– Нет, что ты, сразу же видно, что у нее южная кровь в жилах течет, – покачал головой Костя. – Видишь, ничего страшного в усыновлении детей нет. И мальчик такой трогательный… Так о сестренке заботится. – Я тоже сразу подумала о том, что у старшего ребенка в такой ситуации вырабатывается чувство ответственности, – призналась Натка. – И моему Арсению это было бы совсем нелишним. И все-таки у меня столько вопросов, как жаль, что воспитание не позволяет мне подойти к незнакомым людям и напрямую спросить, как они на такое решились и какие трудности преодолевали. – Поверь, Натка, на все вопросы ты обязательно получишь ответы, – серьезно сказал Костя. – Все будет хорошо, вот увидишь. В половине пятого вечера они двинулись в дальнейший путь. Натка с интересом смотрела по сторонам. Всегда любопытно рассматривать населенные пункты, в которых ты никогда не был. А еще придумывать биографии людям, которые тут живут. Например, в Рассказове по вечерам можно собираться вместе и рассказывать друг другу сказки или фантастические истории. В Красных Гривках – купать коней, разумеется, красных, как на знаменитой картине Петрова-Водкина, в Большой Осиновке собирать подосиновики, а в поселке Светлый совершать только добрые дела. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как они оказались сначала в Саратове, а потом и в конечном пункте своего назначения – Энгельсе. Часы показывали половину девятого вечера – еще масса времени для того, чтобы спокойно поужинать перед тем, как лечь спать. И ужин оказался вкусным, и спала Натка хорошо, сквозь сон слыша через открытое на ночь окно, как плещет Волга. Гостиница, заказанная Костей, находилась на берегу реки, и ветер оттуда дул, несмотря на дневную жару, уже по-предосеннему свежий. И проснулась Натка утром, полная решимости действовать по обстоятельствам, какие бы они ни были. Заведующая домом ребенка встретила их неласково. С точки зрения Натки, выглядела она именно так, как и полагается чиновнице средней руки, директору казенного дома. Лет пятидесяти с солидным гаком, дородная, с собранными в строгую кучку волосами на голове, выкрашенными в неестественный цвет спелой вишни, отсутствием следов ухода на лице, зато с ярким и не очень аккуратным макияжем. Одета она была в строгое синтетическое платье с короткими рукавами, сильно блестевшее на солнце. Одетая в мятые льняные брюки и хлопковую размахайку, Натка тут же почувствовала себя несолидной и вызывающей подозрение особой. По крайней мере, смотрела на нее директриса именно так, как смотрят на несолидную и вызывающую подозрение особу. – Вы меня, наверное, помните, – начал разговор Таганцев. – Я два месяца назад приезжал проведывать девочку, Настю Васильеву. Мы бы с женой снова хотели ее повидать. Надо же, на слове «жена» он не запнулся даже. – У нас постоянно ходят смотреть детей, – сообщила директриса, которую звали Мариной Васильевной. – Всех не упомнишь. – Мы бы хотели познакомиться с Настюшей, чтобы окончательно решить вопрос о ее удочерении, – просительные нотки в голосе Кости Натка за несколько лет знакомства, пожалуй, слышала впервые. И с чего бы это бравый капитан так оробел? – Вот так прямо и удочерение? – в голосе директрисы звучала ирония. – Милые вы мои, вы хотя бы отдаленно понимаете, как эта система работает? – Нет, – честно признался Костя. – Но мы уверены, что как раз вы нам все и объясните. – Так ведь это в мои служебные обязанности не входит, – директриса развела руками. – У нас проблемы с усыновителями нет. Очередь желающих существует. Вы разве не знаете, что за последние десять лет детей в детских домах стало меньше в три раза? Сейчас модно это стало – приемных детей в семьи брать. – Может, все же не модно, а просто общество стало более гуманным? – поинтересовалась Натка. От цинизма директора дома ребенка ее почему-то коробило, хотя этому качеству в людях она уже давно не удивлялась. – Да как хотите, так и считайте, – директриса махнула рукой. – Но у нас постоянно приходят знакомиться с детьми. И Настя Васильева пользуется большим спросом. Это и неудивительно. Наследственность у нее хорошая, генетических отклонений нет, врожденных заболеваний тоже. Три семьи ею интересуются. «Спрос» тоже звучал цинично, как будто речь шла не о двухлетнем ребенке, а о товаре в магазине. Натка почувствовала, что