– Она застряла, – посетовала Марта, стоявшая на табуретке, перед снимками. Карин потянулась, чтобы помочь старушке снять фотографию, но случайно задела соседнюю и успела поймать ее в последний момент. – «Сестры Элловен», значилось на обратной стороне. На снимке были запечатлены две женщины лет тридцати на мостках в солнечный летний день. Одна из них закрепляла канат парусной яхты. – Это вы? – спросила Карин, и Марта кивнула. – Можете снять снимок? – Пожалуйста, – Карин протянула нужное фото Марте, и они вернулись в кухню. – Мы с Арвидом, – сообщила Марта. Карин узнала ее на фото. Мужчина в спортивной одежде в одной руке держал лопату. Другой рукой он обнимал Марту за плечи. Вид у них был такой, словно они только что хорошо посмеялись. – Фото сделано у нас в саду. Мы сажали вон те розовые кусты, – Марта показала в окно. Только сейчас Карин заметила, что стекла были старые, неровные с застывшими пузырьками воздуха. – Он звал меня Пи, от английского названия горошка и еще потому, что я интересовалась математикой. Карин бросила взгляд на журнал с судоку, лежащий на подоконнике. И перьевую ручку. Сама Карин пользовалась шариковой и предпочитала кроссворды. – Вы встречались? – поинтересовалась полицейская. Марта усмехнулась. – Нет, он был мне как брат, – ответила она и продолжила историю. Нейтральным тоном Марта описала уютную виллу на улице Местерутса 21 в Дебреценне. Черный рояль, на котором играла мать, высокий дубовый шкаф, где хранили подарки на дни рождения, Тиш, любимую курчавую собаку. Кузенов Исмаэля и Гертруду, приехавших их навестить, и младшего брата, запускавшего игрушечный поезд на ковре в холле. Потом громкий стук в дверь, грохот сапог на лестнице, дребезжание перил. С каждым словом тон становился все резче и холоднее. – В тот день было холодно, дождливо и темно. Темно как ночью. В доме царила атмосфера безнадёжности. Тишину нарушили крики людей и звуки выстрелов немецких пистолетов. Пистолетов, оборвавших жизнь многих евреев. Тогда еще мы не понимали масштабов происходящего. Писателей, пианистов, художников, соседей, матерей, сестер, братьев, отцов и сыновей убивали без разбору. Евреев отправили в гетто, а имущество конфисковали. Марта помнила, как мать решала, в какие штаны одеть брата. – Короткие или длинные? Если я одену на тебя короткие, ты будешь выглядеть как ребенок, если длинные – как взрослый. Ребенка оставят с матерью и сестрой, взрослого отправят работать. Она остановилась на длинных. По приезду в лагерь, папу с братом отправили на работы, а ее с матерью оставили в лагере. Кузенов послали в душевую. Мама смотрела, как они идут рука об руку и переживала, что они могут потерять друг друга в толпе, она спросила, можно ли ей пойти с ними и подождать снаружи. Но позже когда они с мамой сортировали одежду, им попались красное пальто и красные туфельки Гертруды. Женщина умолкла и сложила руки так, словно что-то бережно прижимала к груди. Ее взгляд был темным и непроницаемым. Марта погрузилась в свои воспоминания. Однажды ночью в ее барак прокрался немецкий офицер. Он прижался к ней сзади и накрыл рот рукой, чтобы она не могла закричать. В ладони у него был хлеб, и она была ужасно голодна. Марта позволила ему сделать с ней то, что он хотел. Позже она обнаружила, что он украл ее шапочку. Узников без нее на утренней перекличке расстреливали, он это прекрасно знал. Она помнила, как холодно было в то утро, когда она вместе с женщинами шла босиком к месту казни. Она помнила свою бритую голову, голод, мысли, безразличие, вопросы к Богу, который их оставил. Каким-то чудом пули ее не задели. В ту ночь она вылезла из-под груды тел в канаве, сняла одежду с трупа и убежала. Много раз она думала о том, что, может, лучше было бы умереть, чем жить со всеми этими воспоминаниями. Марта хорошо видела в темноте и передвигалась только по ночам. Днем она пряталась. О том, что спустя много лет тот немец появился в Марстранде под чужой фамилией и не узнал ее, догадалась только Марта. Она же мигом отыскала его и больше не спускала с него глаз. – Мне удалось сбежать и добраться до Лондона, где жили коллеги моего отца. Гилберт Стернквист и его жена Алиса помогли мне. Они приняли меня как дочь. Я выросла с Арвидом и его братом Руне. Марта показала на фото. – Когда семья Арвида вернулась обратно в Швецию, я поехала с ними. Сначала в Люсечиль, откуда была родом мать Арвида Алиса, позднее в Гётеборг. В Марстранде у них был летний домик. Все члены семьи стремились помогать людям. Например, они помогали евреям получить свои деньги из банков и вернуть собственность, конфискованную во время войны. Когда родители Арвида состарились, мы с ним продолжили их дело. Брат Арвида пошел по следам отца и выучился на юриста, а он сам получил экономическое образование, чтобы лучше управлять семейным бизнесом. – Бизнесом? – У них была транспортная компания. Сперва, помощь