— Я хотел бы большее предложить тебе. И я предложу. После всего. Не знаю, как хорошо это будет выглядеть со стороны, но у нас будет будущее, — он что-то лепетал, словно разговаривая сам с собой. — Может, это будет ферма, о которой ты мечтаешь. Может гараж. Или закусочная. Но я клянусь, не всегда будет так, как сейчас. И он обязательно разведется. Черт побери, может ему стоит подождать? «Нет», — решил он. Его жизнь казалась такой неустойчивой, и он сожалел, даже тогда, о том времени, которое упустил. Он выжидал, чтобы сделать все правильно, сделать то, что ему больше всего хотелось и в чем он нуждался, в той, которую любил, и это было настоящей роскошью быть счастливым. А также ему хотелось начать свое будущее прямо здесь, прямо сейчас, в Истерли, в Чарлмонте. Он хотел, чтобы она осознавала, что он очень ее ценил. Несмотря на то, что «римская империя находилась в затруднительном положении», она все равно была для него важна, бесценна, не потому, что она была своего рода его «билетом», чтобы вырваться из этого ада. Он любил ее, и он с нетерпением ждал, чтобы начать вместе с ней строить свою жизнь. На самом деле, он отчаянно нуждался в действиях, пытаясь получить наличные во время этого ужасного краха его семьи. Он взглянул на нее, Лиззи покачала головой и улыбнулась. — Мне больше ничего не нужно, только ты. — Боже… я люблю тебя. И все должно быть гораздо лучше и по-другому. Как происходит у других. С кольцом. С шампанским и струнным квартетом… «Нет», — опять подумал он, сосредоточившись на своей Лиззи. Она не была похожа на Шанталь. Она не будет перечислять весь список соответствующих вещей своим подругам в городском клубе, готовясь к свадьбе, чтобы посоревноваться в Олимпийском бракосочетании. Опустившись на одно колено, Лейн взял ее руки и каждую поцеловал. Ее глаза вспыхнули в полумраке, словно она вдруг догадалась, что произойдет дальше и была не в состоянии поверить, он широко улыбнулся. В домике с бассейном. Кто мог предположить, что такое может произойти в домике с бассейном? Ну, по крайней мере, это гораздо лучше, чем стоять перед половиной отделения городской полиции Чарлмонта, с направленными на них пистолетами. — Ты выйдешь за меня? — спросил он. Глава 16 Путь домой Эдварда был долгим, двигаясь по инерции по сельским улочкам, которые обходным путем вели его к конной ферме округа Огден, только фары пикапа Шелби единственные освещали путь по холмистой местности. Воздух был теплым и приятным, обдувая его лицо, и он дышал полной грудью… хотя крепко сжимал руль, и его живот сжимался. Он продолжал думать о Саттон и губернаторе. На самом деле, он слышал о Дермовом Дегни, что тот был джентльменом. Губернатор был верен своей жене, и в отличие от многих мужчин, которые стали вдовцами, он не бросался ни к какой двадцатипятилетней «арендованной фантазии». Вместо этого он сосредоточился на своих детях и управлении городом. И на самом деле, это скорее всего было похоже на правду, поскольку в противном случае, газеты сообщили бы об этом и его оппоненты не приминули намекнуть в ходе избирательной кампании. Так что, да, он казался насквозь джентльменом. Но это не означало, что ниже живота он был мертв. Черт возьми, мужчина должен быть просто не в своем уме, чтобы не признать в Саттон настоящую женщину. И тот факт, что она стала стоить миллиарды долларов был только на руку. Даже без гроша в кармане, она бы все равно имела неизмеримо много. Она была уравновешенной. Веселой. По уши влюбленной в свою работу. Дурашливой и доброй, и умной. В состоянии перечить мужчине и называть его глупым, в то же время заставлять чувствовать каждую унцию тестостерона в теле. Но она ошибалась в одном. Губернатором он был или нет, он точно собирался сделать шаг в их отношениях сегодня вечером. Дерьмо. Однако, ему по-настоящему было горько осознавать, что его больше всего беспокоили не намерения губернатора. Его больше всего беспокоил ответ Саттон, он ненавидел признаваться даже самому себе, что в нем и крылась настоящая причина его ревности, он же все ходил вокруг, да около. И самое ужасное было то, что Дермовый Дагни был на самом деле удивительным человеком, достойным ее по слишком многим причинам. И она собиралась выяснить, прав ли Эдвард в своих предположениях. И с этим он ничего не мог поделать. Или ему следовало бы все же что-то с этим сделать, да, ради бога! Какого черта с ним происходит, что с ним не так? Почему он хочет позлить ее, если она желает вступить в