– Если бы ваш сын тогда умел говорить, он, возможно, объяснил бы вам, что происходит. Он подрос и обрел дар речи, но, наверное, забыл, что́ мог бы вам рассказать… Ведь память любого человеческого существа оформляется примерно к трем годам: все, что происходит раньше, накапливается как опыт или простейшие навыки, не как воспоминания. – И каким образом все это касается Эвы? – Вы пытаетесь ее излечить, а это, возможно, ошибка: должно быть, вам следует поступить по-другому. – А именно? – Выслушать ее. – Улыбка, излучающая доброту, из тех, что вселяют надежду, показалась на лице старика. – В нашем мире живут люди, владеющие магией. Мы не видим их истинной природы, часто даже не замечаем их или считаем отсталыми. И тогда им поддакиваем из сострадания. А на самом деле должны быть благодарны за то, что они есть среди нас… Чаще всего это дети. 18 После встречи с нейропсихиатром Джербер тотчас же отправился в имение Онельи Кателани, желая как можно скорее применить советы Эллери на практике. К тому же ему в голову пришла идея по поводу нового подхода к терапии Эвы. Пока Джербер проходил по коридорам огромного особняка, его внимание привлекло позвякивание дикобразов на браслете синьоры Ваннини: звук, который ни с чем невозможно спутать. Будто колокольчик, привязанный к шее кота. Одетая строго и со вкусом, в неизменные джинсы, белую блузку и спортивные тапочки, вооружившись хлопчатобумажными перчатками и чистящими средствами, она занималась тем, что полировала серебряные статуэтки в одной из гостиных. Какая нелепица, подумал психолог, защищать от воздействия времени никому не нужные предметы. – Что вы здесь делаете в такой час и что у вас с рукой? – гневно вскричала она, указывая на ладонь, кое-как стянутую скотчем. – Ничего страшного, несчастный случай, – поспешил доктор ее успокоить. – И знаю, следовало вас предупредить, – извинился он. – Но я решил приехать пораньше, чтобы не возвращаться во Флоренцию в темноте. – Ладно уж, – снизошла домоправительница. – Я слышала прогноз погоды: похоже, вечером будет просто конец света. Пока что стояло великолепное утро конца зимы. – Не скажете, где Майя? – спросил Джербер. – Недавно говорила по сотовому со своим парнем, – сообщила Ваннини. – У него странное имя, должно быть финское. Джербер постарался взять себя в руки. – Они со вчерашнего вечера ссорятся, – лукаво добавила домоправительница. Психолог вспомнил, что накануне, выскочив из дома после сеанса с Эвой, он решил не прощаться с Майей, тем более что она, по словам той же Ваннини, вышла прогуляться. Наверное, хотела найти укромное место, чтобы поговорить по телефону. Наличие парня вызывало еще больше недоумения: почему все-таки студентка остается здесь? Прежде чем Ваннини успела что-либо добавить, они услышали позади себя шаги девушки по коридору. На ней было белое платье и бордовые лаковые туфли. – Здравствуйте, доктор, – сказала она с холодком. Джербер поздоровался тоже. – Извините, что приехал без предупреждения. – Никаких проблем, Эва будет счастлива видеть вас. – Сказав это, Майя отвернулась и стала обсуждать с Ваннини, какие блюда лучше приготовить на этот день. Джербер стоял рядом. Похоже, при домоправительнице Майя снова держит себя с ним официально. Наверное, чтобы избежать сплетен, подумал доктор; вроде бы он ничем ее не обидел. Поведение Сильвии тоже порой нельзя было разгадать: разве поймешь, когда она обижена, а когда просто в плохом настроении. Но почему он сравнивает бывшую жену с этой девушкой? С последней их связывают чисто профессиональные отношения, напомнил он себе. – Идемте, доктор, я провожу вас к Эве, – пригласила Майя, закончив разговор с Ваннини. Улыбка скупая, отметил Джербер. Наверное, ссора с финским парнем оставила след – но, спрашивается, почему Майя ни разу не упомянула о нем тем вечером? Они направились на верхний этаж. – Вчера я уехал рано, – повинился Джербер, ведь он покинул дом, не попрощавшись. Психолог хотел проверить, будет ли Майя вести себя так же отстраненно, как при Ваннини. – Есть что-то