Он поднял лицо к потолку: — Ладно, но тебе придется ему позвонить. — Что мне ему сказать? Фостер пожал плечами: — Скажи ему правду. Я взяла у Фостера номер Эзры и вышла в коридор позвонить. Раздался гудок, потом еще один, и между гудками меня накрыла паника: «Что я ему скажу?» — Алло. — О, привет. Алло. Это Эзра? — Да. — Это Девон. Девон Теннисон. Пауза. — Что случилось? — Фостер. — «Ар-р-р!» — В смысле Фостер думал... и я подумала... Вот бы у телефонов была кнопка «Покинуть корабль!», чтобы нажать при очень неловком разговоре. Хотя, думаю, кнопка «Завершить разговор» действует похожим образом. — Дело в маме Фостера, — сказала я, перестроившись. — Фостер рассказывал тебе про свою маму? — Да. — Ну, она... мои родители, они... — «Сглотни, дыши». — Он остается с нами. Насовсем. Это, типа, официально, и мы только что узнали, и... и мы с Фостером подумали, что, может быть, ты захочешь прийти и... посидеть с нами. Ненадолго, потому что... Почему? Потому что ты нам нужен? Я не могла это произнести, поэтому позволила своему «потому что» повиснуть в воздухе, и на другом конце линии воцарилось молчание, а потом: — Я скоро буду. И он был. Не прошло и десяти минут, как Эзра Линли подъехал к нашему дому на своем сверкающем пикапе. Мы все сидели на кровати Фостера и смотрели «Невероятные приключения Билла и Теда» [15]. Фостер заставил меня сесть посередине. Через некоторое время Фостер снял свой футбольный шлем, улегся на подушку и закрыл глаза. Я чуть-чуть подвинулась, остро осознавая каждый раз, когда мой рукав задевал рукав Эзры. Кровать была маловата для троих человек. Я поняла, что Фостер заснул, и внезапно мне показалось, что мы с Эзрой остались одни, хотя это не так. Что-то во мне щелкнуло, какое-то осознание, которое превратилось в необходимость завести разговор. — Какие у тебя колледжи? — спросила я, не отводя глаз от экрана телевизора. — Что, прости? — Ты сказал, что сократил число колледжей до четырех. Это секретная информация или как? Он оттарабанил названия. Крупные университеты, все на расстоянии одного штата. — Они близко, — сказала я. — Там хорошие футбольные команды. Но да, они близко, это тоже. Просто я... моя мама... Он не закончил. Его взгляд переместился на Фостера, как будто упоминание о мамах в присутствии Фостера было табу или вроде того. Но дыхание Фостера оставалось глубоким. Никаких внутренних сигнализаций не сработало при звуке слова. — Спасибо, что позвонила, — сказал Эзра после паузы. — Это была идея Фостера, — сказала я, несмотря на то, что — если я правильно помню — идея принадлежала мне. Эзра кивнул. — Жаль, что это случилось с вами, ребята, — сказал он. — Если я могу чем-то помочь... — Ты уже, — сказала я, прежде чем успела даже подумать об этом. — В смысле помогаешь. Ты уже помогаешь. Эзра кивнул, и мы вернулись к телевизору, а вскоре я, должно быть, заснула. Когда я открыла глаза в следующий раз, на улице стемнело, фильм закончился, а в комнате не было ни Эзры, ни Фостера. 20 На следующий день состоялась игра против школы Индепенденса. Обычно на дневных играх весело — есть в них что-то более жизнерадостное и ненапряжное, чем в вечерних, — но сегодняшняя оказалась другой. На этой игре мистер Харпер впервые позволил мне держать фотокамеру, и вот почему. Грязь. Много грязи. И сильный ливень в придачу. Дождь шел с прошлого вечера. Проснувшись, я спустилась вниз и обнаружила Фостера смотрящим телевизор и лопающим попкорн с моими родителями. Эзра уехал, а на улице начался дождь. К тому времени, как море зонтов заполнило трибуны и «Кавалеристы Темпл-Стерлинга» вышли на стадион, там было чертовски грязно. К концу первой части игры с трудом можно было разглядеть номера на форме игроков. У Индепенденса была хорошая команда, до конца первой половины оставалось всего несколько минут, а Темпл-Стерлинг еще ни разу не забил. Мы медленно перемещались по полю, нападение разваливалось, мистер Харпер фотографировал, а я держала над нами обоими зонт и тащила на плече проклятую сумку. Начался розыгрыш, и Маршалл отбросил мяч назад. Грязь разлетелась брызгами, и по полю побежал игрок, зажав мяч в руках. Он сделал резкий поворот, проскользнув мимо защитников, и со всех ног понесся к очковой зоне, не встречая препятствий. Я никогда не видела, чтобы Эзра так нес мяч, и только когда игрок пробежал мимо нас, я поняла, что это не Эзра, а Кэс. В этот момент мистер Харпер подался вперед, чтобы сделать фото, и мимо него промчалась толпа защитников, обдав его лицо грязью. Он пихнул фотоаппарат мне, и получилось, что именно я запечатлела через линзы фотоаппарата победу Кэса в очковой зоне. — Дай мне, — рявкнул мистер Харпер, немного очистив свои очки от грязи. Трибуны радостно закричали, когда тренер выпустил Фостера. В мокрой, но еще чистой форме он присоединился к команде на поле. Я немного беспокоилась за него. Сегодня утром с кухни не слышалось возни, а от психолога он вернулся подавленным. На поле все шло как обычно: снэп [16], установка мяча, удар. Мяч взмыл вверх, описал дугу... И отскочил от левой стойки. Мимо. Фостер вернулся на бровку. Пара ребят хлопнули его по спине, но это не было утешением. Темпл-Стерлинг проиграл восемь очков. По дороге домой Фостер молчал. — Погода ужасная, — сказал папа с переднего сиденья. — Наверное, трудно было разглядеть что-либо. Фостер не ответил, так что я выдавила: — Ага. Дома мама попросила Фостера оставить щитки за дверью. Он швырнул их на пол, разбросав повсюду засохшую грязь, хлопнул задней дверью и протопал к себе в комнату. Мама пошла было за ним, но я сказала: — Дай я. Она с сомнением посмотрела на меня: — Ты хочешь с ним поговорить? — Да. — Я знала, что она имеет полное право удивиться, но все равно возмутилась. — Он мне вроде как... — Я по-прежнему не могла произнести «брат». — Он как... — Я сдалась. — Я поговорю с ним. Дверь в комнату Фостера была распахнута. Он лежал на кровати спиной к двери. — Фостер. — Уходи. — Что не так? — Что не так? — Он сел, сверкнув глазами. — Я подвел команду! — Каждый время от времени может промахнуться. Посмотри на Маркуса. Он частенько не попадает. Фостер промолчал.