Я собралась с мыслями… Эта история начиналась очень давно. Во времена активного строительства коммунизма, в глухой тайге вырос небольшой научный городок. Говорят, что строили его смертники, политические заключенные. Куда они исчезли после строительства, оставалось только догадываться, а городок зажил своей жизнью. Был он засекречен и не фигурировал ни в одном атласе, ни на одной карте Советского Союза. А назвали его Техногорском. Ядром города стал научно-исследовательский институт, который находился под землей и состоял из нескольких лабораторий, стратегического назначения. Но вот только одно направление, которым руководил профессор Лебедев, не соответствовало профилю центра. Виктор Васильевич работал над проблемой бессмертия. Как ни странно это звучит, но, говорят, что он многого сумел добиться и стоял на пороге мирового открытия. Всё шло, как по маслу, но настали лихие девяностые. Науку перестали финансировать. Чтобы выжить, ученые мужи кинулись выращивать овощи на подоконниках, разводить на балконах кур, а газоны сплошь засадили картошкой. Смешно звучит? А как можно было прокормить себя, если из города никого не выпускали? Но вот в один прекрасный солнечный или морозный день из Москвы приехала целая делегация, которая объявила о закрытии института. Все помещения опечатали, документацию изъяли. Всю, да не всю. Во время работы комиссии в одной из лабораторий, в той, которой руководил Лебедев, случился пожар. Куда делись архивы профессора ― никто не знал. Сначала решили, что все бумаги погибли в огне, кстати, сам профессор придерживался именно этой версии. Но потом, за его несуществующим или существующим архивом началась настоящая охота. Виктора Васильевича неоднократно приглашали работать на Запад, предлагали продолжать исследования, заманивали гонорарами и возможностями. Но он отказывался. Коммунист, не по необходимости, а по убеждениям, он верил, что рано или поздно, Великая Россия возродится, и он ещё сможет послужить своему народу. Сколько раз в окружении профессора появлялись люди, обещавшие несметные сокровища за пару формул. Но Лебедев стоял на своём: архив сгорел, и точка. Прошло много лет, но одну встречу Виктор Васильевич помнил очень хорошо. Тогда он принимал участие в международной конференции, посвященной проблемам генетики и генной инженерии в Мюнхене. Конференция проходила три дня, а на четвёртый был организован банкет, где в неформальной обстановке учёные с мировыми именами общались, выпивали, травили байки. Лебедев сидел с бокалом красного вина и болтал со своим немецким коллегой, когда перед их столиком возник странный молодой человек. Странность юноши заключалась в том, что, несмотря на безупречную аристократическую внешность, назвать его привлекательным было трудно. Что-то в его облике отталкивало и пугало. Возможно, причиной тому был глубокий шрам, обезобразивший левую щеку, или холодный колючий взгляд. Виктор Васильевич умел разбираться в людях на уровне подсознания, поэтому решил откланяться и подняться к себе в номер, но странный молодой человек бесцеремонно присел рядом и на чистейшем русском языке представился: – Константин Евгеньевич Золотарёв. – И что из этого следует, милостивый государь? Наглость молодого человека раздражала. – Я проделал длинный путь, чтобы встретиться с Вами. Уверен, нам есть, о чём поговорить. – А вот я в этом не уверен. Профессор встал, поставил на стол недопитый бокал и, собрался было уйти, но юноша схватил его за руку. Лебедев почувствовал через ткань пиджака жуткий холод. На мгновение ему показалось, что сама смерть коснулась его своими костлявыми пальцами. «Ладно», ― решил профессор, ― «он всё равно не отстанет, а я не обеднею от одного разговора». Лебедев обернулся. – Ну, я Вас слушаю. – Этот разговор не предназначен для посторонних ушей, ― молодой человек обвёл взглядом почтенную публику, ― давайте выйдем на террасу. Профессор послушно последовал за ним. Юноша облокотился на перила и внимательно посмотрел на Лебедева. – Скажите, профессор, вы никогда не задумывались над целью своего несостоявшегося открытия? Лебедев ждал очередного предложения сделки, очередной попытки купить архивы, которые, увы, исчезли безвозвратно, но вот философствовать о морально-этических аспектах бессмертия… Такое было впервые. – Я ученый, милостивый государь. Моё правительство поставило передо мной задачу, которая показалась мне интересной. – А цель? Какова цель? Я могу ответить за Вас ― подарить бессмертие горстке элиты. – Ну почему же элиты? В нашей стране все блага создавались народом и для