ЭТЮД Золото это сияет, искрится. Громоздясь аппетитной горою. Терпеливо и безмятежно. ВОСТОРГ Золотистое, розоватое! Солененькое, хрустящее! Из чего тебя только делают, чудо? Все вскакивают со своих мест, шумно аплодируя и улюлюкая, а Сидни приподнимает край юбки и присаживается в реверансе. Ее руки взмывают в воздух, голова откидывается назад, и она радостно кричит: «Клею мне, клею!» Какой-то парень, сидящий на одном из диванов, кидает ей клеящий карандаш. Она ловит его на лету, снимает колпачок, для удобства кладет картонку из «Макдоналдса» на стул и щедро намазывает его клеем. Потом слезает со сцены и куда-то решительно идет. Сперва мне кажется, что ко мне, но нет – она проходит мимо дивана и останавливается у стены. Мы все наблюдаем за тем, как она с силой приклеивает к стене остатки крышки от коробочки с макнаггетсами. Потирая ладони, она опускается на диван позади меня, и наши взгляды встречаются. Сидни одаривает меня улыбкой. Улыбаюсь в ответ. Кажется, сегодня я впервые услышала ее голос. Вновь поворачиваюсь к сцене и вижу, что на нее уже успел подняться парень, который впустил нас в комнату. Он присаживается на край стула и поправляет акустическую гитару, висящую на ремне, перекинутом через плечо. Где же я его видела? Замечаю у него на шее тот самый кожаный шнурок и представляю ключ, прячущийся за гитарой. – Это стихотворение я написал у себя в комнате на прошлых выходных. И да, готов признать… – Он делает короткую паузу для пущего драматизма. – Оно дурацкое. Он встает, вытягивает руки перед собой, а гитара повисает на крепком ремне. Он делает выразительный жест, словно говоря: «Ну же, давайте!», и все начинают выдирать странички из своих блокнотов, скатывать их в шарики и бросать в него. Он со смехом продолжает жестикулировать, беззвучно побуждая слушателей продолжать свою атаку. Бросаю взгляд на Кэролайн. Она даже не смотрит в мою сторону, поэтому я легонько пихаю локтем стриженую девушку. – Зачем они это делают? – спрашиваю я. – Таковы правила, – сообщает девушка, склонившись к моему уху. – Ничьи стихи нельзя критиковать, а свои – тем более. Он вновь присаживается на край стула, берет в руки гитару, и бумажный обстрел тотчас прекращается. Он начинает перебирать струны, и комнату заполняет приятная мелодия. Она состоит всего из нескольких нот, но звучит очень даже неплохо. А потом он начинает петь. Прощай, прощай навечно, Лучик мой. Была ты щелью, куда жаждал заглянуть, Была плащом моим в холодный день, Который я носил с любовью, не снимая… Поверь мне, дорогая… Но как любить тебя? Увы, увы, не знаю… Ни на кого из нас он не смотрит. Лишь на свою гитару, задумчиво перебирая струны. Он поет еще два куплета, а когда переходит к припеву, голос его становится выше, громче. Еще куплет – и темп замедляется. Песня явно подходит к концу. И как свет солнца золотой, что кожу мне ласкает, В моих ты мыслях навсегда останешься, родная. Прощай, прощай навечно, Лучик мой. Последняя нота застывает в полной тишине. Все присутствующие еще пару секунд безмолвно сидят, а потом вскакивают на ноги, шумно аплодируя, улюлюкая и кидая в голову певцу новые бумажные шарики, которые он ловко отбивает. Затем его начинают забрасывать клеящими карандашами. Один из карандашей отскакивает от стены, и парень его ловит, а потом прокручивает гитару вокруг себя, как заправский музыкант. Он встряхивает головой, будто его смущает прилив всеобщего внимания, и достает из заднего кармана джинсов кусочек бумаги. Разворачивает, разглаживает по поверхности стула, намазывает клеем, а потом слезает со сцены. Подходит к противоположной стене и кланяется, не выпуская бумаги из рук. После распрямляется и приклеивает свой листок со стихами на стену как можно выше. Оглядываюсь, гадая, одну ли меня поразило это выступление, но остальным, судя по всему, все равно. Неужели больше никто не восхитился? Заметно, что всем песня понравилась, но я не вижу никого, кто пришел бы в такой же восторг, как и я. Уверена, у меня одной все руки в мурашках. Все остальные сохраняют полную невозмутимость. Если не считать Кэролайн. На ее губах играет широченная улыбка, и, когда мы вновь садимся на диван, она берет меня под руку и кладет подбородок мне на плечо. – Я так и знала! – восклицает она. – Я и впрямь в тебе не ошиблась. Вновь оглядываю комнату, скользя взглядом по обрывкам бумаги, разбросанным повсюду, и замечаю, как переглянулись Кэролайн и стриженая девушка. – Так что это за место? – спрашиваю я и слышу в своем голосе изумление. – Мы зовем его «Уголком поэта», – отвечает Стриженая. Непреодолимое желание На следующий день я замечаю моих новых друзей там, где раньше не замечала. Когда я вхожу в кабинет истории США, Сидни тут же меня приветствует, и мы обмениваемся выразительными взглядами. Чуть позже, по пути в столовую, я прохожу мимо Стриженой и слышу, как подружка называет ее Эбигейл. Еще двоих новых знакомых я замечаю на парковке и в библиотеке. И каждый раз, когда мы встречаемся глазами, их губы трогает едва заметная улыбка, словно нас по-прежнему разделяет невидимый барьер, но при этом у нас есть и кое-что общее – тайна, которая нас роднит. К концу дня я успеваю встретить в школе всех, кроме одного парня. Направляясь к машине, я поднимаю взгляд и наконец вижу Эй-Джея, который движется в мою сторону. Уголки губ у меня тут же изгибаются в нервной улыбке. Жду от него такой же реакции, как и от остальных – озорного взмаха руки. Кивка. Но Эй-Джей проходит мимо, не отрывая глаз от земли. Отойдя на безопасное расстояние, оборачиваюсь и смотрю ему вслед, пока он не исчезает из виду. Пытаюсь собраться с мыслями и решить, что делать, но тут неожиданно появляется Алексис. Ее высокие каблучки цокают по асфальту, а пальцы быстро барабанят по экрану смартфона. – Вот ты где! – восклицает она, убирая телефон в задний карман джинсов. – Я очень надеялась тебя перехватить. У меня превосходные новости! – Она подходит ближе. – В спа-салоне освободилось еще одно место. И мама смогла его забронировать! Молча кошусь на нее. – Ты что, не понимаешь? – взвизгивает она и начинает приплясывать на месте, взяв меня за руку и выжидающе глядя мне в глаза – будто надеясь, что я тоже начну танцевать. – Теперь ты тоже поедешь с нами! – А как же Хейли? Алексис поджимает губы и оглядывается, чтобы удостовериться, что вокруг никого, кроме нас. – Не-е-ет. – Алексис тянет это слово, будто ноту. – Только не Хейли. С нами поедешь ты. – Она тыкает пальцем мне в ключицы. Наконец-то я точно знаю, каково мое положение на этой социальной лестнице – я нахожусь на предпоследней ступеньке. Последнюю ступень занимает Хейли, и она узнает об этом очень скоро – как только до нее долетит новость о том, что меня пригласили на день рождения Алексис, а ее – нет. – Саманта, ты и представить себе не можешь, до чего мне было грустно от мысли, что я не беру тебя с собой! Ничего, что наши мамы познакомились не тогда, когда мы ходили в ясли, а позже, зато в детском саду мы с тобой были лучшими подружками! – Ее слова сильно меня задевают. Так значит, теперь мы уже не лучшие подруги? – Я так рада, что ты поедешь с нами! И не забудь: потом нас ждет вечеринка с ночевкой. – Может быть, Хейли придет хотя бы на эту вечеринку? – уточняю я. В салоне, может, и впрямь не хватить мест для всей нашей пятерки, но в огромной спальне Алексис без труда могло бы разместиться несколько человек. – Неловко было бы ее туда приглашать, тебе разве так не кажется? – спрашивает Алексис. Как по мне, это было бы явно лучше, чем ничего, но я решаю промолчать. – И вообще, никому не говори про этот план, ладно? Не хочу обижать Хейли.