие после этого на стол большого босса Дэриена Уолтона. Но как она узнала о частном детективе?.. «Черт, я же сам ей сказал. Еще тогда, когда она была Мией. Мы сидели в кафе, и я признался, что мне нужно собрать компромат на коллегу-конкурента и что для этого я обратился к специалисту из частного сыскного бюро». И все-таки как ей в руки попал договор с Джейком Престоном? «…Я – Кит, ваша уборщица из «Розового коттеджа», – вспомнил он. Вспомнил и содрогнулся. Копия договора хранилась в его домашнем компьютере. Неужели эта лисица добралась и туда? Да запросто! Почти полгода она дважды в неделю проводила в их доме по несколько часов – шарила, вынюхивала, выискивала. Интересно, что еще известно этой суке?.. Она притворялась подругой Дейзи с июля. О чем могла проболтаться лже-Ванессе его глупая жена? «Я готова поспорить на что угодно, Джон, что твоя Дейзи ни словом не обмолвилась о «страховке», которую уже столько лет прячет в личном сейфе. Если эта страховка попадет в полицию и в прессу, вскоре после этого ты, ДжонДжон, отправишься в тюрьму. Я не шучу. Для того, о чем говорится в этой «страховке», срока давности не существует. Я уничтожу и тебя, и всю семейку Уэнтворт…» Отбросив колебания, Джон шагнул вперед и последовал за женой и дьяволицей-немезидой в «Стеклянный дом», причудливо освещенный колеблющимися огоньками свечей. Катарина провела обоих в просторную гостиную, отделанную в светлых тонах. За дальней стеклянной дверью таинственно мерцала зеленоватая подсветка панорамного бассейна. Поверхность воды рябила от ветра и капель дождя. В бассейне плавало несколько сухих листьев, густой туман скрывал берег океана, который лежал за его дальним краем. Из тумана донесся гудок невидимого танкера, похожий на траурный вой неведомого чудовища. Джон чувствовал себя потрясенным, растерянным. Похоже, вдобавок ко всему он так и не оправился от побочных эффектов наркотиков. Ему никак не удавалось до конца представить масштаб того, что натворила эта сука. Видимо, она следила за ним – или наняла человека, который сделал это за нее, – все те несколько часов, что он провел в городском парке после позорного увольнения. Когда его выставили на улицу, Джон не нашел в себе сил поехать домой и рассказать обо всем Дейзи. Вместо этого он зашел в магазин, купил бутылку виски и отправился с ней в парк. Там он сел на скамейку под большим каштаном неподалеку от берега и, положив кейс рядом с собой, принялся посасывать из бутылки, предусмотрительно спрятав ее в коричневый бумажный пакет. Какое-то время спустя на ту же скамейку опустился бездомный пьяница с таким же коричневым пакетом в руках. Вонючий неудачник даже предложил Джону пару глотков своего пойла, словно принял Риттенберга за своего. Преисполнившись отвращения, Джон молча поднялся и пересел на другую скамейку. Там он долго сидел в одиночестве, пил и смотрел на дождь и туман над океаном, пока не пришло время возвращаться домой в «Розовый коттедж». Но и дома Джон не решился рассказать Дейзи о том, что случилось на работе, – ему самому все это казалось нереальным, как дурной, пьяный сон. Увы, в отличие от сна, этот кошмар и не думал рассеиваться. Наоборот, он приобрел вполне реальные очертания Дьяволицы с красными рогами и хвостом, в короткой черной юбке и не менее коротком топе. Как этой блондинке-уборщице удавалось выглядеть как Миа? Говорить как Миа? Двигаться так же, как она?.. Джон продолжал недоумевать и в то же время ясно видел, что лже-Ванесса и Миа – один и тот же человек. Чего ему никак не удавалось, так это угадать в фигуристой «Ванессе» толстую, прыщавую, нисколько не красивую Катарину Попович. – Присаживайтесь, – сказала лже-Ванесса, показывая им на обтянутый белой кожей диван, но ни Джон, ни Дейзи садиться не спешили. – Я бы на вашем месте не упрямилась, разговор предстоит долгий. – Ее интонации неожиданно стали сухими, холодными, деловитыми, и это заставило Джона и Дейзи нерешительно опуститься на самый край сиденья. Джон чувствовал, что жена то и дело поглядывает в его сторону, и знал почему. У нее, несомненно, была сотня вопросов к нему: о Мие, об увольнении, о сексе втроем с участием мужчин… Он даже заерзал на диване, вновь ощутив жжение в области заднего прохода, потом вспомнил крошечный след от укола на сгибе