— Только любовь вызывает во мне такую ревность, — говорит он уже нежнее. — Не огорчайся. Я тебе верю. Он несет ее в комнаты, и Амара прячет лицо у него на плече, ненавидя себя за то, что боится. * * * После ухода Руфуса Амара остается в спальне. В доме нет никого, с кем ей хотелось бы поговорить, она не хочет видеть ни жалость, ни презрение. Ей кажется, будто патрон все еще держит ее за волосы, и она вновь и вновь проживает этот момент: когда он дернул так сильно, что она испугалась, что он сейчас сломает ей шею. Амара не знает, как теперь смотреть в глаза Фебе и Лаисе или Ювентусу, теперь, когда они стали свидетелями ее публичного унижения. Никто не смеет принести ей еду или распустить волосы на ночь, только Виктория тихо зовет из-за двери, пытаясь вывести из тяжелого состояния. Амара не обращает внимания на ее просьбы, а потом прислушивается, как дом постепенно отходит ко сну, и видит, как комната погружается во мрак. Она пытается вспомнить, как выдерживала нападки Феликса, как подавляла страх и оставляла себе один лишь гнев. Но она слишком измотана. Когда наконец приходит Филос, она по-прежнему лежит под одеялом, свернувшись калачиком. Он ничего не говорит, только забирается в постель, ложится рядом и обнимает ее. — Мне жаль, — шепчет он. — Мне так жаль. Они так лежат, Филос снова и снова извиняется за ту боль, которую причинил ей другой человек, пока она не вытягивается и не рыдает ему в тунику, как когда-то Дидоне, когда они утешали друг друга в борделе. Он не останавливает ее и ждет, пока она не выплачется. — Я не думал, что дойдет до такого, — говорит он. — Я всегда твердил себе, что если Руфус узнает, то накажет меня, а не тебя. А теперь я вижу, что малодушно лгал себе. Мне не следовало подвергать тебя риску, никогда. — Ты тут ни при чем. Это был мой выбор. — Ничто не стоит того, чтобы он причинял тебе вред. — Значит, ты можешь распоряжаться своей жизнью, а я не могу? — Амара, — говорит он, гладя ее по волосам. — Я не думаю, что смогу жить с таким бременем, зная, что ты можешь лишиться всего из-за меня. — Я не лишусь всего, и ты тоже, потому что нас не поймают, — отвечает она, почти как прежняя, волевая Амара. — Если ты меня больше не любишь, то так и скажи. Но если ты только теперь осознал всю опасность и хочешь покинуть меня, оставив один на один с Руфусом, то это что-то иное. — Но я не могу защитить тебя от него; я никогда не смогу защитить тебя. Я только подвергаю тебя опасности. — По-твоему, это все, что ты делаешь? — измученная, Амара откидывается назад, ее лицо распухло от слез и пошло пятнами. — Я никогда не могла защитить Дидону ни от одного из клиентов, хоть я и знала, как она страдает. Я могла только любить ее, как и она меня. Она всегда была со мной. Только благодаря ее любви я выжила в том доме. Амара берет Филоса за руку: — Мне придется умолять тебя остаться? — Нет. — Он притягивает ее к себе, чтобы она не продолжала. — Пожалуйста, не надо. Тебе никогда не придется делать этого. Он все так же крепко обнимает, и чем дольше они лежат так, тем больше Амара расслабляется, зная, что он не уйдет. — Но ты должна пообещать мне кое-что. Я знаю, ты говоришь, что нас не поймают, но если это все-таки случится, я должен быть уверен, что ты скажешь Руфусу, что это я тебя изнасиловал, что я шантажировал тебя, будто расскажу всем об измене. Амара пытается вырваться из его рук: — Я не могу! — Можешь, и мне нужно, чтобы ты мне это пообещала. Если нас раскроют, мне все равно не жить, это очевидно. Но у тебя есть шанс, и даже неплохой, если я признаюсь, что принудил тебя. — Нет. Она закрывает лицо руками, не желая думать об этом. — Пожалуйста, — Филос раздвигает ее руки, чтобы видеть лицо. — Ты права. Нас не поймают; мы будем еще