Вот почему Джерберу будет нелегко, фигурально выражаясь, отнять Нико от груди. И об этом он должен сказать Бальди, как только та его примет. Больше всего удивляет и одновременно вызывает тревогу то, что для достижения подобного результата вовсе не нужно прибегать к принуждению или насилию. Достаточно создать правильную среду для субъекта, а также располагать должным запасом времени. Восемь месяцев – идеальный срок, прикинул психолог. Пациент превращается в подопытного кролика. Естественно, чтобы завладеть чужим сознанием, нужно обладать огромной компетенцией. И Джербер боялся, что их противник – не только бессовестный человек, но и безгранично опытный специалист. Для тех, кто пользуется техниками психологического внушения, не заботясь о здоровье или благополучии субъекта, подвергаемого гипнозу, есть специальное название. «Сказочники». – Честное слово, я не понимаю тебя, – расслышал Джербер из телефона, подойдя ближе к широкому окну. Он нашел место, где сотовый ловил, но не был уверен, что это к добру. Сильвия продолжала: – Если мы хотим поддерживать честные отношения, надо научиться уважать друг друга. И ты не вправе поступать, как тебе заблагорассудится. – Я не поступаю, как мне заблагорассудится, – возразил Пьетро. – Тогда почему ты продолжаешь так себя вести? Что, черт возьми, она несет? Что имеет в виду? В этот момент дверь в кабинет судьи Бальди отворилась. На Джербера налетела плотная группа журналистов, телеоператоров и фотографов, выходивших оттуда. Потом и судья показалась на пороге. – Прости, что заставила тебя ждать, Пьетро. Заходи, но предупреждаю: я очень спешу, – сказала она, приглашая психолога в кабинет. Но Джербер жестом показал, что должен закончить разговор. – Объяснись, пожалуйста, прошу тебя, – сказал он Сильвии, стараясь не разозлить ее еще больше. Он и в самом деле не понимал. – Да ладно, ты прекрасно знаешь, о чем я… – продолжала она. – Наш сын расстроился, да и мой жених думает, что твой поступок неуместен. – Но я ничего не сделал, – снова стал защищаться Джербер. И вдруг понял: она позвонила не для того, чтобы, как обычно, отвести душу. Была какая-то причина. – Не стану больше слушать, хватит с меня твоих инсинуаций, – прикинулся он возмущенным. Нужно было, чтобы она высказалась до конца, но при этом не следовало ее пугать. – Цветы, – раздраженно произнесла Сильвия. Джербер напрягся. – Какие цветы? – Желтые тюльпаны, которые ты прислал мне сегодня утром. 14 Одно из условий хорошего брака – знать друг о друге то, чего никто другой не знает. Сильвия всегда это повторяла. Тайная ее страсть, о которой только Пьетро знал, касалась цветов. Для всех и каждого она любила орхидеи. Но только ему, мужу, была доверена правда. Желтые тюльпаны. Не бог весть какой секрет, просто маленькая тайна, о которой они условились еще в период ухаживания. И пообещали друг другу, что это останется строго между ними навсегда и несмотря ни на что. Поэтому только Пьетро мог подарить Сильвии ее любимые цветы. Поэтому, входя в кабинет Бальди после разговора с бывшей женой, Джербер обнаружил, что у него пересохло во рту. От волнения. – Ну как прошло? – спросила судья, открывая окно, чтобы проветрить комнату: ей не терпелось узнать, насколько успешным был второй разговор с Николином. Но Джербер, остолбенев, не мог вымолвить ни слова, язык прилип к нёбу, словно он наглотался песку. И все же он знал: надо что-то придумать за несколько секунд, иначе судья догадается, что дело нечисто. Правду сказать он не мог. Первое: ты не должен ни с кем говорить обо мне. – Не так-то легко это объяснить, – проговорил он, только чтобы выгадать время. Из головы не выходила ненавязчивая угроза сказочника, который предупредил его, послав Сильвии желтые тюльпаны. Любимые цветы жены, их романтический секрет. Пока он прикидывал, что сказать, его осаждали предположения разного рода. «Он много знает обо мне и о моем прошлом», – в ужасе думал Джербер. Противник владеет информацией, к которой никто не должен был иметь доступа, а Пьетро не знает о нем ничего. – Ну так что? – поторопила его Анита Бальди. Вдруг сильным порывом ветра, задувшего из окна, сорвало листки с коллажа на стене за столом судьи. Рисунки, подаренные детьми, разлетелись по комнате, женщина