Я чувствовала, как во мне уже в который раз закипает гнев. — Он — не символ! Он обыкновенный человек, и я не могу позволить себе вышвырнуть его со двора из-за глупых предрассудков! — О, Ваше Величество, не вышвырнуть, нет-нет… Но, может быть, не стоит быть так близко с ним? При всех наших неприятностях… — Есть ещё одна возможность, которую мы должны принять во внимание, — голос Норлинг, казалось, разрезал воздух, убивал оставленную Холтом тишину — она явно планировала сменить тему для разговора. — Да, Стэн сейчас вне нашей досягаемости, но его кузина Мадлен всё ещё здесь. Она может быть полезной при переговорах о мире. — Что вы имеете в виду? — Ну, ведь они забрали вашего отца, Ваше Величество — а значит, попытаются использовать это против вас. Но у нас в руках его кузина — а значит, мы тоже можем воспользоваться этим. Я предлагаю заключить её под стражу. — Нет, — я не собиралась слушать это и дальше. — Ваше Величество! Если это может помочь… — Нет, — вновь ответила я. — Мадлен не совершила ничего плохого! Этой ночью, более того, она спасла мне жизнь! — Это война, Ваше Величество, — тихо возразил Холт. — И иногда мы должны делать то, что… — Нет, Мадлен должна быть в целости и сохранности. Стэн отлично знает о том, что она всё ещё с нами. А этого, мне кажется, будет более чем достаточно для влияния, как вы выражаетесь, на него! Когда я вернулась в покои, только-только взошло солнце, и мне казалось, что я не смогу больше ходить. Мила и Карина стояли на часах — обещали, что будут хранить меня, вопреки тому, что сильно истощены. Я всё равно, впрочем, закрыла дверь в свои покои и приставила к ним маленький столик — только для того, чтобы создать видимость безопасности. Покои мои были наполовину разрушены. Они опрокинули стулья, порвали гобелены, изрезали платья в гардеробе. Наоми явно пыталась убрать, но теперь уснула, свернувшись в кресле в кругу настоящей чистоты. На коленях у неё устроилась Дэгни — её уши дёрнулись, когда я вошла в комнату, но больше она не двигалась. Я медленно, осторожно раскладывала вещи — слишком уж трудно было уснуть. — Ваше Величество? Фрея? — я обернулась. В дверях стояла Мадлен Вольф, протянув руки, словно пыталась защититься. — Мадлен? Ты что здесь делаешь? — Надеялась, что смогу немного помочь тебе. — Я закрыла дверь. Я её даже забаррикадировала! — Так я ведь ждал твоего возвращения. Не хотела будить Наоми — так что осталась здесь… Немного посидела, укрылась… Надеюсь, я тебя не очень испугала? — она сделала шаг в мою сторону. — Ты в порядке? — Я в порядке? — я откинула волосы со своего лица. — Нет. Нет, не в порядке, — они забрали моего отца, на меня напали, и опасность теперь казалась такой ясной, словно к моему сердцу только что поднесли кинжал. — Почему ты всё ещё здесь? — Потому что считаю тебя хорошим человеком. Не хочу, чтобы ты пострадала. Я подумала, что тебе может понадобиться моя помощь, — она подошла ближе. Она так и не сменила своё мокрое платье, но выглядела так, будто бы сделала это специально. — Я могу помочь тебе, если ты, конечно, мне позволишь. Тебе надо завоевать доверие людей, сделать союзниками тех, кто постарше — да кого только сможешь! И ты говорила, будто бы во мне есть талант к очарованию… — Зачем ты мне помогаешь? Твой кузен… — Мой кузен ошибается. И… — она замерла, и её пухлые розовые губы плотно сжались. — И ты сохранила кошку. Это было последнее, что я ждала от неё услышать. — Что?! — Ты не пожалела свою жизнь! Ты вернулась, чтобы просто забрать свою кошку — и я поняла, что ты однозначно не заслуживаешь того, что удумал Стэн. Да, я знала, что ты хотела быть хорошей королевой, потому