— Ладно, — бросает он, встает, обходит стол и с размаху кладет табличку перед ней. — Это выручка таверны. Смотри. А это арендная плата за другое помещение. Что ты думаешь? — Почему ты меня спрашиваешь? — С числами у тебя все хорошо. Мне интересно, совпадут ли твои расчеты с моими. Амара бросает на него хмурый взгляд, но берет в руки табличку, не в силах противиться искушению посмотреть поближе. Она изучает числа: расходы, выручка, возможные риски. — Я бы сказала, что это того стоит, но есть риски. Наверное, лучше подождать еще один месяц и посмотреть, смогут ли Бероника и Галлий поддерживать доход на этом уровне. Феликс ворчит и забирает у нее табличку: — К тому времени другое место может уже уйти. — Будет другое. — Амара пожимает плечами. — Не стоит идти на такой риск. — Я не думал, что ты будешь таким осторожным советчиком. — Это твои деньги. Я просто говорю тебе, что я бы сделала, будь они у меня. Феликс по-прежнему стоит рядом с ней, и ей очень хочется, чтобы он отодвинулся, но, в конце концов, ее прежний хозяин никогда не делал того, что ей хотелось. Он делает шаг ближе. — Нет. — Она не повышает голос. При мысли о том, что за стеной стоит Филос, готовый броситься на ее защиту, она только сильнее нервничает. К ее удивлению, Феликс замирает на месте. Знай Амара его чуть хуже, она могла бы принять выражение его лица за смущение. — Я не хотел угрожать тебе в прошлый раз. Какое-то время Амара просто смотрит на него, разинув рот: — Что? — Да чтоб тебя, я не пытаюсь извиняться. Я не хотел угрожать тебе. — Феликс с размаху опускает ладонь на стол, так что Амара подскакивает на месте. — Не так уж трудно понять, что я говорю. — Ты всегда только и делал, что угрожал мне, — произносит Амара, все еще в изумлении. — С самого первого дня, когда мы встретились. — Что, если я скажу, что больше не буду? — Ты солжешь. Феликс проводит рукой по своим аккуратно зачесанным назад волосам, еще один совершенно не привычный жест. Он как будто боится: — Ты считаешь, что я гребаное чудовище. — Так и есть, — парирует она, чувствуя, что его раскаяние почему-то причиняет ей боль. — Тебе ничего не стоит обидеть меня или кого-либо еще. Иногда я думала, что ты можешь меня убить. — Я бы никогда этого не сделал. — Конечно, потому что это стоило бы тебе до хрена денег! — кричит Амара. К собственному смятению, она понимает, что готова расплакаться. Феликс тянет к ней руку, и она отшатывается. — Нет! Феликс сжимает кулаки, и Амара видит, что он пытается сдерживать себя. — Ты всегда знала, как меня спровоцировать. — Тебя и дыхание провоцирует. Тебе никогда не требовался предлог, чтобы ударить кого-нибудь. — Ты говоришь так, будто я только и делал, что бил тебя. А как насчет того, когда ты работала здесь с моими счетами, когда я помог тебе, начав ссужать деньги? Как насчет той ночи, когда ты осталась у меня? Для шлюхи ты всегда была кошмарна в постели, никогда не могла сделать вид, что тебе это нравится, и я поверить не могу, что ты вдруг научилась так улыбаться мужчине, которого ненавидишь. Амара отлично знает, какую ночь он имеет в виду, и, что еще хуже, помнит сокрушительный стыд на следующее утро. Именно тогда она решила, что не будет испытывать к Феликсу ничего, кроме ненависти, потому что любовь к нему ее уничтожит. — Уже слишком поздно для этого. — Почему это? — спрашивает он, уцепившись за то, что она не стала ему возражать. — Ты не отрицаешь того, как все было. Что, если бы я не причинил тебе столько боли, что, если бы я был добрее к тебе? Ты могла бы по-другому относиться ко мне. — Но ты не был добрее. Феликс тяжело опускается на край стола. — То, как ты на меня смотришь, — начинает