Отец пересек комнату тремя быстрыми шагами. Он не был жестоким человеком, но в это мгновение я не на шутку перепугалась, что он может меня ударить. Взяв под локоть, папа вывел меня в коридор: – Ты перестанешь упрямиться прямо сейчас. Я даже не подозревала, что во мне есть столько мужества, но отрицательно замотала головой, показывая открытое неповиновение. – Давай живи дальше, ты ведь начал с чистого листа. Оставь меня в покое и позволь почтить память моих сестер, как я считаю нужным. – Никто не сможет жить дальше, если ты будешь ходить по дому в черном траурном облачении как немой укор всем нам! Отец отвернулся к окну и досадливо выругался. Когда он снова посмотрел на меня, его лоб пересекали глубокие морщины. – Я не хочу ссориться, Аннали. Я скучаю по Эулалии так же, как и ты. И по Элизабет, и Октавии, и Аве. И больше всего – по твоей маме. Думаешь, я чувствую себя очень счастливым, вернув полсемьи обратно в Соль? Папа устало опустился на небольшую скамейку. Она была слишком низкой для него, поэтому колени оказались на уровне груди. Через несколько мгновений папа жестом предложил мне сесть рядом. – Я знаю, многие мужчины мечтают о трудолюбивых сыновьях, которые продолжат их дело, унаследуют имущество, передадут детям фамилию. Но я всегда гордился тем, что у меня так много девочек. Многие прекрасные моменты моей жизни связаны с тем периодом, когда вас еще было одиннадцать – как мы с вами и вашей мамой играли в карнавал, выбирали кукол… Когда Сесилия забеременела Верити… это стало таким прекрасным сюрпризом. После смерти мамы я думал, что больше никогда не смогу испытать такого счастья. Слеза скатилась по щеке и упала с кончика папиного носа. Он смахнул ее, отстраненно рассматривая рисунок под нашими ногами. Пол в коридоре был выложен мозаикой из маленьких кусочков морского стекла, изображавшей морские волны. – После стольких лет печали и трагедий я снова получил шанс обрести счастье. Оно уже никогда не будет абсолютным – разве это возможно, когда я потерял столько любимых людей? – но я не могу упустить эту возможность. Ленточка на моем запястье уже растрепалась, и я задумчиво теребила ее пальцами, охваченная чувством дежавю. Кажется, мы с Камиллой говорили о том же самом всего несколько минут назад. – Думаю, у портных найдется светло-серый шелк? – наконец сдалась я. – Сесилия всегда считала, что тебе к лицу зеленый, – заметил отец, легонечко ткнув меня локтем. – Именно поэтому она поручила сделать твою комнату в изумрудных тонах. Твои глаза напоминали ей море перед большой бурей. – Хорошо, я посмотрю, что у них есть, – ответила я, взяв руку отца, и он помог мне встать, – но даже не надейся увидеть меня в розовом. * * * – Ты только посмотри на этот атлас! Это самый приятный оттенок розового, который я когда?либо видела! – пропищала Розалия, примеряя нежно-розовый материал. По всей Золотой гостиной были разложены ткани и лоскуты. Ящики с лентами и кружевами выглядели словно переполненные сундуки с сокровищами. В комнате, кажется, не осталось ни одной свободной поверхности. Я уже успела споткнуться о три коробки пуговиц. Камилла приложила к лицу лоскут шафранового цвета: – Как тебе такой оттенок, Аннали? – Тебе очень идет, – вмешалась Морелла. Она сидела на стеганой оттоманке посреди всего этого хаоса, словно изнеженная королева пчел. После инцидента в столовой Морелла даже не хотела смотреть в мою сторону; наверное, стоило извиниться. – Мне кажется, к твоим глазам больше подойдут синеватые оттенки, – заметила я, предложив образец небесно-голубого цвета. – Видишь? Он прекрасно оттеняет твою кожу, ты выглядишь свежей и румяной. Как тебе, Морелла? Мачеха едва заметно кивнула и принялась с интересом рассматривать блестящую ленту, которую Мерси вытащила из ящика. – Такие бантики великолепно подойдут для