евреям была благотворительностью, но людей, которым она нужна была, становилось все больше и больше, и мы открыли для этого специальные отделения компании. Одно в Лондоне, другое в Гетеборге. Братья работали вместе с отцом, пока он не передал им все дела. Карин смирно слушала, но потом не выдержала. – А Сири? Когда она появилась в этой истории? – Сири? – покачала головой Марта. – Никогда, насколько я знаю. Карин чувствовала, что женщина что-то от нее скрывает. Но это объяснимо, учитывая, сколько ей пришлось пережить. Она привыкла всегда быть настороже и не доверять людям, пока не узнает их получше. Карин понимала, что ей приходится нелегко. – Слушая ваш рассказ, мне сложно представить Сири и Арвида вместе, вот почему я спрашиваю, – сказала Карин. – Мне она не нравится. Арвиду не стоило на ней жениться, – отрезала Марта. Карин хотела сказать, что разделяет ее мнение, но удержалась. – Как они познакомились? – спросила она. – Она устроилась секретаршей к юристу их компании. Красные губы, высокие каблуки. Стенографировать и печатать она почти не умела, но зато легко находила язык с коллегами-мужчинами. Постоянно устраивала встречи один на один, и лучше не знать, что происходило на этих встречах. Но, видимо, результат от них был, поскольку она потом вышла за одного из акционеров Вальдемара фон Лангера. «Было что-то в тоне, которым она произнесла это имя», – подумала Карин. – Она сразу положила глаз на братьев Стеркнвист. Сгодился бы любой из них. Сири интересовали только деньги. Помощь евреям она считала пустой тратой времени. Не только она, кстати. Многие тут симпатизировали нацистам и не интересовались зверствами, которые те творили в концентрационных лагерях. Марта покачала головой. Слезы все были выплаканы. Ничего не осталось. Трудно было продолжать рассказ. Карин поняла это и начала задавать вопросы, но Марта отвечала односложно. Карин глянула на часы, гадая, когда будет автобус в Гетеборг. – Дорис, – ответила Марта на вопрос про расписание. – Простите? – Моя соседка, Дорис Гренлунд, такси каждую пятницу отвозит ее к дочери в Гетеборг. Можешь поехать с ними. Тебе же туда нужно? Карин кивнула. Марта вышла в прихожую. После короткого телефонного разговора она вернулась на кухню. – Такси приедет через двадцать минут. Можешь подождать у меня. Карин начала разглядывать картины, чтобы убить время. – Роланд Свенссон, – прочитала Карин. Картина была черно-белой. Мотив – гавань с лодками, вытащенными на берег, и каменным домиком. Марта подошла и встала рядом. – Острова в Атлантике, – сказала Карин. – Ты знаешь этого художника? Поразительно. Он также написал много книг, но мало кто его знает даже как живописца. Сними ее, я кое-что покажу. Карин аккуратно сняла фотографию, предварительно запомнив, как она висела. Марта бережно приняла ее из рук Карин и перевернула, чтобы показать женщине надпись на обратной стороне: старомодным ажурным почерком было выведено: «Марте с благодарностью». Карин показала на цифры «12,56» и спросила, что они означают. – Фотографии должны висеть в определенном порядке. Какое-то время они были развешаны по годам. – Она показала на первую. – Самая старая висела там, а за ней те, что помоложе. Она говорила о снимках как о живых существах. – Но потом оказалось, что я не могу точно датировать парочку фотографий, и мне пришлось поменять систему. – И как они теперь развешаны? – спросила Карин. – По солнцу. Самая темная висит там, где ее лучше видно днем, когда светит солнце, а остальные там, где темнее. Карин подумала, что в этом есть определенный смысл. Вся правая стена гостиной была занята книжными полками. Книги были аккуратно расставлены, соревнуясь за пространство с вазами и декоративными фигурками. Здесь были тома на все темы: от «Основы греческой математики» до «Научись понимать свою кошку». Видно было, что разговор утомил старушку, и пора было уже уходить. Стоя в прихожей в куртке и ботинках, Карин подумала, что можно не скрывать от Марты причину смерти Арвида. – Мне горько говорить вам это, но Арвид умер в результате отравления. Карин не знала, какой реакции ждала от пожилой дамы, но вряд ли равнодушие. Эта новость Марту нисколько не шокировала. – Я и не верила в несчастный случай, – сказала она. – Арвида нашли в кладовке на острове Хамнесшер – это там, где маяк Патер Ностер. Как вы думаете, что он мог там делать? – Сегодня мало кто в этом признается, но в те годы многие поддерживали нацистов. От этой информации толку было мало. – Я знаю, мне очень жаль, но Арвид умер между 1963 и 1965 годами, через двадцать лет после окончания войны. – Формально да, но не для всех. Мать Арвида Алиса однажды так высказалась о жителях Люсечиля. Погоди-ка, я вспомню, что она говорила. – Громким и четким голосом она начала декламировать по памяти: В этом городе все привыкли держать рот за замком, Здесь живут люди, не любящие совать нос в чужие дела,