и предупредила тебя. Но когда я увидела… Ты очень добрый человек, Фрея, и я хочу тебе помочь. И я знаю, что если дать тебе хоть малейший шанс, ты будешь просто прекрасной королевой! Она поддерживала меня из-за Дэгни? О Забытые! — Ты считаешь, что я могу быть лучше, чем Стэн? — Какое это имеет значение? Стэн — часть старого двора, и, может быть, он стал бы хорошим правителем. Вот только этот трон ему не принадлежит. Мадлен спасла мне жизнь. Но променять это на своего кузена и всё, что она знает… Могла ли я ей доверять? Всё казалось таким странным и бессмысленным… — Тебе ведь нравился старый двор. Разве нет? — Да, — тихо ответила она. — И в тот же момент нет. Мне нравились люди, нравился смех и бесконечное сверкание. Быть среди разных людей, изучать их преимущества и недостатки… Это было прекрасно. Вот только это такое холодное, такое бездушное место, и здесь все так замкнулись на собственной блистательности, что перестали в этом блеске замечать что-либо другое. Да, это трудно — но в это были мои друзья и моя жизнь. Каждый раз я уходила — врачи отправляли меня в деревню. Они слишком мало знали меня, если считали, будто бы покой и тишина могли бы мне помочь. Но, полагаю, в итоге они всё-таки спасли мою жизнь. — Но что с тобой было? — слишком глупый вопрос, но если Мадлен ответит, может быть, я наконец-то смогу окончательно довериться ей? — Меланхолия, не больше и не меньше. Я часто этим страдала — не потому, что мне не нравился двор, а потому… Не знаю. Просто что-то из всего этого, — она откинула волосы за спину и улыбнулась. — Впрочем, в это время было хуже всего. Так сильно… Словно я действительно заболела! Да, живот прежде у меня никогда не болел, но врач сказал — это тоска, тоска, которую не способно исцелить даже время. Они называли это… чувствительностью! — она весело рассмеялась. — Оказывается, чтобы грустить, надо быть такой чувствительной! — А почему же ты грустила? — О, не знаю, можно ли задавать этот вопрос так. Ведь я не грустила о чём-то конкретном — просто испытывала жуткую грусть. Разве у тебя такого не было? О, если нет, то тебе очень повезло! — она опустилась на пол, позволяя юбкам раскинуться вокруг неё. Дэгни спрыгнула с колен Наоми и ткнулась носом в руку Мадлен. — Тебе стоит устраивать больше развлечений… Да, это так глупо звучит, учитывая обстоятельства, но раз уж люди не видят в тебе королеву… — Да, да, я всё понимаю, вот только не могу быть тем, что они хотят увидеть. — И что же тебе всегда говорили? — Они всегда осуждали меня, даже до того, как всё это случилось… — Ты так в этом уверена? Ведь мало кто из людей, что пережили банкет, были близки к королю. А разве ты давала им повод, разговаривала с ними когда-то? О, может, они куда лучше, чем ты и вовсе могла бы себе представить! Просто будь собой, Фрея — потому что сейчас это единственный путь, что вообще может привести тебя у успеху — другого пути нет! — она почесала Дэгни под подбородком. — Мне бы так хотелось помочь тебе! Если б ты только меня приняла… Мне бы так хотелось остаться здесь. Да, ушёл мой кузен, все мои друзья, но… прошу, Фрея. Примешь ли ты меня? Я закусила губу. — Да, — промолвила я — потому что другое и не приходило в голову после теплоты её слов. — Да. Помоги мне. Пожалуйста. Двадцать — Скажите-ка мне, государыня, где же вы были вечером во время банкета? — О, я отправилась домой. Фицрой покачал головой. Я сидела сбоку на центральном столе в своей лаборатории, будто бы делая вид, что на троне, а Фицрой ходил туда-сюда, досаждая меня вопросами. Рядом блуждала Дэгни, ступая по мне своими мягкими лапами, а Наоми замерла рядом с