— Вы знаете, куда собирался ваш брат? — Он нам не брат, — голос старшего сына Кратца звучал, несмотря на испуг, твердо и упрямо. — Он приемыш. И вы уж точно не раз ему об этом напоминали… Симон вздохнул. — Итак, еще раз. Вы знаете, куда собирался Антон? — Захотел к остальным, — мальчик смотрел ему прямо в глаза. — К кому «остальным»? — К другим сиротам, к кому же еще. Они всегда собирались у Речных ворот. Вот он и захотел опять к ним. Я еще в четыре часа видел с ним рыжую Софию. У них прям что-то важное было. Шушукались, как идиоты. Симону вспомнилась девочка, которую он всего пару часов назад спас от хорошей взбучки. Рыжие волосы, дерзкий взгляд. В двенадцать лет София, похоже, успела нажить себе кучу врагов. — В самом деле, — вмешался отец. — Они и вправду часто встречались у Штехлин. София и Марта, обе они ведьмовские отродья. Мой сын на их совести! Это они нарисовали ему дьявольский знак, уж точно! Его жена снова принялась рыдать, так что ему пришлось ее успокаивать. Симон подошел к трупу и осторожно перевернул его на живот. На правой лопатке действительно был такой же символ, как и у Петера. Хоть уже и не такой отчетливый — кто-то пытался его смыть. Но краска въелась глубоко под кожу, и знак выделялся на плече мальчика. Симон почувствовал, как сзади подошел Клемент. Он с ненавистью воззрился на знак. — Это Штехлин сотворила. И София, — прошипел он. — Точно. Сжечь их надо обеих. Лекарь попытался его успокоить. — Штехлин в тюрьме, она не могла этого сделать. А София еще совсем ребенок. Неужели вы верите, что ребенок… — В девочку вселился дьявол! — закричала сзади Агата. Глаза ее покраснели от слез, лицо побледнело и распухло. — Дьявол в Шонгау! И он заберет всех наших детей! Симон еще раз взглянул на блеклый знак на плече мальчика. Не было сомнений, что кто-то безуспешно пытался его стереть. — Кто-нибудь из вас пытался его смыть? — спросил он громко. Отец мальчика перекрестился. — Мы даже не прикасались к печати дьявола, да поможет нам бог! Остальные члены семьи тоже качали головами и крестились. Симон вздохнул. Убеждать здесь было бесполезно. Он попрощался и вышел в темноту. Позади себя юноша услышал, как снова начала рыдать Агата, а старый лавочник принялся бормотать молитвы. Тихий свист заставил его обернуться. Ищущий взгляд заскользил по переулку. В темном углу к стене прислонилась маленькая фигурка. Это была София. Симон огляделся, вошел в тесный переулок и наклонился к девочке. — В последний раз ты от меня сбежала. — Я и в этот раз от тебя сбегу, — ответила она. — Но сначала выслушай. Про Антона спрашивал какой-то мужчина, чуть раньше перед тем, как его зарезали. — Мужчина? Но откуда ты знаешь… Она пожала плечами, улыбка скользнула по ее лицу. Симон мельком подумал, какой же она станет лет через пять. — У нас, сирот, по всему городу уши. Это спасает нас от побоев. — И как он выглядел, тот мужчина? — Большой. В плаще и шляпе с широкими полями. На шляпе перо. И на лице длинный шрам. — И все? — У него была костяная рука. — Не говори чепухи! — Он расспрашивал у плотогонов на реке про дом Кратца, а я пряталась за бревнами. Левую руку он все время держал под плащом, но один раз тот слетел. И рука на солнце была белой. Костяная рука. Симон наклонился еще ближе и обнял девочку за плечи. — София, я тебе не верю. Лучше всего будет, если мы сейчас вместе пойдем к… София стала вырываться. Глаза ее от злости наполнились слезами. — Никто мне не верит. Но это правда! Человек с костяной рукой зарезал Антона. Он хотел встретиться с нами у реки, а теперь мертвый… — голос девочки превратился в плач. — София, мы обо всем можем… Девочка вывернулась из хватки Симона и побежала по переулку. Через несколько шагов она уже слилась с темнотой. Симон хотел было броситься за ней, но тут заметил, что с пояса пропал кошелек с монетами, на которые он собирался купить новую одежду. — Ах ты… Он взглянул на кучи помоев и фекалий в переулке. Потом решил, что гнаться все равно бессмысленно. Вместо этого он отправился домой, чтобы, наконец, хорошенько выспаться. 