народа. – Чушь! ― сверкнул глазами Золотарёв. ― Кучка престарелых партократов завладела всем: властью, умами, моралью. Но этого им показалось мало, им потребовалось бессмертие. Вы думаете, если бы эксперимент завершился успешно, Вас оставили в живых? Лебедев удивленно посмотрел на молодого человека, а тот продолжал: – Вы, Ваш проект и Ваш институт были засекречены. Кто знал профессора Лебедева до перестройки? По-моему, именно неразбериха в стране и спасла Вам жизнь, да ещё то чудесное обстоятельство, что все Ваши записи сгорели. Или нет? Профессор вздохнул. – Но ведь Вы обладаете феноменальной памятью, Вы лично проводили все эксперименты. Почему же Вы отбрасываете заманчивые предложения? Ведь Вы можете получить всё: современную лабораторию, финансирование, славу, деньги. – Вам этого не понять, юноша. ― Вздохнул Лебедев. Золотарёв провёл рукой по уродливому шраму. – Вы можете осчастливить не горстку стариков, а всё человечество. Впервые за весь разговор профессор улыбнулся. – Проблема бессмертия. Это вы загнули, молодой человек. Я считаю, что продлить жизнь можно, но только на очень короткий период – лет на пятьдесят. – Нет, ― Золотарев казался взволнованным, ― судя по тем фактам, которыми я располагаю, Вы были близки именно к открытию врат в вечную жизнь. В вечность! – Вы, действительно считаете, что все люди хотят жить вечно? Вот лично я хочу достойно состариться и умереть в положенное время. А, что касается человечества в целом, то представьте на миг, что будет, если хотя бы половина населения всё-таки примет вожделенную таблетку от старости? Не задумывались? А я скажу. Планете будет грозить перенаселение. Это повлечет за собой войны, техногенные катастрофы, голод. Человечество просто уничтожит себя. Вот Вы говорите, что я не задумывался над целью открытия. Вы неправы. Я много думал об этом. И продолжать свои исследования не намерен. Золотарёв помолчал, а потом в упор посмотрел на Лебедева. – Когда—то на Земле жила великая цивилизация Атлантов. Атланты жили 200—300 лет. Они не старились, не болели, а уходили из жизни добровольно, просто устав жить. Я русский по рождению, но у меня нет Родины. Я человек мира. Где только я не побывал. Но везде люди старятся, дряхлеют и умирают. Пожалуй, только в Азии – в Корее, в Китае, в Японии есть незыблемое правило. Старики там говорят: «Мы любим себя и уважаем своих детей». Это значит, что они не хотят быть для них обузой. Любая девяностолетняя китайская старушка может дать фору сорокалетней женщине из Европы или Америки. Но, несмотря на правильное питание, гимнастику и отсутствие вредных привычек, люди стареют и там. Скажите, профессор, Вы не думали, что пройдет ещё двадцать, тридцать или даже сорок лет, и Вы превратитесь в больного немощного старика, прикованного к постели, что Вы забудете родных, даже своё имя, Вас будут кормить из ложечки и подавать утку. Разве такого конца достоин человек? Лебедев задумался. – Так чего Вы от меня хотите? Золотарёв оживился. – Я бы хотел, чтобы Вы продолжили исследования. Я не могу предложить Вам лабораторию, деньги, славу. Я могу предоставить Вам себя в качестве подопытного образца. И готов последовать за Вами в любую точку мира. Лебедев покраснел. – Вы, должно быть, в курсе, милостивый государь, что испытания на людях запрещены! Молодой человек пожал плечами. – Если человеку, умирающему от рака, предложить лекарство, пусть до конца непроверенное, я уверен, он не откажется. Так как у него появится надежда и, хоть крошечный, но шанс. Я не скрываю, что боюсь смерти с детства. Но с годами я понял, что в смерти я боюсь беспомощности, невозможности что-то изменить. Я хочу покинуть этот мир в день и час, который выберу сам. – Я должен подумать. С этими словами Виктор Васильевич решительно направился к двери. – Постойте! ― Золотарёв догнал профессора, ― вот Вам моя визитная карточка. Если Вы решите продолжить свои исследования, сможете меня найти. Профессор сунул визитку в карман и ушел, не оглядываясь. Разговор оставил в душе Лебедева глубокий отпечаток. Он провёл бессонную ночь, а рано утром вылетел в Москву. Домой он добирался ещё трое суток. Аккуратно расставив на полки приобретенные в Мюнхене научные книги и монографии, он разложил записи и решил прослушать доклады, которые предусмотрительно записал на диктофон. Каково же было его удивление, когда в динамике зазвучало: «Я проделал длинный путь, чтобы встретиться с Вами. Думаю, что нам есть о чём поговорить». Лебедев даже не мог себе представить, как эта беседа попала на диск. Возможно, он случайно нажал на кнопку, и