— Преступница Корнуэлл будет сослана, потому что призналась в содеянном, — промолвила я. — Но, тем не менее, она не будет казнена. — Ваше Величество! — воскликнула Норлинг, когда толпу пронзил яростный шепот. — Я — ваш советник, министр юстиции, и мои обязанности, моя ответственность в том… — А я королева, — ответила я. — И поэтому вы не казните никого. — Никого не казнят? — поднялся Стэн. Казалось, я никогда не слышала прежде, чтобы он говорил до того громко. Глаза его были черны и наполнены жестокостью, а обычная уравновешенность исчезла. Ярость, которую он излучал, казалось, отравила всех. — Эта женщина помогла отравить большую часть двора! Она погубила своего короля, королеву, сотни других! И вы окажете ей подобную милость? — Она ведь сказала, что не убивала их! — промолвила я. — Она отрицала это, по крайней мере — но с радостью призналась в том, что напала на меня. За это мы казнить её не можем. — Торстэн… — голос Холта звучал успокаивающе. — Ты всё ещё оплакиваешь своих друзей, как и все здесь присутствующие. Но королева Фрея оказывает милость, пока у нас нет неоспоримого доказательства вины. Она не позволит разрушить сто лет мира одному слишком сильному горю. — Этот мир был нарушен тогда, когда такая дрянь, как вот эта, напала на короля! — Стэн сжал руки в кулаки. Он выбрался из-за скамеек и покинул зал, и только толпа шептала что-то ему вслед. Мои руки тряслись, но я не сдвинулась с места. — Никаких казней. Холт кивнул. — Как пожелаете, Ваше Величество. Обвиняемую вывели из комнаты, и мои советники поспешно обратились к стражникам. Они обсуждали что-то, а шепот всё не стихал, и некоторые дворяне тоже покинули зал. А после мои стражники ввели в комнату мужчину. Он был едва ли старше моего отца, с пятнистыми усами и седыми волосами. — Генри Гудрам, — зачитала она с большого листа бумаги, лежавшего перед нею. — Обвиняется в сбыте поддельных алмазов, ставя под угрозу стабильность королевства ради личной выгоды в тот момент, когда больше всего королевство нуждается в спокойствии! — Прошу прощения… — промолвил мужчина, — но ведь я не знал, что должно было случиться, когда делал их, и… Несколько дворян подалось вперёд, заинтересовавшись, а кто-то поднялся, покидая комнату. Полагаю, они собирались обсуждать убийства, а не дешёвые подделки алмазов. — Да и откуда мне было знать? Если б я… Я б никогда… — Вы ожидаете, что мы поверим, будто бы вы не были намерены воспользоваться ситуацией? — спросила Норлинг. — Будто бы всё это имело чисто невинный характер? — Я не знал, что это были ненастоящие алмазы! — быстро промолвил он, словно не признал свою вину всего десять секунд назад. — Некто продал мне их, и эта цена была слишком хороша для того, чтобы оказаться правдивой, но я не знал, что это подделка… Не знал? — Они были реалистичны после всего этого? — спросила я. После этой суеты относительно бедности королевства, учитывая необходимость наряжаться в драгоценности, это могло быть полезным. Очень полезным, даже если в этом есть некий риск для экономики… Если, конечно, весь этот риск не ограничивается оскорбленной знатью. — Посмотрите их, — промолвила Норлинг. — Она указала на человека по левую руку от себя, и тот выступил вперёд, представив мне крошечную горстку драгоценных камней. Я подняла один из них, проверяя на свет. Он светился тысячами оттенком, и стоило мне прокрутить его в руках, как засверкал пуще прежнего. Да, я не эксперт по алмазам, но для меня это казалось реалистичным. Мадлен Вольф, пожалуй, тут же увидела бы, что не так, но я никогда б не заметила. — Я не знал! — воскликнул мужчина. — Прошу, поверьте мне, Ваше Величество! Я понятия не имел, что это подделка… — Но ведь вы сами признались в этом, — я немного сдвинулась. Его бессвязный, преисполненный отчаянья лепет вызывал раздражение — и я