— Что? — вскинулась Сильвия. — Я поговорил с ассистенткой, и та сказала, что доктор — в горах, ведет семинар по гипнозу с несколькими пациентами и не хочет, чтобы ее беспокоили по мобильной связи… Тут я оставил ассистентке свой номер: пусть доктор мне перезвонит, когда сможет. — Значит, ты не вполне уверен, что Ханна притворялась доктором Уолкер. — Сильвия казалась разочарованной. Но у Джербера был в запасе неожиданный поворот сюжета. — Когда я спросил у ассистентки, не привержена ли коллега курению, та, сильно изумившись сначала, ответила, что доктор Тереза Уолкер не выносит даже вида сигареты. Он разбудил жену среди ночи, чтобы сообщить ей тревожную новость. То, что он ее впутал в это дело, их сблизило. Теперь они сидели в темноте на супружеской кровати друг напротив друга, поджав под себя ноги. Говорили вполголоса, с опаской, словно во тьме, их окружавшей, кто-то незримый таился и мог подслушать. Хотя никто из двоих еще не высказал это прямо, оба были напуганы. — При таком раскладе Ханна Холл, возможно, не настоящее имя, — воскликнула Сильвия. И была права, они об этой женщине ничего не знали. Пьетро Джерберу пришлось напрячь память и обратиться вспять, чтобы восстановить события последних дней в свете только что сделанного открытия. Первый звонок Терезы Уолкер, когда коллега сообщила о приезде Ханны во Флоренцию и попросила заняться ею. Признание в возможном убийстве братика Адо. Попытка похитить младенца из коляски, которую Холл осуществила несколько лет назад. Даже запись первого сеанса в Аделаиде была поддельной: уж тут-то Джербер мог догадаться, что один и тот же человек говорит за доктора и пациентку, но его захватил рассказ — какая глупость! Хотя Пьетро оправдывал себя: он не заметил, что голоса Ханны и Уолкер похожи, потому что с первой говорил по-итальянски, а со второй — по-английски. Психолог припомнил все сведения, какие невольно выдал лжегипнотизерше: они-то и помогли Ханне построить свой рассказ. Он и об Эмильяне говорил. Но больше всего Джербера бесило то, что он излагал ей подробности своей частной жизни. В одном, надо признаться, Ханна Холл была права. Призраки в самом деле существуют. И эта женщина — одна из них. Вот почему он не нашел документов об удочерении итальянской девочки семьей из Аделаиды, давшей ей имя. Такого имени попросту не существовало. Он невольно рассмеялся. — Что с тобой? — рассердилась Сильвия. — Уолкер даже сказала мне, что в Австралии есть две Ханны Холл, наша пациентка и всемирно известный морской биолог… Насколько можно предположить, эта женщина даже не австралийка. — Ладно, хватит, — одернула его жена, хотя и сама находила трагикомической сложившуюся ситуацию. Они взглянули друг на друга, уже серьезно. — И что нам теперь делать? — спросила Сильвия, как всегда практичная. Пьетро Джербера это в ней восхищало. Перед лицом превратностей она не теряла времени зря, перекладывая на кого-то ответственность или ища виноватого: вооружившись доброй волей, просто сплачивала всех вокруг себя, чтобы решить проблему. — Я было подумал, что ты права, считая Ханну шизофреничкой, но твой диагноз неверен… — проговорил Пьетро. — Эта женщина — психопатка. Джербер заметил, как изменилось лицо жены. Теперь она пришла в ужас. — Мы не можем заявить на нее в полицию, поскольку она не совершила преступления: даже если это она проникла к нам в дом, у нас нет доказательств, — заключил он. — Тогда какой у нас выход? — Думаю, вести себя с ней как с психами из анекдотов… Джербер это слово ненавидел. Отец внушил ему, насколько оно унизительно для пациента, для любого человеческого существа. И все же без такого сравнения ему было бы трудно