чудо-устройство заработало, безжалостно уничтожив всю ценную информацию. А он так хотел обсудить выступления коллег со своими студентами! Лебедев вёл курс генетики в медицинском институте, который открыли в Техногорске, чтобы пристроить безработных ученых-биологов. В отчаянии, он забросил диктофон на полку и забыл о нём на долгие годы. ― Всё это очень интересно, Катюша, ― остановил меня Фёдор, но как вся эта история стыкуется с тобой? – Просила же не перебивать. Слушай дальше. ― Я откашлялась. У профессора Лебедева есть дочь, Полина, поздний и любимый ребенок. Она была моей близкой подругой. Полина поступила в Первый Мед, окончила его и осталась работать в Москве. Правда, она хотела вернуться в Техногорск и выйти замуж за отличного парня, Димку Соколова. Но по неизвестной даже мне причине, сбежала за день до свадьбы. Мы не встречались несколько лет, но я частенько забегала к её родителям. С отцом мы видимся редко, а вот мама, Лидия Львовна, когда-то занималась со мной языками. И, если у меня возникали трудности с переводами, всегда была готова помочь. Теперь слушай внимательно, Федя. Техногорск жил спокойной размеренной жизнью, пока в нём не появился новый мэр. Всё случилось так быстро, что никто из горожан и охнуть не успел. Просто в один прекрасный весенний день старый мэр подал в отставку и его место занял новый, молодой и энергичный. Его не выбирали всенародным голосованием, он был назначен Москвой. Но с первой минуты своего правления развил бурную деятельность. Во-первых, он заявил всем, что является своим, родным, практически земляком, родившимся и выросшим в шестидесяти километрах от Техногорска, в городе-спутнике Знаменске. Во-вторых, пообещал жителям возродить институт, привлекая федеральные и иностранные инвестиции. Город поверил и не зря. Мэр проводил встречи с учеными, внимательно выслушивая их пожелания. В город потянулись иностранные делегации. На одну из таких встреч был приглашён и профессор Лебедев. Он сидел за длинным столом в кабинете градоначальника и ощущал на себе его холодный колючий взгляд. Кого-то этот человек ему напоминал. Но кого? По окончанию встречи мэр пожал руку каждому приглашённому. Когда же он прикоснулся к профессору, тот вспомнил всё. Это ледяное рукопожатие было похоже на прикосновение самой смерти. Там, в Мюнхене, двадцать лет назад, молодой человек (как же его звали?) предлагал себя в качестве экспериментального материала. Сколько ему было? Лет двадцать пять? Новый мэр выглядел всего на пяток лет старше. И, самое главное, что смутило тогда Лебедева, у начальника не было уродливого шрама на лице. Виктор Васильевич вернулся домой, нашёл на полке диктофон со старой записью, внимательно прослушал её несколько раз. Потом отыскал фотографии, сделанные на конференции. На одной из них увидел знакомое лицо. Сравнил с фото мэра и побледнел. Профессор протёр очки, словно сомневаясь в чёткости оптики. Совпадало всё, кроме фамилии, имени и отчества. Да ещё очень смущал возраст. Странная мысль мелькнула в голове Лебедева: неужели настырный молодой человек всё-таки опробовал на себе вакцину бессмертия? Но нет, такого просто не могло быть. Если б какой безумец хотя бы приблизился к разгадке, в учёном мире обязательно прошел бы слух. Виктор Васильевич был в замешательстве. ― Так, профессор обратился ко мне, принципиальной, дотошной, выдающейся… – Понял, не дурак! ― рассмеялся Фёдор. ― К самой-самой! Я вздохнула. – Не ёрничай. Дальше слушать будешь? А дальше… ― Да, дядя Витя, Вы даже не представляете, во что мы с Вами ввязались! – Ввязались? ― испугался профессор, ― но мы ведь ещё не успели наломать дров? Или успели? – При чём тут дрова? Механизм запущен уже давно, и Вы, дядя Витя, являетесь его не последним винтиком. Лебедев надел очки и внимательно посмотрел на меня, словно видел впервые. – Что-то не понимаю тебя, девочка. Объясни, будь любезна! Я подошла к окну и плотно закрыла распахнутые настежь створки. – Мне сразу не понравился новый мэр, дядя Витя. И особенно не понравилась его программа. – Но почему? Он пообещал нам, учёным, возродить институт, вернуть дело все нашей жизни. Наивное поколение! Я усмехнулась. – Вы, наверное, забыли, какой статус имел наш город? Так я напомню: закрытый. А что это значит? То, что закрыт он был для всех. Ни приехать сюда, ни уехать отсюда без особого пропуска было невозможно. Так? Лебедев кивнул. – А чем занимался Ваш институт? А занимался он созданием бактериологического оружия. Так? Виктор Васильевич съёжился в кресле и замахал руками. – Тише, тише, девочка! Я рассмеялась.