осторожнее, чем раньше. Но я не смогу жить с чувством вины, если ты не пообещаешь мне. «Обещать легко», — думает Амара. Она уже столько наобещала. Даже лежа здесь с Филосом, она нарушает обещание, данное Руфусу. Но также она знает, как сильно хочет жить, как она не раздумывая бросила Менандра, чтобы получить свободу. Филос дает ей шанс выжить, пусть даже ценой такой страшной лжи. Она кивает, потому что не может сказать слова вслух. На солнце Венера в саду Друзиллы сияет белым. Мраморная богиня нагибается к воде, прикрыв грудь одной рукой, на губах играет лукавая улыбка, словно она подслушивает беседу двух своих учениц. Амара рассказывает о своей поездке в Мизен, они с Друзиллой сидят рядом у фонтана. Примуса и его няню отослали в другую часть дома, а женщины остались наслаждаться утренним солнцем, чей жар еще не успел разгореться. Амара ни словом не упоминает о Деметрии, хоть и хочется немного похвастаться перед Друзиллой, чтобы та ей завидовала. Юлия убедительно просила Амару молчать. — Руфус был очень зол, когда я вернулась, — говорит Амара, добравшись до конца повествования. — Но это же замечательно, — заявляет Друзилла. — Ничто не делает мужчину таким заботливым и внимательным, как опасение, что у него может быть соперник. — Я в этом не уверена, — говорит Амара, не зная, до какой степени может довериться подруге. — Он был сам не свой от ярости. Друзилла смеется. — Прости, но представить Руфуса злым — это уже смешно. — Ее улыбка исчезает, когда она видит лицо Амары. — Он тебя обидел? — Он был… не очень деликатен. — Амара пытается подобрать слова, чтобы объяснить, как Руфус балансирует на грани между насилием и угрозой. — Но все не так просто. Я думаю, ему нравится напоминать мне, что он сильнее. Что он может избить меня, если захочет. — Руфус предпочитает хрупких женщин, — говорит Друзилла тоном более небрежным, чем Амаре бы того хотелось. — Ты всегда это знала. Ему это нравится. — Но раньше ему нравилось, когда я возражала ему, даже когда возмущалась! Я думала, он этого от меня хочет, а не унижать меня. — Ваши отношения начались, когда ты была рабыней, тебе и так хватало унижений. Я уверена, что в то время женщина, способная постоять за себя, была для него в новинку. Теперь все иначе. Послушай, прости, если мои слова прозвучат резко, — продолжает Друзилла, — но ты говоришь так, будто ожидала, что у вас с Руфусом будут полноценные отношения. Ты была бы намного счастливее, если бы думала только о том, как им манипулировать, и все. Если только ты и в самом деле его не любишь? — Нет, — признаётся Амара и оглядывается, как будто их могут подслушать. — Хорошо. Ты всегда знала, что ему нравится считать тебя всецело преданным ему существом; теперь ты вдруг понимаешь, что порой ему нравится тебя запугивать. Просто будь готова к таким неприятным эпизодам и старайся чуть тешить его тщеславие в промежутках. Друзилла пожимает плечами: — Ты умная женщина, поверить не могу, что приходится объяснять тебе это. Амаре обидно, она думает о доме, который есть у Друзиллы, о магазине, который она сдает в аренду, о том, какой тыл у нее есть на случай, если любовники ее разочаруют. — Как дела с Квинтом? — спрашивает Амара, чтобы сменить тему. — О. — Друзилла пожимает плечами. — Думаю, эти отношения изжили свое. Это только вопрос времени, когда я его брошу — моей репутации конец, если он сделает это первым. К счастью, я нашла другого любовника, который меня более чем устраивает. — Расскажи мне о нем, — просит Амара, которую радует мысль о том, что заносчивого Квинта скоро бросят. — Амплий, — говорит Друзилла, растягивая имя. — Ему принадлежит половина складов в порту. Правда, у его семьи не настолько хорошие связи, как у Квинта или Руфуса, но ты не представляешь