– Ты здесь не при чём, Омар Лалие, – привстав на носки, она мягко поцеловала смуглую щеку. – Это та женщина, да? – допытывался араб. – Canaille! Хочешь, я на твоих глазах вышвырну её из дома? Лиз удержала его за руку: – Ты слишком великодушен, мой господин. Но не стоит. Аде Стронберг наказана уже тем, что в её душе хозяйничают злые силы. – Она мне не понравилась, – сдаваясь, проворчал хозяин поместья. – Но вот старшая женщина – она необыкновенна. Она сильная. – Да, – Элизабетта, соглашаясь, кивнула, – Лаймен очень уверена в себе. И по пустякам свою силу она не тратит. – Я не знаю, о чём ты рассказывала им, Феризат, но имена на всех языках звучат одинаково. Они напомнили тебе о твоём мужчине. Эти жемчужины на твоих щеках, – он нежно коснулся сверкающих капель слёз, – умывают прошлое. – В моём прошлом было много хорошего, – возразила Элиза. – Там я была счастлива и любима, и любила сама. – На романтике первой страсти не проживёшь целую жизнь, Феризат. Ты сохранишь тёплое чувство в душе к тому человеку, но твоё сердце будет принадлежать мне, особенно после того, как у нас появятся дети. – Для этого мне надо будет лечь с тобой в постель, правда ведь? – девушка криво усмехнулась. – Одна мысль о том, что я сделаю это с кем-то, кроме Андреса, приводит меня в ужас. – Ты забываешь, любовь моя, – нежно коснулся рукой её губ мусульманин, – что в кое-какие укромные уголки свои ты меня уже допускала. – Разве такое забудешь? – на лице Лиз отражалось мучение. – Ты собираешься стать моим мужем, а Андрес даже меня не ищет и не волнуется обо мне. Я знаю, пора сделать выбор. Пока ещё я люблю его, но будущее непредсказуемо. Может быть, именно тебе я отдам до конца своё сердце. Вот и всё, Омар Лалие, решение принято: если ты всё ещё хочешь женщину с израненной душой, я выйду за тебя замуж. Араб пробормотал что-то, оставшееся непереведённым, на своём родном языке. – Аллах велик, о моя Феризат, он помог тебе произнести именно те слова, о которых я умолял его пять раз в день в каждом намазе! Да, я хочу тебя, цветок изо льда… Элиза вздрогнула от неприятной ассоциации – не понимая их недавней беседы, Омар случайно назвал её тем же эпитетом, что и Лаймен Стронберг. Новый жених, казалось, ничего не заметил. – Моя драгоценная любовь, – с почтением, которого он ещё никогда не проявлял по отношению к ней, Омар поцеловал кончики пальцев Элизы, холодной и неподвижной, как статуя, – позволь мне отдать распоряжения женщинам начать подготовку к свадьбе… Элиза вцепилась в него, не давая сделать и шагу в сторону. Её глаза были испуганными: – Как, ты покидаешь меня? Прошу тебя, Омар, останься. Пойдём, – преодолевая неожиданное сопротивление, она ввела его в свою комнату. – Я хочу, чтобы этой ночью ты был со мной. Теперь уже каменное изваяние напоминал её избранник. Глаза его бесстрастно блестели. – Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о дальних странах и уложил спать? – осторожно поинтересовался он. Щёки Лиз Линтрем были пунцовыми, но отступать она не собиралась: – На рассказы у нас будет достаточно времени после. Сегодня ночью я хочу, чтобы ты поведал мне всё о плотской любви, которую могут разделить мужчина и женщина. – Дорогая моя, всё о любви не знают даже боги… – слегка снисходительный тон его рассеялся без следа, стоило Лиз повернуться к нему спиной и начать скидывать с себя один за другим покровы из восхитительных тканей чужеземной страны. Омар Лалие, онемев, следил за разоблачением. Не знакомая с восточными традициями обольщения, девушка очень быстро осталась только в прозрачной нижней рубашке и, мило смущаясь, подошла к своему избраннику, чтобы помочь ему раздеться. Отливающий серебром шёлк с интимным шуршанием соскользнул на пол. Элизабетта вцепилась нежными ноготками в смуглую крепкую грудь, потом провела по ней руками и сомкнула их в кольцо на шее мужчины. – Вы очень похожи, – неразборчиво пробормотала она. – Только твоя кожа темнее, а вкус приводит меня в восторг… – горячий язычок Лиз скользнул по плечу Лалие. – Не дразни меня, женщина! – простонал её любовник вслух, и