бросилась подбирать их с пола. – Смотри ты, какая напасть, – пожаловалась она. То, что она отвлеклась, однако, дало Джерберу еще немного времени, чтобы обдумать стратегию. Этот человек опасен, сказал себе психолог. Он уже убил мать Николина. У него есть четкий план, он ни перед чем не остановится, чтобы исполнить задуманное. – Я решил отозвать свою подпись с экспертного заключения, которое составил ночью, – выпалил Джербер. – Я не могу подтвердить признание, сделанное мальчиком под гипнозом в игровой комнате, – добавил он для пущей ясности. Это заявление поразило Бальди, она поднялась с пола, держа рисунки в руках. Лицо изумленное, рассерженное. – Что заставляет тебя так поступить? Объясни мне, пожалуйста, почему ты передумал? Джерберу было горько так обходиться со старым другом. – Сегодня утром я нашел к Николину другой подход и думаю, что мне нужно больше времени, чтобы оценить его состояние. Он действовал наобум, очертя голову. Поскольку то, что мальчик сказал под гипнозом, не имело доказательной силы, Бальди спокойно могла обойтись без признания и отправить психолога восвояси. По сути, слова Николина всего лишь послужили поводом для того, чтобы карабинеры начали искать труп его матери, а его поместили под замок, чтобы не сбежал и не повторил преступления, в котором сам себя обвинил. – Ладно, забирай свое заключение, – невозмутимо проговорила судья. Но, судя по тону, она была разочарована и рассержена. – Я сделаю публичное заявление, – возгласил Джербер и, чтобы подкрепить угрозу, сделал шаг вперед. – Скажу прессе, что, по моему мнению, мальчика нужно подвергнуть повторному обследованию. Бальди пристально посмотрела на него, пытаясь понять, всерьез ли он это сказал. – Ты доставишь мне неприятности, но свою репутацию погубишь навсегда… То была чистая правда: профессиональный союз психологов наложил бы на него дисциплинарное взыскание за нарушение медицинской этики, которая не позволяет разглашать подробности общения с пациентами. Но если он перед всеми отречется от того, что черным по белому изложил на бумаге, это может повлечь и более тяжкие последствия: никто больше не доверится ему. Придется распрощаться с работой, которую улеститель детей ставил превыше всего. Но его семья могла оказаться в опасности, и в данный момент он не видел других вариантов. – Знаю, – заявил он, стараясь не выдать своих истинных чувств. Если Бальди не дрогнет, ему конец. – Послушаем, чего ты хочешь… – вдруг снизошла судья. Джербер надеялся, что она сама догадалась: существует причина, в силу которой он вынужден так поступить, и разглашать которую не вправе. Может быть, старая знакомая и впрямь стремится ему помочь. – Я хочу провести еще несколько сеансов гипноза – начиная с сегодняшнего дня. – Сколько времени это продлится? – спросила Бальди. Второе: ты выслушаешь все, что я имею сказать… до самого конца. – Столько, сколько я сочту нужным, – заявил психолог, надеясь, что тело матери Николина найдут как можно позже, ведь, как только это случится, его угрозы в адрес Бальди уже не будут иметь никакой силы. Судья подошла к столу, сложила собранные рисунки и взяла телефонную трубку. – Скажу директору института, чтобы привезли мальчика сюда: тебе предоставят игровую комнату и все необходимое для работы. – Нет, – остановил ее Джербер. – Сеансы должны проходить в моем кабинете. Бальди уставилась на него, желая показать, что он берет на себя слишком много. – Сеансы должны записываться на видео, записи расшифровываться, и никаких разговоров. – Мне нужна обстановка, незнакомая Николину, я должен заново установить контакт с его разумом, иначе он не раскроется. – Это было верно только отчасти, но Джербер полагался на то, что судья собственными глазами видела, как трудно было разговорить мальчика в первый раз. Бальди долго молчала. Джербер молился, чтобы ответ был благоприятный. – Не знаю, зачем я иду тебе навстречу, Пьетро, – вздохнула судья, которую обычно было нелегко уломать. – Но надеюсь от всего сердца, что у тебя есть веская причина, потому что отныне и впредь ты останешься совершенно один. – Знаю, – твердо выдерживая ее взгляд, проговорил психолог. Ты не должен искать меня там, снаружи. Он сам будет охотиться на сказочника. В одиночку.