новое, о чем мне следует узнать? – По ее холодному тону Джербер догадался, что Майя действительно на него зла. – Нет, ничего, – ответил он. Она заметила импровизированную повязку на руке, но ничего не сказала, не спросила, как он поранился. Такое равнодушие его немного уязвило. – Эва наказана за то, что разбила стеклянный шар, – сообщила Майя, пока они поднимались. Джербер не знал, как сказать ей, что девочка говорила правду, что она тут ни при чем. Но, прежде чем описывать ирреальную сцену, как шар сам собой падает с полки, он должен признаться, откуда взялся видеофайл. Слишком сложно объяснять, почему он не поставил ее в известность о скрытой камере. Майя восприняла бы это как знак недоверия. Он попытался оправдать Эву: – Дети иногда лгут ради самозащиты. Они подошли к комнатке и остановились у двери. Перед тем как войти, девушка резко обернулась, будто не в силах больше сдерживаться: – Почему ты не отдал мне книгу? Он на мгновение опешил, но потом увидел воочию томик в пурпурной обложке, который до сих пор лежал на сиденье внедорожника. Джербер не знал, что сказать. – Книга о Чимабуэ, поэтому полагаю, что она для меня, – подстрекнула его Майя. Наверное, заглянула в окошко «дефендера». – Я так и не решил, дарить ли ее тебе, – признался Джербер, надеясь, что чистосердечное признание ему зачтется. – То был знак благодарности за вечер с зубчатым пирогом, но я боялся, что ты меня неправильно поймешь. Теперь девушка обиделась по-настоящему, это читалось на ее лице. – Что я могла понять неправильно? – Ничего, – увильнул он. – Я не хотел, чтобы показалось… – Доктор никак не мог подобрать нужных слов. Неловкая попытка все уладить оборачивалась против него. – Тогда зачем рассказывать об этом Эве? Вопрос Майи заставил его похолодеть. Но он решил слушать дальше. – Зачем говорить ей, что ты купил мне книгу, если в конечном итоге не собирался ее отдавать? Майя продолжала изливать чувства, а Джербер уже думал совсем о другом. Откуда девочка узнала о старинной книге? Сунуть нос в «дефендер» она не могла, поскольку никогда не выходит из дому. И потом, они все время были вместе. – Эва так и сказала, что я об этом говорил? Именно такими словами? – Она только сказала, что ты привез для меня книгу, – отвечала Майя. – Но какая разница? Разница в том, что не я ей об этом сказал, подумал Джербер, но не раскрыл рта. – Ты права, я поступил нехорошо, – извинился он, покривив душой. Девушка вроде бы успокоилась. Зато психолог разволновался. – Мне нужно связаться с матерью Эвы, помоги, пожалуйста, – попросил он, вспомнив, что единственный способ вступить в контакт с Беатриче Онельи Кателани – послать эсэмэс и дождаться ответного звонка. – Я всегда провожу предварительные беседы с родителями, хочу понять, могут ли они предоставить сведения, полезные для терапии, – объяснил он свою просьбу. Хочешь узнать ребенка – хорошенько изучи его семью. Такой совет часто звучал из уст синьора Б. – Понимаю; отец Эвы не хочет ничего знать о дочери, – продолжал Джербер. – Но то, что я до сих пор не смог поговорить с матерью, ненормально. – Он поймал себя на том, что старается не задеть чувства единственного, наверное, человека, не считая его самого и синьоры Ваннини, который действительно переживает за Эву. – Хорошо, – рассудила Майя. – Я отправлю ей сообщение с твоим номером телефона, – заверила она уже почти сердечно. Джербер переступил порог комнатки с каким-то беспокойным чувством. Дурное это место, снова повторил он про себя. Веселенькие маргаритки на обоях по-прежнему резали глаз. Эва рисовала за секретером, рядом – стакан молока и те же самые витамины. – Спорим, ты меня не ждала, – начал он, пытаясь вымученно улыбнуться. Он приехал раньше еще и затем, чтобы нарушить Эвины планы. На девочке опять было черное платьице и красные бархатные тапки; она едва обернулась, но ничего не сказала. Перед ней был лист бумаги и жестяная коробка, из которой она время от времени выуживала цветные карандаши. Джербер подошел ближе. – Можно? – спросил он и склонился над рисунком.