очевидная мука в его голосе озадачила шведку. – Ты действительно этого не хочешь? В тёмных глазах араба скакали сумасшедшие чёртики. – Хочу, хочу… я хочу тебя, – он подтолкнул девушку на постель и упал на неё сверху, смягчив удар ладонями. Нетерпеливо отодвинувшись, Элиза Линтрем торопилась впустить изменения в свою жизнь: ловкие пальчики исследовали непростую охранную систему мужских штанов. – Не спеши так, волшебная пери, – пытался он остановить её, но Лиз будто спешила покончить с опостылевшей обязанностью. Словно охваченная лихорадкой, она вся горела, порывисто целовала его горячими губами, ласкала резко и нетерпеливо, разжигая его. – Принцесса, я не хочу, чтобы ты возненавидела потом эту ночь… Элиза отпрянула: – Я не нравлюсь тебе? Я перестала быть для тебя желанной? – дрожащими руками она растормошила свою причёску, и белые пряди окутали её тело лунным облаком. – А теперь? Ты говорил, что тебе нравится, когда я одета только в свои волосы… Ах да, я забыла, – ухватившись за низкий ворот рубашки, она изо всех сил рванула её, и лёгкая кисея расползлась, словно туман, под её пальцами. Бесполезный отныне кусок материи полетел на пол, а женщина, стоя посреди постели на коленях, горделиво выпрямилась, сознавая свою привлекательность. Она была удовлетворена. – Да, я вижу в твоих глазах безумие, Омар Лалие, ты желаешь меня. Ну так бери свою рабыню, ты заслужил это!.. Но даже её удивила скорость его реакции: спустя долю секунды Омар Лалие уже целовал и покусывал горячим ртом её груди. Постанывая, Элиза вцепилась в тёмные волосы: – Да, да… Du varm, smaklig… Roligh att… Just nu… – лихорадочно шептала она на единственном языке, который могла в этот момент вспомнить. На мгновение остановившись, любовник нежно переместил её руки себе на грудь. – Тебе не нравится, когда я трогаю волосы? Как скажешь. Но, умоляю, поторопись… Nu! – выкрикнула она. Неугомонные пальцы Элизы метнулись к его штанам, извлекли на свободу и обхватили твёрдый и готовый уже к извержению, словно вулкан, предмет его мужской гордости. – Боже, как он прекрасен! – нежно сжимая и гладя его, благоговейно шепнула Элиза. – Я помню, как ты ласкал меня ртом… а женщина может это делать? Я так хочу узнать тебя на вкус… – не дождавшись ответа, она почти слилась с постелью, потянувшись к нему. – Не надо, Элизабетта, – неестественно хриплый, сорванный голос над нею не мог принадлежать спокойному и обходительному Омару Лалие. Он вздрогнул, словно сражённый молнией, почувствовав прикосновение её губ. – Я сказал, не надо… jag inte det, ursàkta… Nej!2 Женщина дёрнулась, выпрямилась, ужаленная его резкими, нечаянно вырвавшимися словами. Омар явно не контролировал себя, но… не мог же он в эту минуту учитывать лингвистические сложности между ними? Ещё боясь поверить себе, она протянула вперёд руку: – У тебя на лбу белая прядь. Как странно, я раньше не замечала… Твои волосы не настоящие?! Почему? Твои прекрасные волосы… О, чёрт побери! – застыв на мгновение в позе скорбящей статуи, она втянула глубоко в себя воздух, прикрыла грудь обрывками своей нижней рубашки. Устало скомандовала. – Снимай маску, бастард. Больше для ряженья нет причин. Как же я была слепа, я узнала тебя, а должна была сделать это с самого начала. Давай, Марис Стронберг, поторапливайся! У меня мало времени, до рассвета я ещё могу успеть добраться домой… Она не следила за выполнением своих распоряжений, а уже ходила по комнате, собирая разбросанную одежду и искушая недавнего возлюбленного ровными полушариями ягодиц. Обнажённый мужчина всё так же стоял, опираясь коленями о растерзанную постель. – Ты никуда не едешь, – голос его звучал не холодно, но отрешённо. – Почему ты не впала в истерику, узнав обо всём? – А что изменится от моих слёз? – ожесточённо возразила Лиз. – Ты думаешь, жизнь меня недостаточно била? Ты не увидишь, как я плачу, гнусная тварь… – Ты сильная, – в тоне Мариса Стронберга слышалось одобрение. – Сильная, как Лаймен, моя мать. Я искал именно такую. Она тоже не зарыдала бы, если б узнала, что человек, за которого она выйдет замуж, пытался