— Я могу отнести ему вино после того, как проверю наличие свободных комнат. Как и у Сибиллы, глаза Джианы бледно-серебристого цвета, и они кажутся ещё бледнее на фоне её тёмно-коричневой кожи. Несмотря на то, что сестёр разделяет шесть десятилетий, у них общие родители — такое редко случается в Люсе, где верность в браке — необязательное условие. К тому же чистокровные фейри живут от шестисот до семисот лет, а полукровки в два раза меньше. Если я проживу так же долго, я, вероятно, устану от своего партнера. Я смотрю на то место, где сидит капитан. — Я вполне могу совладать со своим отвращением и поставить кувшин на стол, вместо того, чтобы уронить его ему на колени. Сибилла выходит из кухни с большим горшком, из которого поднимается пар и пахнет тимьяном. — На чьи это колени ты хочешь пролить вино? — Сильвиуса, — говорю я, не двигая губами. Сибилла фыркает. — Представь, какой бы ты была богатой, если бы брала с него по медяку каждый раз, когда он тебя касается. Джиана глядит в сторону круглого стола, за которым сидят капитан, Като и три других высокопоставленных чиновника. Они уничтожают куски кабанины, которую она только что поставила между ними. — Он всё ещё это делает? Я хватаюсь за ручку кувшина. — Если я начну брать деньги с ваших клиентов за то, что они меня трогают, я смогу купить особняк в Тарекуори. Сибилла хихикает, но Джиана молчит. Она всё ещё смотрит на капитана, который вытирает жир со своего острого подбородка. — Всё в порядке, Джиа. — Нет, не в порядке, — она резко смотрит на меня. — Калдрон, как же я ненавижу это место. — Нет, ты всего лишь ненавидишь клиентов, — говорит Сибилла, после чего начинает обходить толпу шумных посетителей. Джиана убирает остатки еды с тарелки. — Наши клиенты настоящие животные. — Животные добрые. Она смотрит на меня, и мне хочется себя ущипнуть. Джиана никогда меня не судила, но полукровки любят животных только в зажаренном виде или под соусом. — Ты права. Наши клиенты — ещё хуже. — Не ровняй всех под одну гребёнку, Джиа. Некоторые из нас — удивительные создания, — говорит Фибус, складывая локти на стол. Я улыбаюсь своему любимому светловолосому фейри. — Не видела тебя целую неделю, Фибс. Он переплетает пальцы и, закинув руки за голову, потягивается. Он, вероятно, только что выкатился из своей кровати. Мой друг — ночное создание. — Занимался семьёй. Я хмурюсь, потому что Фибус питает отвращение к своей семье. Он переехал из Тарекуори в Тарелексо сразу же, как закончил школу. — Что случилось? Я обхватываю пальцами ручку ещё одного кувшина и приподнимаю его. — Флавия обручилась. — Твоя сестра обручилась? С кем? — С другим чистокровкой. — С кем? Не то, чтобы я знала всех в Люсе, но обладатели заостренных ушей составляют двадцать процентов нашего населения, и поскольку я ходила с ними в одну школу, я знаю большинство их семей. — С Викториусом Сурро. Фибус произносит его имя с таким отвращением, что я не могу скрыть улыбку. Несмотря на то, что Фибус и сам является обладателем заостренных ушей, он ведёт себя так, словно уши, растущие по бокам от его лица — закругленные. Иногда я боюсь, что его поведение приведёт его к обрезанию ушей, через которое прошла моя мама, но для этого ему надо совершить смертный грех, а Фибус, несмотря на свою дерзость, обладает чистой душой и сердцем. Я киваю на потолок. — Твой будущий зять сейчас в комнате прямо над нами. Фибус следит за моим взглядом, его зелёные глаза темнеют. — Ржавый котел. Я широко улыбаюсь, услышав, как он чертыхнулся, после чего обхожу бар, чтобы отнести вино на стол капитана. Я стараюсь держаться рядом с Като, которому я могу доверить своё тело, но не свои секреты. — Вам ещё что-нибудь нужно? Капитан скользит по мне глазами янтарного цвета. Мне очень хочется прыгнуть в канал, чтобы смыть с себя ощущение, которое оставил его ухмыляющийся взгляд, но вместо этого я распрямляю плечи и нацепляю на лицо улыбку. Он откидывается назад на своём стуле, и деревянные планки скрипят под весом его широкого мускулистого тела. Если бы он не был хамом и извращенцем, я могла бы восхититься его телосложением, но характер для меня важнее внешности, а характер капитана такой же гнилой, как те фрукты, которые продают на пристани. — Юстус считает, что ты подаёшь здесь не только вино. Ты это знаешь, синьорина Росси? Като вздрагивает. А я нет. — Мой дед думает про меня много плохого. Думаю, всё дело в ушах. Я улыбаюсь Сильвиусу, потому что нет ничего более обезоруживающего, чем улыбка. Мужчины никогда не знают, что делать с улыбкой, но зато точно знают что делать, если девушка краснеет. — Надеюсь, вы сообщите ему, что единственные бёдра, которые я натираю, это бёдра кабанов, которые вы так любите, капитан. Я не планировала шутить, но уголки губ Сильвиуса всё равно приподнимаются в улыбке. — Ты, вероятно, очень хорошо их натираешь, потому что они получаются невероятно нежными. Сама напросилась. — Если это всё… — Церес знает, что ты работаешь в этом заведении? Он склоняет голову набок, словно пытается посмотреть мимо меня, только вот его взгляд не отрывается от меня, как будто он пытается заглянуть прямо мне в душу. — А почему она не должна об этом знать? Марчелло и Дефне относятся ко мне как к родной дочери. К тому же моя бабушка выступает за финансовую независимость. Один из его солдат фыркает. Несмотря на то, что у нас столько дальновидных мыслителей, женщины в Люсе относятся к жителям второго сорта. — И ты её достигла? — губы Сильвиуса блестят от свиного жира. Я ещё ни разу не приручала кабана, потому что они живут в лесах Тареспагии, а те, которых я встречала, были порублены на части и засолены, но я уверена, что их компания понравилась бы мне больше, чем компания этого мужчины. — Итак, синьорина Росси? — Сильвиус медленно облизывает губы. — Вы уже обрели финансовую независимость? Поскольку, он знает, что это не так, я не отвечаю ему. — Что-нибудь ещё? — мой голос перестает быть сладким, как мёд, и становится кислым, как золотые сливы. — Нет. Спасибо, Фэллон, — говорит как всегда вежливый Като и кивает мне. Порыв ветра касается моей кожи, возвещая о приходе нового посетителя. Я сразу же понимаю, что это кто-то очень важный, потому что девушки, сидящие на коленях потенциальных клиентов, перестают шептать свои сладкие глупости в заостренные уши. — Любимый принц Люса вернулся, — Сильвиус всё ещё опирается на спинку стула, и его глаза, к счастью, больше не обращены на меня. Я разворачиваюсь и замечаю Данте, загородившего вход в таверну. Золотые украшения ярко поблескивают то здесь, то там в его косичках, также как и сережки на его удлиненных ушах. — Пожалуйста, — он проводит рукой в воздухе. — Не прекращайте ваше веселье из-за меня.