объяснить свой план. — Ты подыграешь ей… — изумленно закончила Сильвия. — Пока не выясню, в чем ее истинная цель, — согласился он. — Что, если эта цель — окрутить тебя и разрушить нашу жизнь? Пьетро об этом думал, такая опасность существовала. — У Ханны Холл есть какой-то замысел, — рассуждал он. — Она пытается рассказать мне историю… Вначале я полагал, что являюсь всего лишь зрителем представления. Но теперь понял, что мне в нем назначена какая-то роль, хотя пока не знаю, какая именно. — Как ты можешь быть уверен, что до сих пор она тебе говорила правду? Может быть, все это сплошные выдумки… — Стало быть, ты сомневаешься в моем даре гипнотизера, — хмыкнул он. — Если бы она врала, будучи в трансе, я бы это заметил… Ханна способна вставить уводящие в сторону сведения в рассказ об основных событиях, чтобы посеять сомнения или запутать меня. Например, колокольчик на щиколотке Марко. Она это делает, пытаясь показать, что держит под контролем терапию, а следовательно, и меня. Но думаю, что в своей основе ее история реальна: многое из того, что она рассказывает, случилось на самом деле… Как девочка, сочиняющая сказку о ведьмах и призраках, Ханна Холл хочет заставить меня самого догадаться, что она придумала, а что в ее детстве является мучительной правдой. Он вроде бы убедил Сильвию, что таким образом можно решить проблему. Но Джербер еще не закончил. Он глубоко вздохнул: оставалось самое скверное. — Думаю, что, прикуривая перед телефоном, Ханна намеренно открыла мне, что она и есть Уолкер. — Зачем? — воскликнула Сильвия, явно напуганная таким поворотом дела. — Чтобы вселить в меня страх. Или дать понять, что в нашем распоряжении имеется еще один канал для связи. Так или иначе, я притворюсь, будто ничего не понял, чтобы он оставался открытым: хотя Ханна и воспользовалась этой уловкой, чтобы вытянуть из меня информацию, доктор Уолкер как альтер эго кажется мне более здравомыслящей, чем ее пациентка. К тому же она дала мне ценные указания о том, как продолжать терапию. — Ты имеешь в виду историю с лиловой вдовой? — Ханна использует Уолкер, чтобы указывать мне путь, поэтому следующий сеанс мы начнем с ведьмы. — Чем я могу быть тебе полезна? — Тем, что уедешь в Ливорно к родителям и побудешь там, пока я не решу вопрос, — быстро ответил он. — Нет никакого вопроса, — возразила она, как всегда готовая к битве. А ведь они только что заново обрели гармонию. Джербер взял ее за руку. Следовало признаться Сильвии, что как-то незаметно и не встречая особого сопротивления Ханна Холл завладела его душой. — Я боюсь за тебя и за нашего сына, — сказал он вместо того, как последний трус. — Сейчас я уверен, что Ханна Холл опасна. Сильвия мгновенно догадалась, что это предлог, но ей было нечего возразить: муж не доверился ей до конца, и этого довольно. А Джербер не знал, как объяснить, что речь не идет об обычном трансфере на врача, осуществляемом пациентом: между ним и Ханной Холл существует какая-то связь, и, не развязав этот узел, он не сможет стать таким, как прежде. Сильвия не торопясь высвободила руку. Скольжение ее ладони было для Джербера хуже любого оскорбления, хуже пощечины. Его жена питала надежду, что ночной разговор подвигнет их к сплочению, а все шло вот к такому итогу. Жена холодно отстранилась от него, и Джербер ничего не мог с этим поделать. То, что он увлекся душевнобольной, ставило под сомнение и его душевное здоровье. — Зачем ты так поступаешь с нами? — прошептала Сильвия еле слышно. Он не знал, что отвечать. Жена вскочила с постели и решительно вышла из комнаты, не удостоив его взглядом. Но напряженные плечи и сжатые кулаки указывали на гнев. Возникло