локтя и почувствовал, что еще немного – и его стошнит прямо на ковер. – Можете называть меня Кэт, – сообщила лже-Ванесса, наполняя бокалы, стоящие перед ними на кофейном столике. – Охлажденное розовое игристое для леди, – добавила она, протягивая бокал Дейзи. – Поверь, сейчас это именно то, что тебе нужно. А для тебя, Джон, твое любимое четырнадцатилетнее бочковое «Балвени Карибиан». – Взяв в руки бутылку, она наполнила тамблер и протянула Джону с мрачной улыбкой. – Я знаю, как тебе нравится этот сорт. – Ее улыбка сделалась шире, отчего вампирские клыки у нее во рту словно удлинились. Сама Кэт уселась в кресло напротив и сделала глоток из своего бокала, в котором был мартини с водкой и оливками. – Вас, наверное, интересуют подробности, – произнесла она, аккуратно поставив бокал на маленький столик рядом с собой. – Что ж, Мией я стала только после того, как увидела, что Дейзи прячет в своем сейфе. Для меня это было точкой невозврата – эта запись, доказательство того, что произошло на горнолыжной базе. Ну а в качестве своеобразного бонуса в сейфе я нашла еще пару документов… очень любопытных документов. Договоры о неразглашении… и один из них вполне способен превратить репутацию семейства Уэнтворт в пыль… – Кэт пожала плечами. – Может, Аннабель Уэнтворт тоже предстанет перед судом – по-моему, такое соглашение вполне подпадает под статью о препятствовании правосудию. – Какое доказательство? – резко сказал Джон и повернулся к жене. – О чем она, Дез?.. – Кто такая Миа, Джон? – тихий и сверхъестественно спокойный голос Дейзи напугал Джона. На скулах у нее выступили два багровых пятна, которые постепенно увеличивались в размерах. Похоже, у нее поднялось давление, и Джон мимолетно подумал о том, что это может быть вредно для ребенка, но сейчас его куда больше беспокоило, что еще скажет сидящая перед ними женщина. Дейзи повернулась к Кэт. – Моя мать предстанет перед судом? Что ты… что вы имеете в виду? Кэт скрестила ноги в полосатых чулках и откинулась на спинку кресла. Потянувшись к бокалу с мартини, она сделала из него еще один деликатный глоток. – Мне кажется, вам обоим следует усвоить несколько вещей. Твой муж, Дейзи, был сегодня утром уволен из «Терры Уэст» за то, что похитил из базы данных корпорации конфиденциальные сведения об одном из коллег, которого зовут Ахмед Вахид. Эти сведения он передал частному детективу, который должен был найти на этого парня компрометирующие материалы… раскопать хоть какую-нибудь грязь, чтобы подставить под сомнение его деловые качества и ценность для корпорации. Беда, однако, была в том, что переданная детективу информация подразумевала поиски компрометирующего материала, связанного с цветом кожи и религиозными воззрениями Ахмеда Вахида, и руководство корпорации не стало с этим мириться. Кроме того, твоего мужа сфотографировали в тот момент, когда он занимался сексом с женщиной по имени Миа и двумя неизвестными мужчинами. Она снова поднесла бокал к губам, сделала глоток, наклонилась вперед и поставила бокал на прежнее место. – Теперь что касается тебя, Берг-Бомба… Твоя жена уже много лет хранит видеозапись событий, которые произошли на лыжной базе в Уистлере, когда тебе было девятнадцать. На записи видно, как ты подмешиваешь наркотик в бокал шестнадцатилетней девушки, а потом со смехом рассказываешь об этом товарищам по команде. На записи видно, как ты даешь бокал девушке, которая просто в восторге от того, что видит тебя так близко. Потом девушка отключается, и ты вместе с друзьями тащишь ее по лестнице в спальню наверху. А еще – да, Джон, это очень длинная и подробная запись – на ней видно, как ты снимаешь с девушки джинсы и белье, раздвигаешь ей ноги и насилуешь под одобрительные вопли остальных… – Кэт ненадолго замолчала, но ее горящий взгляд впился Джону в лицо. – Я думаю, именно поэтому ты и твои друзья назвали этот наркотик «бабоукладчиком». Джон сглотнул. Ему было жарко и душно, голова кружилась, словно он вот-вот потеряет сознание. Повернувшись к Дейзи, он хрипло проговорил: – Где ты взяла эту запись? И какого черта тебе понадобилось ее хранить? Но Дейзи не ответила на его взгляд. Ее глаза были прикованы к лицу уборщицы. – Да, Дейзи, – продолжала Кэт почти небрежным тоном, – я уверена, ты не рассказывала мужу, как