шкафом, готовя металл к следующему исследованию. — О, что ж, если вы мечтали оказаться под подозрением, поздравляю. А противном случае — увы… Да, я выслушала советы Холта, даже на мгновение поверила в них — но мне нужно было время, чтобы подтвердить свои мысли о Фицрое, что он хороший человек и что я никогда не смогу отогнать его от себя только потому, что он — родился от короля. Я хотела выжить, но жертвовать им совершенно не собиралась. — Но ведь это правда! — обратилась я к нему. — Я пошла домой. Ушла с Наоми! Она покачала головой, не отрываясь от собственной работы. — Я не смогу спасти тебя от этого, Фрея. Это звучит, будто оправдание. — Это не то, что я говорю, — вздохнул Фицрой. — Но это то, что говорят остальные. Как думаешь, твои слова могут быть причиной следующих смертей? — Только если следующей смертью будет именно моя, и ничья другая. Фицрой изогнул брови, пытаясь казаться строгим. — Хорошо. Что ж, как тогда на это стоит отвечать? — я нахмурилась, глядя на бумагу, на которой были выведены все стандартные вопросы и ответы, что вы пытались практиковать. Фицрой не позволял мне делать одни и те же ошибки, оправдываться, когда кто-то будет бросать мне вызов, но я всё равно казалась слишком неподготовленной. — Если скажу, что отправилась в свою лабораторию, дабы ставить эксперименты, я себя только больше дискредитирую! Ведь Стэн обвинил меня именно из-за того, что умудрился там найти! — Таким образом, если ты не способна скрыть всё это от народа, — вздохнула Наоми, — ты могла бы быть просто честной с людьми. Мне кажется, что это сделало бы тебя довольно… Интересной. А самое главное, ты звучала бы очень умно. Я бы звучала очень не по-королевски. — Это не тот ответ, которого бы они ожидали, — вздохнул Фицрой. — Но, может быть, это и хорошо? Ведь ты не какая-то там опасная лгунья, да и двору всегда нравится новизна. Быть может, это их заинтригует… — Эксперименты — это не новизна, а в первую очередь важные исследования, и… — Знаю, Фрея, — вздохнул Фицрой. — И, думаешь, торчал бы здесь, если б для меня это не было понятно? Но так ли это важно, если люди полагают иначе? Если это основано на правде, и если она открывает тебя настоящую, это следует использовать! — он откашлялся и вновь выпрямил плечи, притворяясь следователем. — Итак, государыня. Что вы делали вечером в день банкета? Там я вас не видел. — Я отправилась домой, потому что хотела… потому что я хотела эксперимент… я… — Нет. — Ты не помогаешь! — Да во имя Забытых! — он остановился передо мной. — Просто скажи мне. Перестань запинаться на каждом слове и дай ответ на каждый вопрос. — А я не могу перестать запинаться на каждом слове! Почему нет? Ведь мои слова совершенно бесполезны, они… — Будь умной, Фрея — ты такова и есть. Ты убедительна, когда перестаёшь дрожать. И когда ты рассказываешь о своих экспериментах, о своих теориях, ты будто горишь — так почему бы не позволить себе и сейчас зазвучать подобным образом? Я сделала глубокий вдох. Фицрой не давал меня чувствовать себя совершенно спокойной, но, по крайней мере, я могла доверять ему и его честности. Его эмоции и чувства казались всегда до такой степени ясными, что мне не приходилось заботиться о том, что он мог подумать, но так и не произнести в слух. Мне просто следовало спросить ему. — Я испытала на балу приступ… вдохновения, — промолвила наконец-то я. — Подумала, что шпилька может стать ключом к эксперименту. Я работала над… над созданием портативного обогревателя, что работал бы без пламени, чтобы держать руки в тепле зимой. Я поспешила домой вместе с Наоми, чтобы заняться работой, и была там, когда услышала новости.