2 В дверь ворвался ветер со снегом. Патрик налетел на Майкла Джейкобса в прихожей. – Тише, тише, Патрик! Что с тобой? Молодой человек, потеряв последние силы, навалился на стенку. – Док… Провода в машине искромсаны… Машина не заводится! Доктор широко раскрыл глаза. – Мы в ловушке? Да ведь? Скажите, что происходит? Патрик почти плакал. Майкл Джейкобс вышел из состояния ступора и жёстко произнёс: – Прекрати панику, ты же мужчина, соберись! – Да, сэр… как скажете. – Почему ты весь мокрый? – Там кто-то есть, сэр. Вы мне не верите, но это правда. Кто-то бежал. Доктор встревоженно нахмурился. – За тобой? – спросил он и посмотрел в дверное стекло. – Думаю, от меня. Я услышал шаги, бросился посмотреть, кто это был… – Ты увидел его? Патрик покрутил головой. – Нет, сэр. Я почти сразу побежал к вам. Доктор Джейкобс в смятении потёр подбородок и открыл парадную дверь. На крыльце вихрилось облако снега. «Что же происходит? – думал Майкл Джейкобс. – И что теперь делать?» Патрик, уже решив, что сглупил, – не нужно было бежать сломя голову, – поднялся. Тихим голосом, которому он напрасно пытался придать уверенность и твёрдость, спросил: – Теперь только до утра ждать? 3 Доктор Джейкобс собирался ответить, его остановил шум с лестницы – какой-то вой, плач. Он решил, что это безутешная вдова. Как всегда, не вовремя. Каким было общее удивление, когда показался и прошмыгнул мимо Джеффри Томпсон. Его состояние поразило доктора, мужчина выглядел абсолютно потерянным. Майкл Джейкобс его окликнул: – Вы куда? Томпсон остановился в дверях. – Что вы пытаетесь мне всучить, док, а? Вырвался всхлип. – Вы ведь их из-за меня убили, этих женщин? Это такое новое упражнение – тренировать чёрствость, да? Снова всхлип, за ним – шёпот: – Ваши методы жестоки… Вы ничем не лучше Гитлера… Я не стою таких жертв… Джеффри Томпсон в одной пижаме бросился на мороз и моментально скрылся из виду. Доктор Джейкобс схватил с полки фонарик. – Немедленно скажи Барбаре, пусть готовит шприц… Он накинул пальто, обмотался шарфом в клетку и, перед тем как отправиться на поиски, бросил: – Пусть возьмёт тёплые вещи! Будем играть! Часы пробили четыре раза. Патрик понёсся в комнату матери. – Ма? Барбара сидела на полу с бутылкой, её могучая спина подпирала кровать с мёртвым телом. – Ты чего – наклюкалась? Она медленно перевела на сына взгляд свинцовых глаз. – Там психу плохо. Побежал прыгать. Доктор сказал, чтоб ты уколоть готовилась. И тёплые вещи захвати. Они будут играть. Барбара не ответила, но быстро вышла из ступора. Набрала из ампулы в шприц, сбегала наверх и вернулась с вещами. Надела пальто. В прихожей подобрала керосиновую лампу. С крыльца, куда она вышла, был виден прыгающий луч фонарика. Далеко забежали. Едва доносились отзвуки криков. Надо идти, у Барбары никогда не было сомнений по поводу подчинения приказам доктора. Слово «играть» в этой ситуации не показалось ей нелепым. Она уже привыкла, что «играть» здесь было синонимом слова «лечить». Женщина сошла с крыльца, холодный ветер подхватил её жидкие волосы и полы пальто. Подняв ворот, она двинулась напролом во мглу, туда, где трепетала полоска света. Порывы ветра почти вырвали из её рук лампу – Барбара мысленно отвлеклась в тот момент. Но быстро собралась. И, распахнув пальто навстречу ветру, бережно прикрыла фонарь полою. 4 Патрик закрылся в ванной на первом этаже – в комнате без окон. Он проверил за шторкой. Никого. Здесь было безопасно. Здесь он сможет переждать, пока вернётся доктор. Он будет вспоминать хорошее, что угодно. Так доктор учил его успокаиваться. А если хорошее не припомнится, нужно повторять стихи. Сознание будет занято напряжением памяти, и облако страха постепенно растворится в работе мозга. Страх, меланхолия, депрессия – всё от безделья, говорил доктор. Стихи не давались. Но в памяти сохранилась пара детских считалок. Сейчас он повторит одну раз двадцать (а если понадобится, то сто), а после – попытается отворить дверь ванной и даже выйти… – Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду, семь – за веселье… – забормотал прилежно Патрик. 5 Карлсен начал с комнаты Майкла Джейкобса. Это была самая просторная спальня в доме. Два больших окна вздрагивали под натиском непогоды. В камине чернели угли, тут и там стояли свечи.