понимала, что он сам сделал всё, чтобы его никогда не отпустили. — Это было первым, что вы сказали. Вы понятия не имели, что случилось бы, когда делали это. — И имел в виду, что даже не подозревал, — что это фальшивка! Да, я не эксперт, вот и пошёл на это — вот о чём я говорил… Я не… Нет-нет, я не признавался, нет! Прошу вас… Я посмотрела на алмазы вновь. Они сверкали всё так же ярко, будто бы расцветая в моей руке. Так, как сверкали бы настоящие алмазы. — И как же они были сделаны? Из чего это? — медленно протянула я. — Из стекла, Ваше Величество, — ответила Норлинг. — Для блеска добавлено немного свинца. Предполагаю, нанесена некая паста, но у нас нет уверенности относительно точного метода. — Они очень натурально выглядят! — быстро добавил обвиняемый. — И никто б даже не подумал, что они не настоящие! — Есть ли у нас больше доказательств? — Да, Ваше Величество, — Норлинг потянулась за следующим листом бумаге, описала ход расследования, тех, кто выступал против Генри Гудрама, рассказывал о том, почему он был ненадёжен. Добавить его признание в собственном промахе — и всё казалось просто очевидным. — Что ж, не буду идти вразрез с рекомендациями своего совета, — осторожно начала я, пытаясь подобрать правильные слова, — вот только эти фальшивки впечатляют. Расскажите, как вы их сделали. Это может учесться при выборе наказания, и мы обязательно примем к сведению то, что вы помогли государству. Кто-то в толпе рассмеялся. — Её Величество планирует выпустить поддельные алмазы на рынок? — Если мы сможем понять, как именно делаются фальшивки, то сможем воспользоваться знанием. Например, идентифицировать их или использовать каким-нибудь другим путём, — например, для того, чтобы сияние двора стало чуточку дешевле для этой страны. — Знание — это всегда хорошо, разве нет? — Включая те знания, что будут преступными, Ваше Величество? — полюбопытствовала Норлинг. — Так или иначе, это будет отражать вас ум. Изобретательность. А подобное всегда в цене. В этом мы нуждаемся — равно как и нуждались всегда. — Но ведь я не делал их сам, Ваше Величество… Я только купил их, вот и всё, клянусь, я сам… Я никогда… — Это было предложение с моей стороны, — я промолвила это тише, чем мне хотелось. — Ну, так сделайте то, что можете. Суд длился много часов. Дворяне покидали зал один за другим, пока не осталось лишь несколько. Всё время просидела Мадлен, сложив руки на коленях, и Фицрой тоже был здесь. Я старалась не смотреть на него. Слишком уж свежим оказался разговор с Наоми — и каждый раз, когда я смотрела на него, чувствовала укус совести, какую-то неопределённость, когда он перехватывал мой взгляд. Да, у меня было о чём думать — не хватало ещё допустить его в собственные мысли! Норлинг была советникам по вопросам юриспруденции, и именно она отвечала за принятие решений — конечно, слово королевы было выше её, и мне хотелось знать, что это и вправду справедливо. Я не могла позволить разрушить чужие жизни — и мне хотелось изменить этот мир к лучшему. Даже если получится совсем уж немножко. Вот только часы общения с этими людьми, да ещё и на глазах у всех остальных, оставляли у меня в душе какое-то странное ощущение — я слишком устала, чтобы думать. И когда наконец-то закончился этот суд, я поспешила прочь со своей стражей, избегая внимательного взгляда Фицроя. И я всё ещё была очарована этими фальшивыми бриллиантами, тем, как играл и менялся в них цвет. Да, я знала, что эти цвета будто бы таятся в самом сердце алмазов, вот только если обыкновенная смесь свинца и стекла могла возыметь такой эффект, значит, можно добиться ещё большего! Я даже потребовала, чтобы их отнесли в мою лабораторию — и они ждали в центре стола, когда я вернулась. Я взяла один камушек, вновь всматриваясь в цвета. А что бы случилось на свету? Я зажгла свечу, поднесла