изводила и запугивала Чарли Уотерс, пытаясь заставить ее избавиться от ребенка. От ребенка Джона… Ты не сказала ему, что, когда твои угрозы и шантаж не сработали, заплатила ей кругленькую сумму. Кстати, сколько это, кругленькая сумма? Кажется, речь снова шла о пятистах тысячах, да?.. Именно на эту сумму Чарли стала богаче, выполнив несколько простых условий: сделать аборт, подписать договор о молчании и отказаться от обвинений в изнасиловании. А ты, в свою очередь, забрала заявление, в котором обвиняла Чарли в «преследовании» и «причинении беспокойства». Дейзи по-прежнему не поворачивалась к мужу. Вместо этого она смотрела вниз, на свои руки, которыми крепко сжимала бедра. – Ты не рассказывала ему, как до этого додумалась, Дез? Откуда позаимствовала идею?.. – Кэт повернулась к Джону. – Она ведь ничего тебе не сказала, правда? Ну, тут и гадать-то особенно не стоит: яблочко от яблони недалеко падает, а дочери учатся у своих матерей. Аннабель Уэнтворт заплатила целое состояние нищим украинским иммигрантам, родителям изнасилованной шестнадцатилетней девчонки, когда те узнали, что их дочь забеременела. Она передала им эти деньги при условии, что жертва изнасилования избавится от ребенка Риттенберга, а сами они не будут настаивать на продолжении расследования. – Это был не мой ребенок, – злобно прошипел Джон. – Это мог быть ребенок любого из парней! Кэт замолчала. На ее лице появилось жесткое, почти пугающее выражение. – Вот оно что… – протянула она. – Значит, ты подтверждаешь, что изнасилование все-таки было? Прежде чем ответить, Джон поднял голову и посмотрел по сторонам, выискивая взглядом камеры системы безопасности. – Кто наблюдает за нами сейчас? – требовательно спросил он, но Кэт пропустила его вопрос мимо ушей. Подавшись вперед, она сказала: – Наверное, Аннабель показалось, что оставлять ребенка будет слишком опасно. И вообще… нежелательно. Ведь если бы он появился на свет, провести тест на отцовство было бы проще простого и, если вдруг оказалось бы, что это все-таки твой ребенок, через него ты оказался бы крепко связан со мной на долгие, долгие годы. Фактически, до конца жизни нашего ребенка. А поскольку для своей Дейзи, для своей Принцессы, Аннабель хотела вовсе не этого, ей казалось, что наилучшим выходом из положения будет решить проблему с нищей школьницей. Девчонке придется исчезнуть. Нет, не физически – существовал более простой и безопасный путь: деньги. Для Аннабель они ничего не значили, но для моих родителей, Джон, они значили очень много. Кэт встала и двинулась через комнату, громко топая по ковру квадратными каблуками своих туфель. Не дойдя до противоположной стены, она обернулась к сидящим на краешке дивана супругам. – Если судить по содержанию договора о неразглашении, – сказала она, – Аннабель Уэнтворт была прекрасно осведомлена о том, что произошло тем вечером на горнолыжной базе. Вопрос – откуда? Ответ напрашивается сам собой. Она все знала, потому что это знала ее дочь. Дейзи знала правду, как знали ее все остальные богатенькие парни и девушки. Но знаете, что больнее всего? То, что моя мать так и не призналась мне в том, что за документ подписала. Я была в отчаянии, когда она сказала мне, мол, мы должны все забыть и жить дальше, как будто ничего не случилось, потому что бороться с богатыми бесполезно. Их не осудит ни один суд. Она научила меня молчать. Она сказала, что, если я попытаюсь поднять шум, Уэнтворты отправят всех нас за решетку по обвинению в диффамации, клевете и бог весть в чем еще. Наверное, этим ей пригрозила Аннабель, но я не уверена… Как бы там ни было, моя мама заставила меня молчать и молчала сама. О договоре и деньгах она ничего не сказала даже моему отцу. Он был человеком старой закалки: консервативное воспитание, если вы понимаете, о чем я… С него хватило и того, что я забеременела, что я была пьяна. Даже то, что я стала жертвой изнасилования, было для него позором. Он презирал меня. Ненавидел. Со всех сторон он слышал, что я солгала, что на самом деле я была пьяной маленькой шлюхой, которая сама вешалась на шею Джону Риттенбергу и его друзьям, забеременела и попыталась обвинить их в изнасиловании в надежде скрыть свою распущенность. – Кэт взяла с каминной полки какой-то предмет, похожий на телевизионный пульт.