Глава 18. Элина – Мам, а Руслан вернется?! – спрашивает Мия обеспокоенно. Ладошкой снимает волосики, налипшие на лицо. – Конечно вернется, Крошик! – откликаюсь на автомате и всматриваюсь в окна горящего дома. Лихорадочно кусаю губы, потому что… я не уверена. Огненные языки охватили кровлю настольно, что я не уверена. Ребенок, еле-еле из-за густого дыма различимый в раме деревянного окна продолжает истошно реветь на всю улицу. Этот пронизывающий звук оседает на коже разбегающимися мурашками, которые увеличиваются в геометрической прогрессии, когда внутри здания раздается жуткий хлопок. Бог мой, я как представлю… если бы там был мой ребёнок?! Моя Мия. Обсматриваю дочь и быстро целую пухлую щечку, измазанную сладким мороженым. Кинув взгляд на завитки темных волос, вспоминаю про косынку… Сжимаю зубы, потому что злюсь. Ничего не могу с собой поделать! Сержусь в данный момент, не могу простить Алиева за то, что пошел туда, в самое пекло. Рядом с нами куча людей, в том числе мужчин разного возраста, которые отчего-то никуда не побежали. Не захотели становиться героями. Вызвали спасателей и ждут, переживают с безопасного расстояния, потому что у них есть семьи, дети. Они нужны, в первую очередь им. Необходимы своим близким и любимым. Руслан же опять ведет себя так, будто ему нечего терять. И в моменте, здесь и сейчас, не может подумать, что Мия рискует остаться без отца, которого она только-только приобрела в своей жизни. Это выводит из себя. Все эмоции, как бурная горная река, растекаются в два каменистых русла. Я одновременно хочу убить его и очень сильно, до дрожи в коленках, за него боюсь. Боюсь, что его геройство окажется роковым. Переживаю жутко, но не имею права разрыдаться и расклеиться, потому что удерживаю на руках трехлетнюю дочь. Пытаюсь справиться со ступором и трансформировать его во что-то стоящее. – Мама, почему Руслан не возвращается? – ещё раз спрашивает Мия. Кровля барака с противоположной стороны от окна, в котором ревел ребенок, резко обваливается. Из толпы вылетает коллективный вздох, перемешанный со вскриком. Голос малыша перестает быть слышным. Я не знаю, с чем это связано. С тем, что Руслан до него добрался, или же внутренние конструкции помещения обрушились. А может ребенок надышался дымом и не в состоянии больше издавать звуки? Боже. Сверлю взглядом потрепанную дверь, за которой скрылся Руслан. Краем глаза замечаю всеобщее движение, слух улавливает звук сирен, гул и рокот пожарных машин, какие-то крики. В нос проникает едкий запах гари и дыма. Но всё становится неважным, кроме этой повидавшей жизнь деревянной двери. Алиев, мать твою, я тебя убью!.. Издаю практически осязаемый стон. Я тебя люблю… Пожалуйста, появись. Ты обещал, что обязанности за дочь мы поделим на двоих. Что я теперь не одна! Я тебя из-под земли достану, если с тобой что-то произойдёт. Я просто… не переживу. Я как-то привыкла к мысли, что ты не мой! Что в твоей жизни женщин больше, чем помад в моей косметичке. Что ты никогда и никого не полюбишь, потому что в юности ты испытал потерю, которую и врагу не пожелаешь. Но вместе со всем этим я всегда незримо ощущала, что ты… как бы, просто есть! Есть на этом свете! А если не будет? То и меня, наверное, не будет! – Родители-алкаши оставили одного, скорее всего, – сквозь поток собственных мыслей слышу разговор двух женщин рядом. – Теперь еще из-за них мужик пострадает. Делать нечего ему было. Эти отморозки еще детей нарожают, им не привыкать. Отодвигаюсь подальше, чтобы не слышать этот бред. Секунда за секундой проходит, а Руслан так и не появляется. Один из спасателей проносится мимо нас, и я затормаживаю его свободной рукой. – Послушайте, там внутри мужчина и ребёнок! – кричу ему. – Где? – Вот в этом крыле, – показываю на дверь. – Задымление сильное, вряд ли… Его слов я уже не слышу, потому что дверь отворяется и появляется Руслан с ребенком лет трех-четырех на руках. Это мальчик. – Па-а-апа, – зовёт Мия и от того, в какой ситуации она в первый раз произносит это долгожданное слово, у меня из глаз вышибаются слезы. Руслан тоже это слышит, потому что находит нас взглядом и кивает. Машет рукой. Он тяжело дышит и грязный, как черт. Тут же отвожу глаза, потому что не хочу, чтобы он видел их мокрыми. Не знал, как я волновалась за него. Не знал, насколько он не безразличен мне. К Руслану тут же подбегают люди в форме, сотрудники скорой помощи, которые выхватывают у него ребёнка и что-то узнают. Он отвечает на вопросы, хлопает по спине одного из спасателей и устремляется к нам. Люди вокруг аплодируют, но Алиев не обращает внимания. – Па-па, – называет его ещё раз Мия, чем, по всем видимости, задевает жёсткую струну в его душе, потому что мрачное лицо смягчается. Секундная растерянность на нем сменяется глубокой нежностью и счастьем. Мия тянет к нему руки, а Руслан осматривает меня вопросительно: – Я весь чумазый. Я подхожу чуть ближе и всё же передаю ему Мию. Разве может какое-то платье стоить дороже такого трогательного момента между моей дочерью и ее отцом? – Па-па, – повторяет ещё раз детский голосок, а маленькие руки обвивают мужскую шею. – Стоило так постараться, куколка, – произносит Руслан сдавленно. Отворачиваюсь, чтобы скрыть собственные слезы. Медленно передвигаю ноги в сторону дома. Я ошарашена и взбудоражена тем количеством эмоции, которые, оказывается, сидят внутри меня и полностью посвящены этому мужчине. Возле лифта жду Руслана с Мией. Молча заходим внутрь. Глазею на свои сложенные на груди руки. Взгляд не поднимаю, боюсь, если это случится, то я сорвусь. Слечу с катушек. Он не издаёт ни звука. Ощущаю, как его взгляд перебегает с моих волос на опустившиеся ресницы, щеки, шею, оголенные плечи. Мия как обычно сканирует мое настроение и тоже старается не нарушать тишину. Лифт останавливается, и я открываю входную дверь в свою квартиру, стряхиваю с ног обувь. – Я умоюсь? – спрашивает Руслан, отпуская Мию. – Умойся, ванная там же, – выговариваю ровно. – Мия, пойдем переоденемся. На автомате бреду в детскую, быстро натягиваю на дочь белую майку, подумав о том, что её тоже неплохо было бы искупать. Мия остается играть в гостиной, а я иду в спальню, и минуту изучаю свое отражение в зеркале. Что со мной творится?! Стираю салфеткой подтекшую тушь. Облизываю сухие губы. Зачем-то приглаживаю идеально прорисованные коричневые брови. Прикусываю костяшки пальцев до ощутимой боли… А потом хватаю из шкафа белое махровое полотенце, выскальзываю в коридор и упираюсь лбом в закрытую дверь ванной комнаты…