– Нет, Руслан, – спокойно проговариваю. – Завтра с утра у меня доставка. – Доставка? – хмурит брови. – Что привезут? – Хмм. новую кровать, – отзываюсь и вспыхиваю. – Заманчиво, – тянет он и заводит двигатель. Демонстрирую ему язык и отворачиваюсь к окну. – Ну, поедем, хоть кофе попьем? Или что хочешь?! На секунду задумываюсь, откидываю голову на спинку сидения и прикрываю глаза. – Конфеты хочу. Любимые свои. Они… – Знаю. В золотистой упаковке, – кивает Руслан и наблюдает, как я изумлённо скашиваю на него взгляд. – Что смотришь? – продолжает. – Мне не нужны блокноты, чтобы знать, что ты любишь. – Боже, как это романтично, – счастливо улыбаюсь. Мило болтая, доезжаем до ближайшего супермаркета, где Руслан покупает мне упаковку конфет, и мы заказываем кофе. После этого добираемся до смотровой площадки и выходим на улицу. Перед нами весь город словно на ладони. Ночные огни красиво переливаются и собираются в незамысловатые узоры. На улице стало слегка теплее, ветер поутих и мне вдруг становится весьма… уютно. Очень уютно. Здесь. С ним. Со стаканом кофе в руке и с любимой конфетой во рту. – Можно? – спрашивает Руслан, подступая сзади и крепко обнимая. – Да, – тихо проговариваю и слабею в его руках. Всем телом чувствую, даже через кучу слоёв одежды. Некоторое время, молча любуемся на шикарный вид, наслаждаемся близостью друг друга. – Как твои дела? – спрашиваю, чуть поворачивая голову и утыкаясь лбом в колючую прохладную щеку. – В целом, хорошо, – отвечает сипло. – Только… одиноко. – Хмм… А раньше не было? – Нет. Ты знаешь… Его голос потухает. Руслан будто ведёт борьбу с собой, а я не препятствую. Доверие – продолжительный процесс и его нельзя выклянчить. Это то, что человек должен передать сам… Добровольно… – Помнишь, рассказывал тебе про Катю? – наконец-то произносит он и тут же добавляет. – Только не обижайся, ладно? – Продолжай, – выговариваю. – Она… умерла. Мы были совсем юные. Ни о чем не думали. Дорвались до секса, – горько усмехается. – Она забеременела, и вроде бы все были не против, чтобы Катя родила. Мы бы поженились. Все… кроме ее матери, которая обманом отвезла её на аборт. Даже не в больницу, а к какой-то бабке в деревню. Катя умерла. Не успели спасти в больнице. – Какой ужас, – шепчу на выдохе. В последнее время я сверхсентиментальна, потому что из моих глаз выскальзывают жгучие слезы. – Было полнейшее ощущение, что я умер тоже. А самое страшное… Наступило одиночество. Я начал встречаться… хмм… с девушками. Почувствовать больше ничего не мог, внутри будто выжгло всё. Но и одиночество просто не выносил. Может, кто-то осуждает меня. Знакомые, друзья смеются, пытаются на эту тему подшучивать. Мне похер. Одиночество – это то время, когда начинают одолевать трудные мысли. Когда ты один на один с собой. Фокус внимания уходит вглубь, понимаешь? – Понимаю. Конечно, понимаю, Руслан, – отвечаю, пальцем утирая слезы. – Не плачь, – ещё сильнее обнимает и нежно касается теплыми губами щеки. – Я очень тебе благодарен. Честно. Ты спасла меня от одиночества. И что бы там ни придумала, я вас никуда не отпущу. Глава 42. Элина – Привет, – натянуто улыбаюсь и прохожу в гостиную. – Какие люди и без охраны, – произносит мама равнодушно, а после чуть поджимает губы. Не обращая внимания, целую в щеку. Я давно привыкла к тому, что бабушка моей дочери не берет в расчет других людей и их настроение. Так уж завелось. Высказать свое ценное мнение для неё гораздо важнее. С тех пор как мама нелицеприятно отозвалась о Руслане, мы практически не общались. Сегодня