5 Четверг, 26 апреля 1659 года от Рождества Христова, 7 утра Погрузившись в раздумья, Магдалена перешла мост через Лех и побрела по грязной дороге в направлении Пайтинга. В мешке у нее на плечах лежали кое-какие травы и девичий порошок, который она приготовила еще вчера. Прошло уже несколько дней, с тех пор как она обещала занести его старухе Даубенбергер. Старой знахарке было за семьдесят, и она ходила с трудом. Несмотря на это, для Пайтинга и всей округи она еще оставалась деревенской знахаркой, которую везли к себе, если случались тяжелые роды. Катарина Даубенбергер приняла на свет сотни детей. Славу ей принесли ее руки, до сих пор способные вытянуть даже самого упрямого малыша. Она слыла повитухой и целительницей, и священники с врачами смотрели на нее с недоверием. Хотя болезни она определяла неизменно точнее и лечила не в пример лучше. Отец Магдалены частенько ходил к ней за советом. В качестве небольшого одолжения он снабжал ее девичьим порошком. Ведь ему самому могли бы в скором времени понадобиться от нее какие-нибудь травы. Когда Магдалена прошла мимо первых домов Пайтинга, она заметила, как крестьянки оборачивались ей вслед и шептались. Некоторые крестились. Дочери палача в деревне мало кто радовался. Многие полагали, что она была в сговоре с Вельзевулом. Верили также, что красота ее досталась ей не иначе как после сделки с самим сатаной. И обещала она ему уж не меньше, чем собственную бессмертную душу. Магдалена никого не переубеждала — так она, по крайней мере, могла хоть уберечься от назойливых ухажеров. Не обращая больше внимания на крестьян, девушка свернула в правый переулок и вскоре вышла к маленькому покосившемуся домику знахарки. Она сразу заметила, что чего-то недоставало. Ставни, несмотря на погожее утро, были закрыты, травы и цветы в садике перед домом частично затоптаны. Магдалена подошла к двери и дернула ручку. Заперто. Она уже поняла: что-то не так. Даубенбергер слыла особенно гостеприимной, и Магдалена еще ни разу не видела, чтобы ее дом был когда-нибудь заперт. Каждая местная женщина могла в любое время обратиться к старой целительнице за помощью. Магдалена с силой застучала в дверь. — Даубенбергер, ты здесь? — закричала она. — Это Магдалена из Шонгау! Принесла девичий порошок! Прошло некоторое время, и сверху открылось чердачное окно. Катарина недоверчиво посмотрела на девушку. Что-то беспокоило старуху, морщин на лице появилось больше прежнего. Она выглядела бледной и усталой. Узнав гостью, она не сдержала улыбку. — Так это ты, Магдалена? — крикнула она. — Хорошо, что пришла. Ты одна? Девушка кивнула. Знахарка внимательно оглядела окрестности и скрылась в доме. Заскрипела лестница, отодвинулся засов, и дверь, наконец, отворилась. Даубенбергер торопливо завела девушку внутрь. — Что стряслось? — спросила Магдалена, когда вошла. — Отравила бургомистра? — Что еще может стрястись, глупая курица! — огрызнулась знахарка и поворошила угли в печи. — Прокрались они ко мне ночью, молодчики из деревни. Хотели дом поджечь. Да вовремя подоспел Михаэль Кессль, староста, прогнал всех. Иначе быть мне теперь мертвехонькой. — Это из-за Штехлин? — спросила Магдалена и села на шаткий стул возле печи. После долгой ходьбы у нее ныли ноги. Катарина кивнула. — Каждая знахарка теперь снова станет ведьмой, — проговорила она. — Прямо как во времена бабушки, ничего не поменялось с тех пор. Она села рядом с Магдаленой и наполнила кружку темным ароматным отваром. — Выпей-ка вот, — сказала она. — Мед, пиво и аква эведра. — Аква чего? — спросила Магдалена. — Вытяжка хвойника. Снова на ноги поставит.