себе, насколько он богат. И мне даже интересно быть с мужчиной в возрасте. Они могут быть такими благодарными в постели, а развлечь их намного проще. — И он добр к тебе? В ответ Друзилла томно поднимает запястье, чтобы Амара увидела новый браслет, переливающийся на ее коже красным и серебристым. Амара ахает. — Я же говорила тебе, что он богат, — удовлетворенно произносит Друзилла. — И щедр. Я думаю пригласить его к себе на ужин. И оставить на ночь, разумеется. Квинт не сможет проигнорировать публичное оскорбление такого сорта. Будет скандал, а потом все закончится. — Амплий красивый? — спрашивает Амара, думая, сколько этому купцу лет и старше ли он Деметрия. — А адмирал? — в ответ спрашивает Друзилла, вскинув брови. При виде недовольного лица Амары она смеется. — Моя дорогая, я всегда знала, что он тебе нравится. Это становится до боли очевидно каждый раз, когда ты открываешь рот, чтобы восторженно заявить о том, какой он умный и великодушный. И я уверена, что вилла в Мизене только добавила ему привлекательности. Руфус не полный идиот: он знает, что ты бы при первом удобном случае бросила его ради Плиния. Да и кто бы не бросил? — Я благодарна адмиралу и уважаю его, но я не воспринимаю его в этом смысле. Я имею в виду как любовника. Друзилла закатывает глаза: — Что ты этим хочешь сказать, «как любовника»? Ты знаешь, что он богат и могуществен. Даже не будь он так умен, как ты описываешь, этого было бы достаточно. Друзилле противоречить невозможно, особенно когда ее реплики совпадают с собственными выводами Амары. Но Амара также знает, что ей нужно не только это, что ей хочется большего. И она думает о мужчине, которого любит, который сейчас одет в потрепанную тунику, работает не покладая рук в магазине, выручки с которого он никогда не получит, и выполняет приказы человека, который ему никогда не заплатит. Стыд жжет ей грудь, она знает, что возненавидит себя, если поведает Друзилле о своей любви, но в то же время ее чувства к Филосу так сильны, что она хочет защитить его, пусть даже только в своих глазах. — Ты всегда права, — говорит Амара с холодной улыбкой. — Женщине больше нечего желать от мужчины. Когда она возвращается домой, там почти никого нет. Виктория, Лаиса и Феба ушли в термы, а Ювентус не может сообщить Амаре, куда могла бы уйти Британника. Она никогда не пыталась отчитываться о своих перемещениях. Амара идет наверх, в свой кабинет. После разговора с Друзиллой ей захотелось проверить свои счета, посмотреть, не удастся ли ей заработать еще больше на своих женщинах и сколько она может ссудить новым клиентам. Если она не собирается полагаться на богатого патрона, если вместо этого она отыщет способ освободить Филоса, то ей необходимо заработать как можно больше. Она не удивлена, когда Филос сам заходит к ней чуть позже, потому что он часто помогает ей планировать финансовые дела, но когда он закрывает за собой дверь и запирает ее, это приводит ее в недоумение. Амара встает с места: — Что ты делаешь? Они договорились, что никогда не будут рисковать днем. Филос прижимает палец к губам. У него взволнованный вид, и она не может понять, в чем причина. Он подходит к ней, и теперь они стоят у стола совсем близко друг к другу. — Он хочет, чтобы я шпионил за тобой. — Руфус? Филос кивает: — Он уверен, что ты подумываешь уйти от него к Плинию, а если не к Плинию, то к какому-нибудь другому богатому человеку, с которым ты познакомилась в Мизене. Мне приказано следить за каждым твоим шагом, записывать, кто тебя вызывает и с кем ты видишься, и чаще бывать в этом доме. — Тебе не кажется, что он нас подозревает? — Амара поверить не может, что ее патрон сам содействует ее измене. — Нам стоит быть осторожными на случай, если он решит прийти и поймать нас.