начала закипать. Костя, видимо, почувствовал это тоже, поэтому взял ее за руку, призывая сохранять спокойствие. Только скандала им сейчас не хватало. – Мы приехали из Москвы специально, чтобы повидать Настю, – сказал Таганцев директрисе. – Мне кажется, что в этом нет ничего противозаконного. Мы же не просим отдать нам ее в гостиницу или погулять по улице. – Еще бы вы просили. – Мы просто поздороваемся с ней, подарим игрушку, если вы разрешите, то конфет. Причем для всех детей хватит. И еще мы будем очень вам благодарны, если вы все-таки введете нас в курс дела, куда нужно обращаться, когда мы примем окончательное решение об удочерении. – Ребенка повидать разрешу, – вздохнула Марина Васильевна. – Но только на полчаса и в присутствии воспитателя. – Конечно. – А что касается процедуры усыновления, то это далеко не так просто, как вам кажется. Сначала вам придется пройти обучение в школе приемных родителей. – Где? – не поверила своим ушам Натка. – Ну да. Это требование законодательства. Заявление можно подать на сайте госуслуг. Причем школу можете выбрать не по месту жительства ребенка, а по своему. То есть раз вы из Москвы, то психолого-педагогическую и правовую подготовку можете пройти там. Вам нужно обратиться в орган опеки и попечительства. Подготовка необходима для формирования у граждан воспитательных и родительских навыков, определения ресурсов семьи для содержания и воспитания ребенка, охраны его прав и здоровья. На занятиях вы узнаете основы законодательства Российской Федерации в сфере защиты прав детей, оставшихся без попечения родителей, права и обязанности усыновителей, существующие формы профессиональной помощи, поддержки и сопровождения семей, принявших на воспитание детей, оставшихся без попечения родителей. Директриса бубнила так монотонно, что Натка вдруг почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. – По окончании школы вам будет необходимо получить заключение о возможности быть усыновителем, а после этого встать на специальный учет. – Куда встать? – снова не поняла Натка. – На учет в качестве усыновителя. Если вы еще не знаете, кого решили усыновить, то следующий шаг – подобрать ребенка. – Да мы как раз уже, – влез в разговор Костя. – Ну, значит, повидаете ребенка еще раз. Следующий шаг – обратиться в суд с заявлением об усыновлении. А в случае вынесения судебного решения в вашу пользу зарегистрировать усыновление в органах ЗАГС. Услышав про суд и его решение, Натка слегка приободрилась. Она была уверена, что Лена им обязательно поможет. Не в плане решения суда, разумеется, а просто информацией и профессиональной юридической консультацией, куда идти и что делать. Попрощавшись с Мариной Васильевной, Натка с Таганцевым прошли во внутренний дворик дома ребенка, куда детей как раз вывели на утреннюю прогулку. Младшая группа гуляла отдельно от старшей. Увидев малышей, похожих на нахохленных воробьев, Натка вдруг почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она хорошо помнила Сеньку в его три года. Ее сыночек, которого она в силу обстоятельств растила одна, никогда не испытывал недостатка в ласке, любви и внимании. Он и выглядел совсем по-другому: улыбчивый, розовощекий пухляш, в глазах которого светились огромное любопытство и полное доверие к окружающему миру. Для Сеньки с самого рождения мир был внимательным, дружелюбным и полным абсолютной любви. Эти же малыши в массе своей были худенькие и бледные, а в их глазах отражались недетская скорбь и какая-то мудрость, совершенно несоответствующая возрасту. Они даже двигались не так, как остальные дети – подвижные, неугомонные, шебутные. Словно привыкли жить с оглядкой, стараясь не нарушать правил. – Настюша! – закричал стоящий рядом Таганцев. – Настенька, иди сюда. От группки детей, которые увлеченно играли на лавочке какими-то куклами, отделилась маленькая девочка с белокурыми кудряшками, оглянулась на воспитательницу, спрашивая разрешение, получив милостивый кивок, двинулась на тоненьких, похожих на веточки, ножках в сторону Натки и Кости. Ручки у нее тоже были как веточки, а когда она подошла поближе, у Натки перехватило дыхание от синевы огромных, в пол-лица глаз. Ну да, Таганцев говорил, что у этого ребенка совершенно потрясающие глаза. Натка вдруг подумала о том, что совершенно не подготовилась