потенциальные счастливые, здоровые отношения… Потому что я хочу ее для себя. Как только его внутренний голос громко озвучил мысль, его остановило только то, чтобы не врезаться в дерево и, таким образом, легко закрыть вопрос, что пикап принадлежал Шелби, и он не имел права его колечить. Он вовремя затормозил, пару раз стукнув руль и сотрясая матом салон машины. Много миль спустя, Эдвард наконец-то решил поехать в Red Black, а не кружить вокруг по окрестностям, как шестнадцатилетний подросток, которому отказала девушка, собираясь на свидание с капитаном футбольной команды. Он только тогда обнаружил, что сжег пол бака бензина. Заехав на бензоколонку Shell, он подъехал к одному из трех вакантных насосов и полез за своей кредиткой… пусто. Бумажника также не было. Чертыхаясь, он выехал и направился прямиком к главным воротам Red Black. Проехав между двумя каменными колоннами, он увидел огромное и открытое пространство, которое согревало душу, несмотря на то, что провел за рулем большую часть ночи и оставил в пикапе Шелби почти пустой бак. В скором времени ему еще предстоял неловкий разговор с ней или с Мое и/или Джоуи, когда они будут толкать ее машину. Припарковавшись перед конюшней В, Эдвард вытащил ключи из зажигания, а потом вернулся, чтобы провернуть закрыты ли окна. Прихрамывая, он открыл входную дверь своего домика, ожидая, что у него в берлоге будет пусто. Шелби спала в его кресле, подтянув ноги к груди, положив голову набок на колени. Глядя мимо нее, он увидел, что кухня сверкала чистотой, и он поставил бы последний свой цент, что в холодильнике поджидала его еда. Он тихо прикрыл дверь. — Шелби? Она очнулась, вспрыгнув с кресла со всей своей гибкостью, которой он позавидовал. Ее хвостик волос тут же перелез на плечи вперед, и она не задумываясь стянула резинку, ее волосы разметались по плечам. Их было так много, гораздо больше, чем он предполагал. Блондинка. — Сколько времени? — спросила она, собирая их и стягивая опять резинкой. — Почти десять часов. — Кобыла не ожеребилась, да? — Нет. — Я оставила вам миску с едой в холодильнике. — Я понял, — он внимательно следил за ее действиями, как она легко опустила ноги, как поправила прядь за ухо. — Я знаю, что ты оставила. Спасибо. — Увидимся утром, тогда. Она направилась мимо него, но он схватил ее за руку. — Не уходи. Она не подняла глаз. Она по-прежнему смотрела… на половицы под своими ботинками. Но ее дыхание участилось, и понял, каков будет ее ответ. — Останься со мной сегодня на ночь, — услышал он свои слова. — Не для секса. Просто… останься со мной. Шелби замерла и не двигалась очень долго. Но, в конце концов, она взяла его за руку и повела в полутемную спальню. Отсвет огней сигнализации из конюшен отбрасывал легкие тени через простые шторы в клетку, а также от такого же простого бюро и скромной, двуспальной кровати, которая совершенно не соответствовала его положению. Он не мог вспомнить, имелись под одеялом простыни. Поскольку большинство ночей он спал в кресле, фактически, как только перебрался сюда. Или же уходил в эти чертовы конюшни или же совершал еще что-то. Эдвард направился в ванную комнату, справил нужду, потом почистил зубы. Когда он вышел, она разглаживала одеяло. — Я вчера постирала, — сказала она, стоило ему подойти к другой стороне кровати. — Я не знала спали ли вы на ней или нет. — Тебе не стоит так обо мне заботиться. — Я знаю. Она впервые залезла к нему под одеяло полностью одетой, и снова он позавидовал легкости ее движений, как она спокойно вытянула ноги, как откинулась на спину, не скрючившись от боли и стонов. Его подготовка в горизонтальное состояние, напротив, происходила со стонами и проклятиями, ему нужно было время отдышаться, прежде чем он мог положить свою голову на подушку. Шелби развернулась к нему, положив руку на его впалый живот. Он напрягся, хотя и был в футболке. И флиске. — Тебе холодно? — спросила она. — Мне? — он повернул голову в ее сторону. — Думаю, что ты права… Она вдруг поцеловала его, ее губы были мягкими. — С возвращением, — прошептала она. — Можешь не отвечать. — Что? — Вы ничем мне не обязаны, кроме этой работы. И мне ничего не нужно от вас, кроме этой работы. Он крякнул, подняв руку, чтобы провести пальцами по ее подбородку и спуститься вниз к ее шее. И обнаружил, что порадовался тому, что вокруг было темно. — У меня ничего нет, чтобы кому-то что-то дать, — Эдвард взял ее натруженную руку и положил себе в центр груди. — И да, мне холодно.