– Какая же я глупая! Вы же приехали с утёса прыгать, а не фамильные драгоценности закапывать. Ничего, что-нибудь найдём. Кажется, туфли доктора вам подошли. – Простите, – Томпсон отставил полупустой стакан. – Я несколько обескуражен. Я только лишь помог мисс Холлис донести до дома сестру доктора Джейкобса… – Миссис Холлис – это моя мать. – Прошу прощения. – Мы в услужении у доктора. Мама, я и мой младший брат. Это весь персонал. Кроме самого доктора, разумеется. – Дело в том, что вы мне предлагаете комнату, но у меня ведь совсем другие планы… Сара присела на край стола и посмотрела в окно. – Мистер Томпсон, вам принципиально кончать с собой именно сегодня? Или вы могли бы рассмотреть и другие даты? Она спрашивала про планируемый день смерти, как спросила бы, в котором часу следующий поезд. – Вы надо мной смеётесь? – Конечно, нет. Но я не любительница сантиментов. Я всегда говорю в лоб. На мой взгляд, так правильно. Хотя доктор Джейкобс просит быть более осмотрительной с нашими пациентами. – Вот опять! С чего вы решили, что я ваш пациент? – Мистер Томпсон, вот вам реальное положение дел: вы сейчас здесь, с нами. В тепле и сытости. Платить за пребывание вам нет нужды. Утёс – всегда под боком. Надоест с нами жить – выходите и прыгаете. Договорились? Джеффри Томпсон рассудительно промолчал. Да ведь там, у обрыва, он только и ждал, что его спасут… – А вам-то что с того, что я останусь? – Нам – хорошая компания. Прозвучало трезво, недвусмысленно, словно знакомились молодые люди в баре. Томпсон сейчас с удовольствием выпил бы. Он взял стакан и залил в себя горькие остатки. Затем сказал: – А чай у вас, обычный, подают? Или всегда отвар? Сара улыбнулась, широко обнажив зубы и розовую полоску дёсен. Улыбка, с сожалением отметил Томпсон, только уродовала эту бодрую девушку. – Должна же быть ложка дёгтя, мистер Томпсон. Иначе вы у нас пропишетесь, как старик Бульденеж. Я не скромничаю, у нас очень хорошо. Что-то в груди Томпсона дёрнулось, словно внутри отчаянно забило крылышками потревоженное насекомое. Томпсон знал это ощущение – предчувствие неприятных событий. 3 Комната на третьем этаже была простая и удобная. Односпальная кровать, письменный стол, небольшой платяной шкаф. Над кроватью картина – цветочный ковёр. Сара наблюдала за реакцией. – Отнеситесь к этому, как к небольшому приключению, – сказала она, когда, наглядевшись на обстановку, Джеффри Томпсон повернулся к ней. – Знаете, я только что понял: моя жизнь отныне делится на два этапа. Всё, что было до этого утра, и то, что ещё не наступило. Я имею в виду смерть. Я как будто застрял где-то в пустоте. Сара позвала жестом к окну. Подойдя, Томпсон увидел место, где простоял всё утро. – Как видите, утёс у вас никто не забирает. Можете смотреть каждый день и представлять, как вы прыгаете. Она произнесла это уверенно, без издёвки и цинизма. – Мы постараемся заполнить вашу пустоту, если будем делать это сообща. Её живой непритворный голос действовал лучше любого лекарства, подумалось Томпсону. Он сказал: – У вас такое простое видение мира, мисс Холлис… – Зовите меня Сарой. – Вы ничего не усложняете. Ни себе, ни другим. Люди, должно быть, к вам тянутся, – Томпсон вздохнул. – Не понимаю как, но вы меня убедили. И через некоторую паузу добавил: – Но я оставляю за собой право поменять решение. 4 – Я представлю вам остальных. С Урсулой вы уже познакомились. – Где она сейчас? – На чердаке. Пока кризис не минует. – С ней всё в порядке? – Иначе и быть не может, – с лёгкостью в голосе ответила Сара. Она провела Томпсона через гостиную в распахнутые двери оранжереи из цветного стекла. Полы в этой просторной вытянутой комнате были выложены большими мраморными квадратами. Тут и там стояли кадки с пальмами, с потолков свисали подвешенные на крючках горшки с растениями. Густая зелень мирта и китайской розы выплёскивалась из них каскадами. Витражные окна выходили на юг и на запад. Мебель составляли два круглых кованых столика, плетёные кресла – их спинки напоминали раскрытые павлиньи хвосты – и шкафчик у одной из стенок. У окна, что глядело на юг, стояла наполненная до краёв ванна, из которой торчала голова старика, седая, белая как снег. Рядом на табурете лежала газета с «Латинским квадратом» по центру страницы. Томпсон подумал, как сильно пожилой мужчина похож на пегую лошадь. Бледно-коричневые болезненные пятна покрывали исхудалое, изборождённое морщинами лицо и голову вплоть до лысой макушки. Брови, виски, борода и волосы из носа неопрятно лохматились во все стороны. Пожилой мужчина пристально глядел на Томпсона. Во взгляде его были теплота и участие. Будто старик в ту минуту понимал Томпсона как никто другой. Сара представила их друг другу. – Джеффри Томпсон – Бульденеж. – Простите? – сказал Томпсон. – Бульденеж – это псевдоним, – объяснила Сара. – На самом деле… – Ни слова, милочка! – запротестовал старец. – Пожалуйста, присоединяйтесь и помогите мне разобраться в этой, чёрт её дери, головомойке! Джеффри Томпсон опустился в кресло. – Остальные ещё не спустились. Я приглашу вас, как доктор освободится, – на этих словах Сара удалилась через маленькую дверь в другом конце комнаты. Томпсон проводил её взглядом. – Мордаха – дрянь, но видели бы вы её без одежды! – хрипло заявил старик, прищурившись. – А вы что, видели? – Томпсон улыбнулся. – О, нет. Но это нетрудно себе представить, – покачал головой Бульденеж. – Согласны? Томпсон хмыкнул: – Признаться, у меня с воображением плохо. – Да бросьте! Тут даже закоренелый вояка без извилин разглядит! Малышка обтянута туже, чем современная мебель из кожи. В моё время девушки носили пятьдесят семь юбок, напоминавших ангары для дирижаблей. Сколько вам? Сорок? – Тридцать пять, – ответил Томпсон.