ко встрече. Что говорят в таких случаях? Называют свое имя? Спрашивают имя ребенка? Но они же уже знают, что девочку зовут Настей. Сразу протянуть куклу или подождать? И вообще, что сейчас думает этот маленький человечек? На что надеется? Ответ на этот вопрос появился незамедлительно. Остановившись перед присевшей на корточки Наткой, Настя уставилась ей прямо в лицо своими невообразимыми глазищами и требовательно спросила: – Ты – моя мама? Мир остановился. Исчез куда-то гомон детских голосов, прерываемый резким покрикиванием воспитательницы. Солнце перестало слепить глаза. Не хрустел песок под тонкой подошвой босоножек. Не дышал взволнованно рядом Таганцев, надежный, любящий, верный Костя, который фактически силой привез ее в Энгельс. – Нет, – сказала Натка тихо. – Я не твоя мама, малыш. И не увидев, а скорее почувствовав, как вздрогнул от этих слов Таганцев, добавила поспешно: – Но я бы очень хотела ею стать. * * * Несмотря на раннее утро, термометр уже показывал двадцать шесть градусов. Ну да, днем обещали плюс тридцать два, невиданное дело для августа. Хорошо, что залы заседаний оборудованы кондиционерами, иначе работать было бы вообще невозможно. Доехав до работы и вознеся хвалу небесам за то, что моя машина сегодня не выдала мне никаких возможных приключений (как бы я в отсутствие Таганцева с ними справлялась, интересно), я поднялась в свой кабинет, где на столе уже стояла обещанная Машкой корзина, из которой выглядывал кабачок. Огурцы, перцы, помидоры и зонтики укропа тоже были на месте. Я вздохнула и переставила корзину на стул, задвинув последний под стол для посетителей. Не хватало еще, чтобы визитеры видели в кабинете федерального судьи выставку урожая. В кабинет заглянул мой помощник Дима. Улыбка у него была ехидная. Знамо дело, из-за корзины, почему бы еще? – ЕленСергеевна, – скороговоркой произнес он, – доброе утро. Кофе будете? – Буду, Дима, – вздохнула я, привычно сокрушаясь, что не забежала в соседнюю булочную за свежими пирожными. Раз уж мой помощник каждое утро заботливо поит меня кофе, надо и мне вносить вклад в регулярный второй завтрак. Конечно, иногда я так и делаю, но вот сегодня проскочила мимо, решив, что и так сойдет. – К кофе у меня есть пряники из Базеля, – ответил на мои невысказанные мысли Дима. – Отец только что вернулся из командировки в Швейцарию, привез. Это, чтоб вы знали, прямо символ Базеля. Пряники изготавливают по специальной рецептуре, причем вручную. Рецепт передают из поколения в поколение, и изысканным вкусом эти пряники, говорят, не похожи ни на какие другие в мире. Я решил, что вы должны попробовать. Мой помощник из очень состоятельной и, что называется, приличной семьи. Его отец работает в МИДе, поэтому Дима может вести весьма безбедную жизнь при довольно скромной зарплате помощника судьи. Признаться, Диме уже давно надо сдавать экзамены и выходить на самостоятельную дорогу, но он продолжает работать со мной, утверждая, что никуда не спешит, а пока набирается бесценного опыта. Правда, я подозреваю, что ему просто лень готовиться к квалификационному экзамену, а потом проходить конкурс, вот он и ищет отмазки, чтобы этого не делать. Что ж, при таких родителях это и неудивительно. Надо признаться, что меня такое положение дел тоже вполне устраивает, потому что помощник Дима отличный, дотошный, въедливый, исполнительный, уже с огромным опытом, да и человек хороший. За те годы, что мы трудимся вместе, мы отлично сработались. – Дима, ты меня балуешь, – сказала я и отхлебнула кофе из поставленной передо мной чашки. – Пряники, да еще из Базеля. Какое дело у нас сегодня слушается первым? – Об усыновлении, – ответил Дима, отставил свою чашку, отложил надкушенный базельский пряник и с готовностью открыл папку с документами. Мне тут же стало неудобно. – Некая Селиванова Светлана Николаевна подала заявление по гражданскому делу об установлении усыновления в отношении Васенина Алексея Сергеевича, проживающего с истицей по одному адресу. Просит также изменить ему фамилию, имя и отчество. – Ясно, – проговорила я. – Дима, пей кофе и ешь свой пряник, он действительно очень вкусный. Когда базельцы говорят про неповторимый изысканный вкус, то не врут. Потом у нас нескоро будет время на любой перекус, так что используй его с пользой. А дело