милой госпожи, – заверила портниха. – Вы уже видели эти наброски? – протянула она Камилле стопку эскизов. – Мы можем сделать такую отделку на любом платье. Камилла взяла рисунки и присела на пуф, обитый блестящим дамастом. Портниха присоединилась к ней и начала делать заметки. На мягких вешалках рядом со мной висели отрезы сливочного льна и роскошного зеленого шелка. Я выбрала три варианта для длинных струящихся платьев и даже наряд ко дню рождения тройняшек. Несмотря на сомнения, я все равно ощутила радостное предвкушение, рассматривая тюль цвета морской пены с яркими серебряными пайетками, сверкающими, словно звездочки. Из таких тканей, безусловно, получится сказочное платье. Тем временем Ленор обнаружила какую-то красивую коробочку. – Ух ты! Смотрите скорее! Внутри оказалась пара туфель, обернутая в бархат. Серебристая кожа выглядела мягкой, словно сливочное масло, и нежно поблескивала в свете дня. С обеих сторон были пришиты шелковые ленточки, которые следовало завязывать вокруг лодыжек. Эти туфельки предназначены для танцев. Верити мигом схватила одну из них и поднесла к глазам, внимательно разглядывая узор из бусин на мыске. – Волшебные туфельки! – Они великолепны, – с восхищением сказала Морелла, рассматривая второй башмачок. Тут в разговор вступил сапожник Рейнольд Гервер: – Изготовление каждой пары занимает две недели. Для дополнительного удобства мы делаем мягкие стельки. Вы можете танцевать всю ночь, а утром ваши ножки будут чувствовать себя как ни в чем не бывало. Розалия выхватила туфельку из рук Верити: – Я хочу надеть такие на бал. – Нет! Я их первая увидела! – возмутилась Ленор. – Они мои. – Нам всем нужно по паре, – заключила Лигейя. Присев на оттоманку рядом с Мореллой, она провела пальцами по шелковым лентам. – Шестнадцать бывает лишь однажды. Камилла на мгновение отвлеклась от эскизов: – Их можно выполнить в другом цвете? Я бы хотела золотисто-розовые, в тон платью. Гервер кивнул: – У меня есть с собой все образцы кожи. Сапожник достал книжицу из-под развернутой желтой ткани и остановился, внимательно посмотрев на Мореллу. – Поскольку эти туфельки такие особенные… они могут влететь в копеечку. – Влететь в копеечку? – грозно спросил папа, показавшись в дверном проеме. – Я, значит, оставил своих девочек одних всего на час, а меня уже пустили по миру? Розалия протянула ему блестящую туфельку: – Ты только посмотри, папа! Эти туфли прекрасно подошли бы для бала. Можно мы возьмем их? Ну пожалуйста! Папа внимательно посмотрел на лица всех дочерей, исполненные надежды. – Я так понимаю, вы все хотите по паре? – И мы тоже! – пропищала Онор, встав на цыпочки, чтобы выглянуть из-за коробок со шляпками. Лицо папы стало равнодушным, как маска. – Я должен посмотреть на них. Одно из главных правил торговли: не заключай соглашение, пока не проверишь груз. Розалия вернула туфельку младшей сестре и слегка подтолкнула ее. Верити выступила вперед, держа башмачок дрожащими от трепета пухлыми пальчиками. – Это волшебные туфельки, папа. Отец изобразил невероятное изумление, вертя башмачок в руках. – Волшебные туфельки, говоришь? Большие глаза Верити, такие же зеленые, как у меня, радостно засияли. – Выглядят ужасно изысканно. Наверное, очень хрупкие? – Отнюдь! – возразил сапожник. – Уверяю вас, они выдержат целый бальный сезон. Я делаю подошвы из лучшей кожи в королевстве – гибкой, но очень крепкой. Папа с недоверием посмотрел на мастера: – Сколько за восемь пар? Морелла, по-прежнему сидевшая на оттоманке, негромко фыркнула. – Девять пар, – уточнил папа. – Девять пар к концу месяца. У моих дочерей бал, нужно успеть. Гервер присвистнул: – Времени совсем мало. Мне придется нанять помощников… – Сколько? Гервер начал считать по пальцам, затем многозначительно поправил золотые очки на кончике носа и заключил: