Однако, едва Раффи заметил взгляд Рэд, улыбка его потухла. Он ушел на другой край стола и больше с Каю не заговаривал. После еще нескольких партий все, кроме него, отправились спать. Раффи же отговорился тем, что пока не устал, хотя глубокие тени у него под глазами выдавали обратное. Лежа в постели рядом с Эммоном и глядя на темные балки над головой, Рэд вздохнула. А потом мягко освободилась из его объятий и тихо пошла к лестнице, ведущей на палубу. Выбравшись под темное небо, она решила, что наверху одна. Только у штурвала оставался матрос, следящий за тем, чтобы судно не сбивалось с курса, но команда на пассажиров внимания не обращала. Рэд отправилась на корму маленького парусника, чувствуя босыми ступнями грубые деревянные доски палубы. Подойдя к перилам, она сняла капюшон и запрокинула голову, подставляя ветру оплетенные плющом волосы. Вокруг было слишком темно, чтобы их кто-нибудь мог разглядеть, не подходя вплотную. – Что, и тебе не спится? Она отпрянула, настороженно выбрасывая вперед ладони. – Тени меня раздери, Раффи! Тот лишь поднял одну бровь и сделал глоток из сколотой глиняной кружки, которую держал в руке. – И раздерут, если будешь так дергаться. Рэд сменила оборонительную стойку возмущенной. И фыркнула, опираясь локтями на перила. – Думаю, что я вправе быть немного дерганой, с учетом всех обстоятельств. – С этим я спорить не стану. Раффи поболтал булькнувшей кружкой, отхлебнул вина и протянул кружку Рэд. Та приняла ее, тоже сделала глоток. Поморщилась. – Не медусийское, – заметил Раффи, забирая кружку. – Не медусийское, – согласилась Рэд. Они погрузились в уютное молчание, прислушиваясь к плеску волн о борта корабля. – Как думаешь, она вернется уже другой? – заговорил наконец Раффи. – То есть я знаю, что невозможно совсем не… измениться от такого. Но, как тебе кажется, с ней… – он запнулся, словно не в силах был подобрать слова для того, что хотел спросить. Рэд сложила пальцы в замок. Даже в сумраке, лишающем предметы красок, зелень в ее венах бросалась в глаза – неуместная в серо-синей морской ночи. – Ты пытаешься понять, не случится ли с ней то же, что со мной. Раффи ничего не ответил, и по его молчанию она поняла, что права. Диколесье зашелестело у нее вдоль спины и выпустило новые листья над лопатками. Словно подсказывая ответ. – Она сделала выбор, – тихо продолжила Рэд. – В той роще. Ты сам видел. Она вобрала все тени и превратила их в часть себя. – Но у нее не было никакого выбора, – сказал Раффи голосом, резким в тишине. – В отличие от тебя. Ты влюбилась, и потому впустила в себя корни, а она… ей пришлось закрывать врата, и она закрыла их самым очевидным способом. Это не одно и то же. – Да, не совсем одно и то же, – признала Рэд. – Но решение все равно было за ней. Раффи напрягся. Снова повисло молчание, но уже переставшее быть уютным и дружеским. Почти готовое взорваться. Рэд вздохнула и принялась заплетать волосы – и для того, чтобы занять руки, и для того, чтобы убрать пряди с лица. – Нив сделала первый шаг к тому, чтобы стать моим отражением. Потому зеркало в башне и раскололось. Она уже впускает в себя Тенеземье, как я впустила Диколесье. Под ребрами у нее созрел очередной бутон, распустившийся цветком между органами в грудной клетке. Лес соглашался. – Только во что оно ее превратит? – мучительно яростно зашептал Раффи. – Рэд, если ей придется сделать ради Тенеземья то же, что ты сделала ради Диколесья, то чем она таким будет, когда вернется? – Нив. Она будет Нив. Той, кем всегда была, – упрямо ответила Рэд и прислушалась, ожидая ростков и побегов внутри себя, чтобы узнать, что Диколесье с ней согласно. И ничего не ощутила. Она стиснула зубы, чувствуя к внутреннему лесу растущую злобу впервые с того дня, как он вернул ей Эммона. – Чем бы она ни стала, она всегда будет моей сестрой. И я сделаю для нее все что угодно. Она затаила дыхание. Ветки, оплетавшие ее бедра, едва заметно дрогнули. Раффи глубоко вдохнул. Кивнул. – Я тебе верю. Рэд отвернулась от него и принялась смотреть на воду. – К слову о доверии, – сказала она просто, – мысль привлечь к этому Каю оказалась удачной. Раффи ничего не ответил, но крепче сжал в ладонях кружку с вином. Потом запрокинул ее, допивая все залпом, и скривился. Рэд постучала пальцами по перилам. – Ты мне так и не рассказал, как она догадалась, что Нив пропала. – Перехватила письмо от Кири, – ответил Раффи, глядя на кружку так, словно та его оскорбила, посмев опустеть. – Как ей это удалось? Он пожал плечами. – Заметила того, кто нес его в мою в комнату поздней ночью, и сказала, что сама идет ко мне и передаст. И ей отдали бумагу. – Это странно, – пробормотала Рэд. – Мне никогда не приносили писем ночью. Впрочем, я вообще получала мало писем. – Она помолчала, хмурясь и прислушиваясь к тому, как у нее от беспокойства бегают мурашки и ноет в животе. – Наверное, тебе нужно… – Избавь меня от своих советов, Рэдарис. Она умолкла, щелкнув зубами. Раффи не посмотрел на нее и продолжил глядеть на воду, стиснув челюсти и сжимая кружку побелевшими пальцами. Потом закрыл глаза, вздохнул. И заговорил уже спокойно и ровно, хотя и с трудом скрывая пылающий гнев. – Ты не представляешь, как трудно избегать людского любопытства и пытаться делать вид, что все в порядке, когда пропала чертова королева. – Он покачал головой. – Так что будь добра, не смей давать мне советы. Я делаю все, что могу. – Понимаю, – тихо сказала Рэд. – И знаю, что тебе пришлось нелегко. – Понимаешь? – Глаза у него блеснули в темноте. – Ты жила в своей лесной сказке, занятая тем, что привыкала быть чем-то вроде божества, пока я старался держать все под контролем в чужой для меня стране ради женщины, которая так ни разу и не сказала, взаимна ли моя любовь, а теперь я еще и не знаю, что вообще к ней чувствую. Глубокая ночь испокон веков лучше всего подходила для исповедей. Рэд вздохнула. – Ты прав. Я не способна тебя понять и не должна указывать тебе, что делать. – Она помолчала. – Прости меня, Раффи. За все. – И ты меня. Он тоже помолчал, и Рэд почувствовала, что ему еще есть что сказать, но он не совсем понимает как. Подбирать слова для такого было нелегко. – Тебе еще снились эти сны? – спросил он наконец. – Как тот, о котором ты мне рассказывала, с деревом. – Раз или два, – ответила Рэд. – А что? – То, что мне они больше не снились. – Он казался почти пристыженным, словно отсутствие сновидений было серьезнейшим обвинением. – Только тот. Рэд ковырнула кожу возле ногтя. – Это… плохо? – По-моему, плохо, – пробормотал Раффи, устало проводя рукой по лицу. – Они перестали мне сниться, когда… когда я понял, что больше не знаю, как к ней отношусь. Ах вот оно что. – Раффи, – мягко сказала Рэд. – Все в порядке. Правда. – Мне так совсем не кажется. Мне кажется, что я ее подвожу. – Нельзя никого подвести, честно признавая собственные чувства. Голос из сновидений говорил ей, что Сердцедрево может быть открыто лишь равной любовью. А Раффи больше не понимал, какого рода любовь он чувствует к Нив. Значит, имело какое-то значение, кому именно снятся такие сны. Диколесье вновь пустилось в цвет вдоль ее позвонков. В очередной раз подтверждая, что Рэд права. – Ты замечательный друг, Раффи, – тихо продолжила она. – Именно в таком будет нуждаться Нив, когда вернется. Когда. Не если.