я, разумеется, смотрела. Понимаю, что в судебном заседании бывает всякое, но заранее ничего сложного в нем не вижу. Мальчик живет с опекуном уже больше года, органами опеки женщина характеризуется положительно, так что, думаю, проблем не будет. – А вы заметили, Елена Сергеевна, что дела об усыновлении чаще всего рассматриваются без каких-либо сложностей? – спросил Дима, снова откусывая от пряника. – Без задержек, в сроки, предусмотренные Гражданским процессуальным кодексом и к огромной радости усыновителей. Часто рассмотрение такого рода дел занимает совсем мало времени: никто не против, заключение органа опеки и попечительства положительное – три минуты в совещательной комнате, и оглашается решение. – Так это же вполне объяснимо, – согласилась я. – Органы опеки хорошо знают свою работу, поэтому детей случайным людям не доверяют. Для того чтобы усыновить ребенка, нужно преодолеть немало сложностей. И документы собрать правильно, и школу приемных родителей пройти, и куче критериев соответствовать. Такие решения с кондачка не принимают, поэтому к тому моменту, когда дело доходит до суда, все стороны уже знают друг друга как облупленных и никаких юридических преград для оформления положительного решения нет. Не знаю, как ты, а я такие дела люблю. Времени много не занимает, да и дело доброе в результате сделано. Одним сиротой становится меньше, одной счастливой семьей больше. – Так-то оно так, – покачал головой Дима и, видя, что я закончила пить кофе, залпом отправил в рот оставшееся содержимое своей кружки и поднялся со стула. – Вот только, честно признаюсь, я бы ни за что не решился усыновить чужого ребенка. – У тебя и своего-то нет, Дима, – заметила я. – Рано еще про чужих думать. – Нет, Елена Сергеевна, я серьезно. Конечно, за своего ребенка человек тоже всю жизнь несет ответственность. Вы правы, я, например, к этому пока не готов. А за чужого, да еще с нелегкой судьбой, и ответственность в два раза больше. И вообще, любовь – это ведь химия, наукой доказано. А вдруг не случится химическая реакция с приемным ребенком? Что тогда делать? Жить и постоянно помнить, что он не твой? Ждать, пока у него проявятся плохие гены? Пока он что-нибудь украдет, кого-нибудь ударит или, не дай бог, убьет? – Глупости вы говорите, Дмитрий, – я почему-то почувствовала, что начинаю заводиться, хотя тема приемных детей меня никак не касалась. – Плохие гены, конечно, существуют, но проявляются, как правило, в виде наследственных болезней, в том числе, конечно, и психических. Но девиантное поведение по наследству точно не передается. Нельзя стать наследственным наркоманом или убийцей, это приобретенные качества характера, формирующиеся при неправильном воспитании, и поэтому в любящей семье избежать их появления гораздо проще, чем у асоциальных родителей или в детском доме. – Возможно, вы и правы, – тут же согласился Дима. Я заметила, мой помощник вообще не любит со мной спорить. – Но, признаться, все равно интересно, почему гражданка Селиванова Светлана Николаевна решила усыновить Васенина Алексея Сергеевича, да еще полностью изменить ему фамилию, имя и отчество. Кто ей этот мальчик, как вы думаете? – А я об этом не думаю, – ответила я, встала и начала надевать мантию. Все-таки хорошо, что залы заседания оборудованы кондиционерами, ой как хорошо. – Это не входит в мои профессиональные обязанности. Более того, подобная информация может нарушать беспристрастность рассмотрения дела. Вынося судебное решение, я руководствуюсь не домыслами, не перипетиями чужой жизни, а буквой закона, показаниями свидетелей и документами. Причины, по которым люди принимают решение усыновить ребенка, изложены в заявлении и изучены мною при рассмотрении дела. А с эмоциями – это не ко мне, это к психологу, – резко отчеканила я и двинулась в зал. – А как же «внутреннее убеждение», Елена Сергеевна? – хитро пискнул мне вдогонку дерзкий помощник Дима. В ответ он увидел только мой грозный «судебный» кулак, сжатый за спиной. Судебное заседание действительно прошло очень быстро. Истица – та самая Светлана Николаевна Селиванова, которая уже два года являлась опекуном несовершеннолетнего мальчика, оказалась приятной дамой лет тридцати пяти, которая ужасно волновалась. Так волнуются люди, когда решается жизненно важный для них вопрос. Видимо, так оно и было.