искушение остановить ее, попробовать все исправить, повернуть назад. Но он уже не мог. После того, что он только что сделал, обратной дороги не было. 26 Пьетро проснулся незадолго до рассвета и обнаружил, что он в постели один. Едва опустил ноги на пол, как по царившей вокруг тишине понял, что в доме никого нет. Сильвия ушла, взяв с собой Марко. Он даже не слышал, когда это произошло. Пока Джербер чистил зубы, не решаясь взглянуть на себя в зеркало, он не переставая думал о том, что случилось ночью. За несколько дней перевернулась и его жизнь, и жизнь его любимых. Если бы неделю назад кто-нибудь предсказал подобный исход, Пьетро рассмеялся бы ему в лицо. Он спросил себя, насколько это потрясение основ является делом рук Ханны Холл и насколько он сам виноват в случившемся. Поэтому только справедливо, что он остался один. Наедине со своими демонами. Существовал единственный способ спастись. Завершить начатое. Нужно найти таинственную женщину, с которой отец пытался познакомить его в детстве и которая, как он только сейчас узнал, в то время работала в Сан-Сальви. С неизбежностью возникали вопросы: почему незнакомка оказалась столь важной для Ханны Холл и какие отношения были с ней у синьора Б.? в самом ли деле их соединяло чувство, как он думал до сих пор, или под этим крылось что-то другое? Нелегко будет найти ответы, ведь он ничего не знает о ней и понятия не имеет, как ее отыскать. Еще есть фотография, исчезнувшая из старого семейного альбома. Если ее взяла Ханна Холл, это тоже важно, сказал он себе. Спал он, кажется, часа два, не более. Такая была бессонница. На короткое время Пьетро проваливался в какой-то коматозный лимб, потом выныривал в полубессознательном состоянии, не понимая, проснулся он или нет. Перед тем как идти в центр, он снова принял риталин. Чтобы уж наверняка бодрствовать, увеличил дозу до двух таблеток. Поднявшись на мансардный этаж, Джербер сразу направился к себе в кабинет. Он уже продумал, как примет Ханну Холл. В полном спокойствии, будто бы последние события ничуть его не взволновали. Таким отношением он даст ей ясно понять, что играет в ее игру. Он был готов идти туда, куда она вознамерится его повести. Чего бы это ни стоило, с твердостью повторил он про себя. Он растопил камин, приготовил чай, но Ханна не пришла к назначенному времени. Через двадцать минут Джербер забеспокоился. Обычно пациентка бывала пунктуальной. Что с ней могло случиться? Ханна явилась только через час. Хотя ее одежда хранила следы нападения, которому она якобы подверглась позапрошлой ночью, женщина ничего не изменила в своем гардеробе. Но кое-что новое было. Странное выражение лица, более безмятежное, чем прежде. — Вы опоздали, — заметил психолог. Но по ее невозмутимому виду Джербер догадался, что женщина прекрасно отдает себе в этом отчет и даже, наверное, задержалась нарочно: пусть поволнуется, задумается, что с ней стряслось. — Вижу, синяк проходит, — сказал Джербер, давая понять, что его не интересует, где она была и почему задержалась. — Он сначала стал желто-зеленым, потом начал чернеть. Пришлось замазать его тональным кремом, — поведала она. Женщина устроилась в кресле-качалке и, как всегда, закурила. Повернулась посмотреть в окно. После ненастных дней над Флоренцией засияло солнце. Золотистый свет разливался по кабинету, соскальзывая с крыш домов. Площадь Синьории сверкала, как драгоценность, в лабиринте дворцов исторического центра. Ханна погрузилась в свои мысли, на ее губах заиграла легкая улыбка. Джербер уловил этот момент, и что-то кольнуло его. Он непременно должен узнать, чему или кому обязана она этими минутами необычайного счастья.