с утра позвонил отец и попросил привезти Мию на выходные, и я решила, что пора бы уже наладить отношения. Но сейчас вижу, что просто не будет… – Как здоровье? – спрашиваю, размещаясь на мягком диване. Дочка осталась на улице, с дедушкой. Они убирают снег и планируют покататься на санках. – Странно, что тебя это волнует. – Мам, – чуть придвигаюсь ближе и головой склоняюсь к родному плечу. – Может, хватит?! – Что?! – удивлённо восклицает. – Хватит изводить меня. Да, я всю свою жизнь не идеальна. Не так одевалась, не так красилась. Ребёнка вот родила рано. Теперь не того мужчину выбрала. – Не того, – подтверждает, но приподнимает руку и закидывает ее мне за спину, подминая к себе поближе. – Ох, не того. Жалеть будешь. Локти кусать. Вову вспоминать как лучшее, что с тобой было. Сжимаю пальцы в кулаки, ощущая, как слезы уже нашли дорогу и пытаются выскользнуть из глаз. – Я люблю тебя, – говорю, всхлипывая. – И его люблю. Мне хоть разорвись. Мама эмоционально качает головой. – Ну, моя девочка, разрываться точно не стоит. Хочешь – живи. Потом не реви, как я. У нас все будет по-другому. Точно. После концерта мы целовались в машине, как подростки, до четырёх утра. Имелось дикое желание пригласить Руслана к себе, чтобы завершить досрочно «испытательный» срок. Но на удивление он даже не просился. Проводил до квартиры. Жарко поцеловал и без того истерзанные губы и ретировался. Железный человек. У него между ног будто камень вырос, а он укатил к себе. С одной стороны, конечно, правильно. Мия с утра проснется, а в доме пусто. Может испугаться или заплакать. Всё правильно. Но, блин… – Не буду реветь. Я в Руслане уверена. Теперь точно… – Ой ли… Мама скептически фыркает, но по голове гладит и мне вдруг спокойно становится. – Не вздумайте пока второго рожать! Замираю, а потом нервно смеюсь. – Боже, – вскрикивает мама. – Уже, что ли? Положительно киваю, инстинктивно прикрывая животик ладонью. Моему малышу почти два месяца. Давно догадывалась, но тест решилась сделать только вчера. Я о-очень надеюсь, что это мальчик с умными серыми глазами. У Алиева просто обязан родиться сын! Такой тестостерон надо передавать из поколения в поколение. – Дурочка ты моя, – произносит мама, утирая собственные слезы. – Как чувствуешь себя? – И ничего я не дурочка, – сердито бодаюсь головой в мягкое плечо. – Чувствую себя нормально. Всё время хочется конфет и поспать… А еще поплакать. – С конфетами поаккуратнее. Гестационный сахарный диабет – не шутка, – ворчит мама, а я снова заливаюсь смехом. – И за рулём поосторожнее. Где твой Ромео престарелый? Так и передай, что матушка Капулетти смилостивилась и готова закопать топор войны в снегу. – Спасибо, мам, – шепчу, счастливо улыбаясь. – Я передам. Престарелый Ромео. Алиев будет в экстазе. – Где внучка моя первая? – спрашивает мама, вставая и проходя к окну. – С отцом твоим опять? Бабник он и в старости бабник. – Может, вам стоит поговорить в открытую, мам? – невольно улыбаюсь, когда Мия пытается кинуть в деда снежком. – Говорили уже, – переводит ироничный взгляд на меня мама. – Твой отец только с солдафонами умеет общаться. Вздыхаю и немного нахмуриваюсь. Ладно. Мне бы со своей жизнью разобраться. – Я поеду, – произношу, снова ныряя в теплую подмышку. – Звоните, если что. И пожалуйста, после улицы сухие носочки оденьте. Боюсь, что Крошик опять заболеет, а у меня работа. – Работа у неё. Вот Настя-то обрадуется твоему положению. Чёрт. Это мой главный страх. Громова ушла в декрет, понадеявшись на меня, а я за ней туда же собралась.