он, — помню, я так смотрел на своего отца, желая, чтобы этот гад умер. И не говори мне, что я такой же, как он, потому что это я и так знаю. — Ты сам решил быть таким, — отвечает Амара без тени сочувствия. — Какая же ты бессердечная сука, — говорит он, и она вдруг видит, что его плечи трясутся от смеха. — Ни одна другая женщина не посмела бы мне такого сказать. И даже когда я владел тобой, когда ты помалкивала, я видел, что ты все равно так думаешь. Именно поэтому ты мне всегда и нравилась. Не знай Амара Феликса так хорошо или не люби она другого человека, может, его лесть и подействовала бы на нее. Но она знала, как резко меняется у него настроение, и видела, как он обращался с Викторией, с его постоянными и жуткими метаниями между нежностью и жестокостью. — Ты же не ждешь, что я вот так сразу начну тебе доверять. — Амара смягчает голос и пытается выдавить улыбку. — Если ты не будешь угрожать мне ближайшие несколько месяцев, может быть, я тебе и поверю. — Звучит крайне удобно для тебя, — огрызается Феликс, недоверчиво прищурившись. — И почему я должен считать, что ты не морочишь мне голову? На этот раз Амара улыбается искренне. Подозрительность Феликса ей милее всех его попыток очаровать ее. По крайней мере, она непритворная. — Ни почему. — Она наклоняется к нему ближе, чувствуя знакомый жар ненависти в своем сердце. — Может быть, я морочу голову тебе, а ты — мне. Нам придется ждать и смотреть, чем закончится игра. Неморалии Глава 30 Ничто не длится вечно; Солнце, что сияет ярко, стремится обратно за океан. Тает луна, что некогда была полной. И даже неистовство Венеры порой обращается лишь дуновением ветра. Надпись на стене в Помпеях Запах запоздало расцветшего в саду жасмина окутывает весь дом. Сладкий аромат переносит Амару обратно в те дни, когда Руфус только начинал за ней ухаживать, только сейчас ее руку держит не он, а Британника, которая пытается научить подругу наносить более сильные удары. Они стоят в атриуме, мозаичный пол приятно холодит босые ноги в это жаркое августовское утро. — Тебе важно быть быстрой, — поясняет Британника. — Для долгой драки сил мало. Попробуй еще раз. Амара нападает, используя один из многочисленных приемов, которым научила ее Британника. Та с легкостью блокирует удар, но одобрительно кивает. — Лучше, — говорит она. Из сада доносятся пение и смех. Амара знает, что это Виктория и флейтистки готовятся к ближайшему выступлению. За одну неделю им удалось договориться сразу на два ужина, во многом благодаря расторопности Виктории. Амара признательна ей за то, что Виктория взяла на себя эти заботы и часто одна ходит на встречи со знакомыми сутенерами, тем самым избавляя Амару от лишней неловкости. В те вечера, когда у Виктории нет работы, обычно в доме ее не застать: отношения с Крескентом как будто не думают идти на спад. Амара боялась, что влюбленной Виктории будет непросто обслуживать клиентов, но та только рассмеялась и сказала, что Крескент не ревнив. — Сколько тебе было лет, когда ты начала учиться драться? — Амара смотрит, как Британника наносит удары деревянным ножом, при этом легко переступая с ноги на ногу, точно в танце. — Мы учимся с детства, — отвечает Британника. — Весь мой народ. Так лучше. — Я скорблю о твоей семье. Британника не останавливается; Амара вспоминает, как в борделе британка дралась с воображаемым противником в своей клетушке, чтобы не потерять форму. — В смерти нет бесчестия. Они умерли как жили, воинами, — отвечает она. — Бесчестье на мне. — Больше нет, — говорит Амара, подумав, что Британника имеет в виду свою работу проституткой. — Те времена прошли. Британника останавливается и медленно опускает руку: