Ты ещё не знаешь. Просто такая сильная любовь… Ловя Алисин взгляд, выгибаю бровь, копируя её мимику. Мол, что? Не ожидала, что тоже могу быть звездой вечера? Легко! И вообще бери меня, пока я добрый. Но она и не думает. Снисходительно улыбнувшись и проехавшись по мне не лестным оценочным взглядом, встаёт со своего места около меня, изящно обогнув костёр, присаживается на пустующее место рядом с Янычем. А я как раз пою про выпускные, которые должны кончится минетом. Пою сбивающимся голосом и наблюдаю, как мой ядовитый Лютик нашептывает что-то сладкое на ухо Наумову, а потом вместе с ним поднимается с бревна и уводит Глеба Яновича в темноту. 19. Артём Бью по струнам с таким остервенением, что пальцы чудом не брызгают кровью. Внутри просто кипятком шпарит. Куда они пошли?! В ушах шумит…Я представляю себе такое, что живот скручивает ревнивой злостью и подступает тошнота. И одновременно чёрная тоска топит. Ну, а что я сделаю? Или… Нет, чёрт…Так не пойдёт! Всё эти мысли кружатся в голове бешеной каруселью, пока на автомате допеваю песню. Благо, вокруг такой дружный хор, что лично на мои завывания всем глубоко плевать. Шарю глазами в темноте в направлении, куда они ушли, но, конечно, ни хрена видно. Зато замечаю, что в эту черноту болезненно пялюсь ни я один. Элечка тоже сидит, обернувшись, и с несчастным видом обнимает себя за покатые плечи. Вздыхает тихонечко и, поправив съехавшие на нос очки, переводит влажный, полный грусти взгляд на огонь. О-па… А я тут страдаю не один, да, Элла Эдуардовна? Да что вы в нем все нашли, чтобы так убиваться! Я его в бане видел… Ну так, ничего уж настолько выдающегося. На Элечку горько смотреть. Сгорбилась, поправляя тонкую кофту, голову опустила. В принципе, понятно, почему горюет — перед звездой — Цветочком у неё без шансов. А у меня?! Бью от всей души по струнам, подводя к концу песню. Горло уже дерет — так ору. В это время на место рядом со мной, которое освободила Алиска, присаживается какая-то знакомая блондинка. Щурюсь, мучительно вспоминая, тем более, что она улыбается в ответ так, будто я у нас как минимум пару раз было и такое я уж точно не мог забыть. — Аня…Куницына, — наконец, помогает, так и держа на лице приклеенную многозначительную улыбку. А-а-а…точно, да. Киваю, что вспомнил, и отворачиваюсь, допевая последний припев. Последний аккорд. Всё! — Так, кто ещё хочет? — пытаюсь передать гитару дальше по кругу. — А ты больше петь не будешь? — воркует тут же эта Аня мне в ухо и будто случайно кладет ладошку на моё бедро, поближе к влажным шортам, — Мне так понравилось. У тебя классный голос. Такой…м… Запинается. — Какой? — поворачиваюсь к ней, всё-таки избавившись от инструмента. Не отвечает. Вместо этого мило краснеет, кусая губку. Глаза похотливо и одновременно смущенно горят тем самым блеском, который можно перевести как «я вообще не такая, но тебе не придется долго уговаривать». Кошусь на её пальчики, так и лежащие на моём бедре, проезжаюсь глазами по симпатичному летнему платью, ладной фигуре, неплохой двоечке, полным, будто чуть накаченным губам, снова смотрю в манящие голубые глаза и… Я наверно действительно отравлен, но думать сейчас могу только об одном — что где-то там, в темноте, Алиска точно так же смотрит на Яныча, и я не знаю, каким импотентом надо быть, чтобы на это не среагировать. — Извини, Ань, дела, — убираю её руку и встаю с бревна. Часы на телефоне показывают две минуты двенадцатого, а значит уже как две минуты Алиска обязана, усевшись сверху, гладить мою голую спину, а не виснуть на Наумове. И я намерен ей лично об этом сказать. Осталось только найти. 20. Артём Сворачиваю за корпус, пиная мелкую гальку носками кед. Голоса ребят у костра с каждым шагом всё тише. Ночь стремительно обступает плотной чёрной материей, и лишь одинокие желтые окна пятнами освещают пыльную тропинку и степь вокруг. Тишина такая звенящая, что кажется, я один не только за корпусом, но и в целой вселенной. Ну и где их искать? Мысль, что в корпус в номер пошли, гоню прочь, а она всё звенит в голове надоедливым комаром, тонко и противно. Прибавляю шаг, под ложечкой тянет холодком. У меня нет номера рыжей, я не могу ей позвонить, но есть Наумова. Вот только что я ему скажу? Глеб Янович, отдайте мою девочку, я её с двадцати трёх до двадцати трех и десяти минут ещё вчера забил??? Ускоряю шаг, иду к общей столовой. Там всё закрыто на амбарные замки, стулья убраны, лишь одинокие столы под навесом. И никого. Так… Озираясь по сторонам, иду к главной базе, хотя почти уверен, что мне не туда. Злость, глухая и колючая, клокочет в груди, заглушая разум. Вот выложу сейчас её сопливое блеяние перед Янычем, думаю с садистским удовольствием, будет знать. Поцелуй обрежу только — ей для насмешек до пятого курса хватит итак, а он… Он пусть живёт. Я бы на его месте тоже не удержался, так что… Торможу, проходя мимо ангара, расположенного чуть в стороне от главной тропинки, потому что там почему-то горит свет, и потому… Что улавливаю журчащий Алискин голосок! Сердце с размаху бахает по рёбрам, в миг повышая давление. Жар растекается по кровотоку. Нашёл… Сунув руки в карманы почти высохших шорт, направляюсь к распахнутой двери, вслушиваясь в долетающие обрывки фраз. «А это к какому периоду принадлежит, как думаете Глеб Янович»… «Я могу ошибаться, Алиса, но возможно около двух тысяч лет до нашей эры»… «Боже, это завораживает!» — придыханием восхищается рыжая коза, а у меня брови так лезут вверх, что рискуют добраться до макушки. Это вот за этим они уединились в ночи? Перебрать найденные черепки?! Алиса…У тебя что? Нет предложений поинтересней?! — Ох, Глеб Янович, смотрите, это часть колесницы изображена что ли? Смотрите — смотрите!!! И звук такой, будто она от счастья в ладоши хлопает. — Ну ка, дай, Алис, сюда…Хм…И правда похоже! — поддерживает её щенячий восторг Наумов и дальше слышится какая-то возня. Тут я ускоряюсь и врываюсь в ангар, так как побаиваюсь, как бы их археологические радости не обрели физическое проявление. И судя по тому, что Наумов уже обнял Цветочек за плечи и смотрит на неё как на идеально сохранившийся доисторический кувшин, я вовремя… — Привет, — хриплю, широко улыбаясь и изображая из себя наивного идиота, — Алис, а я тебя ищу. Оба резко поворачиваются ко мне, и Яныч с удивительной прытью отскакивает от Цветочка на добрый метр, от чего та мгновенно мстительно на меня щурится.