к пламени драгоценный камушек, и цвета вновь слились в глубину. Поставила лист бумаги на стол — и они, казалось, образовали самую настоящую радугу. Я посмотрела на свои материалы по другую сторону комнаты, а после замерла. Нет, что-то явно изменилось. Ведь я расположила все свои металлы в порядке способности реагировать — чтобы эксперименты было проводить проще, — а те, относительно которых не могла сделать чёткий вывод, отложила в конец, поставила в алфавитном порядке. Но теперь всё было не так — конечно, в большинстве своём порядок сохранился, вот только часть из них поменяли местами. Здесь кто-то был. Конечно, это мог быть Фицрой. Наоми знала о том, как в лаборатории всё организовано, а вот Фицрой не ведал о системе. Тем не менее, я чувствовала, как по коже пробежала дрожь. Я знала, чётко знала, что что-то пошло не так. Я бросилась к банкам, просматривая их. Нет, ничто не пропало — вот только я могла точно сказать, что здесь кто-то что-то искал. Я схватила банку с мышьяком. Казалось, он совсем не изменился — ну, слава Забытым, никто не прихватил с собой несколько кусочков! Ну почему я не заперла дверь? Надеялась, что никто не интересуется мною до такой степени сильно, чтобы прервать? Но ведь я должна была понять, что это не так, когда тут появился Фицрой! Ведь тут столько химических веществ — следовало запереть дверь! Дверь скрипнула. Я обернулась — но за спиной оказалась всего лишь внимательно всматривающаяся в мрак Наоми. — Фрея? Что-то случилось? — Нет-нет, всё хорошо… Ты в порядке? Она кивнула, а после осмотрела расставленные на столешнице банки и склянки. — А что ты делаешь? Меня бы ты убила, устрой я здесь подобного рода беспорядок… — Значит, тебя здесь не было сегодня? Ты тут ничего не переставляла, точно? — Нет, конечно же. Я б к ним даже не прикоснулась, и ты об этом прекрасно знаешь. Может быть, сюда заходил Фицрой? — Да, — кивнула я. — Может быть… — вот только всё равно я не могла в это поверить. Наоми устроилась на стуле и подтянула к себе мои заметки. — Мне кажется, нам надо поговорить с большим количеством людей, — промолвила она. — Теперь, по крайней мере, ты исключила из списка Густавитом и Фицроя… Ведь исключила же его, я не ошибаюсь? Я кивнула. — Стэн на судебных разбирательствах вёл себя довольно странно. Да, он потерял своих друзей, вот только всё это не вписывается ни в какие рамки! Кто-то из нас в любом случае должен с ним поговорить… — И ты полагаешь, что после всего этого он действительно сможет сказать мне хоть что-то? Наоми только пожала плечами. — Может, конечно же! Если ты сама с ним поговоришь, конечно же. Нет, я могу, конечно, попытаться поговорить с ним… — Может быть, — кивнула я. — Но я очень сомневаюсь, что люди будут с такой готовностью открывать секреты, с которой сделал это Фицрой. — О, так он с тобой много чем поделился, да? — Наоми склонила голову набок, весело улыбаясь. — О, конечно! Прекрати! — я улыбнулась ей в ответ. — Впрочем, положим, ты права. Мои советники ничью вину доказать не могут, ни с кем больше случившееся не связали. Мне кажется, это кто-то… кто-то из них. Из тех, кто выжил. Стэн, пожалуй, мог что-то увидеть. — И как мы узнаем, кто именно поработал над этим тортом? Может, узнать, кто его заказал? — спросила Наоми. — Да, я знаю, иногда люди платят за конкретные блюда, будто бы дарят их королю. Если б мы знали, кто это был… — Это был мой отец, — мы обе подпрыгнули на месте. В дверях замер Фицрой. — Меня пропустила твоя стража, — ответил он на мой невысказанный вопрос, — наверное, потому, что они меня и так здесь достаточно часто наблюдают. — Слишком часто, как по мнению стражи, — я посмотрела на него. Слышал ли он, о чём мы прежде говорили? Все эти глупые шутки Наоми — я должна была её остановить, но не сделала этого! — Что — был твой отец?