обмануть её. – Выйдет замуж? В этом ты ошибаешься. Я дала обещание Омару Лалие, но его больше нет. Прощай, Стронберг! Я испытываю только досаду, но твоя игра была безупречна: «у нас на Востоке», «на всё воля Аллаха», «намаз»… Своими словечками ты мог обмануть не только такую дуру, как я! Ты великий актёр, Стронберг. – Нет, – придя в движение, мужчина перепрыгнул вслед за нею через кровать. – Я не актёрствовал, я просто вернулся в шкуру Омара Лалие, в которой существовал на Востоке столько лет. Мы с ним – не разные люди, но две стороны медали… Мы оба станем твоим мужем, Лиз, – он встал перед дверью, загораживая ей путь. Презрительный взгляд Элизы обежал ещё недавно казавшееся безупречным его тёмное тело с головы до ног. В лицо Мариса полетели его штаны: – Прикройся, свинья! – Зачем? – насмешка звучала в его тоне. – В брачную ночь ты всё равно исследуешь все мои размеры и формы. Какая разница, когда это произойдёт? – Ты одержимый, – Элиза толкнула его, решив действовать силой. – Но я не собираюсь сходить с ума вместе с тобой. Так что давай, двигай отсюда. Было ужасно неприятно повидать тебя вновь. – Ну, я думаю, ты это переживёшь… – Конечно. Неужели ты полагаешь, что я буду расстраиваться из-за того, что кто-то, не имеющий ко мне отношения, оказался ещё большим негодяем, чем обычно? – она наслаждалась звучанием родной речи и тщательно отмеренным ядом слов, и это чувство было написано на её лице столь откровенно, что в ответ на него в глазах Мариса сгустился непонятного выражения мрак. – Что ты делаешь?! – завопила Элиза, вырываясь, когда он легко, словно цветок, поднял её за талию, пронёс через комнату и уложил – не бросил, а именно уложил – на постель. Стоило Лиз шевельнуться в попытке встать, и загорелое, закалённое, как у средневекового шотландца, колено вновь придавило её к поверхности. Впрочем, это не помешало ей смотреть с отвращением на возвышающееся над нею нагое крепкое тело, которое она готова была принять как приложение к Омару Лалие, но категорически отказывалась от Стронберга; она всем внешним видом выражала ему презрение, но только до той поры, как смуглые руки Мариса легли на её светлую кожу, нежно, но сильно сжав груди, а его белокурые волосы коснулись её плеча. Элиза возобновила сопротивление с новой силой, полученная относительная свобода позволила ей расчётливо вонзить острые ногти в его привлекательное лицо. Марис отшатнулся с проклятием. – Ах ты, ведьма, – процедил он, разглядывая непокорённую женщину на постели. – Ну что ж, придётся действовать методами Омара… Он словно распял её, нагую и беззащитную, привязав руки к разным сторонам кровати. Задумчиво потрогал тут же попытавшийся его укусить рот: – Нет, моя драгоценная самочка, не время шалить. Будешь кричать только от наслаждения, других звуков мне слышать не хочется, а тебе лучше прислушиваться к моим пожеланиям. Лиз что-то неразборчиво прошипела, но Марис только смеялся: – Нет, нет, эта часть тела мне ещё пригодится, да и тебе тоже. Если бы Аллах намеревался использовать её так, как ты предлагаешь, он не создавал бы её там, правильно? – затем его руки скользнули ниже, на лице отразился всплеск ностальгических воспоминаний. Пальцами Стронберг гладил жёсткие волоски у развилки бёдер. – Ты пускала меня туда раньше – с любовью и охотой и отвечала на мои поцелуи. Я искренне сожалею, что настолько лишился сегодня контроля над собой – тебе полагалось узнать о моей двойной жизни лишь после свадьбы, значительно позже. Ну, не сжимайся так, позволь мне сделать тебя своей женщиной… – громкий стук в дверь прервал его уговоры, и, преобразившись в один момент, Марис прокричал по-французски. – Убирайтесь ко всем чертям! – Сын, – твёрдо откликнулся голос Хусейна Лалие, – покинь свою женщину. Я жду тебя в кабинете через пять минут, – звук удаляющихся шагов лишил Мариса Стронберга возможности ответить. Некоторое время он тяжело дышал, разглядывая замершую в безмолвной молитве с закрытыми глазами Лиз; но долг перед отцом превыше всего, и он потянулся к своей одежде. – Я покидаю тебя, милая. Не по доброй воле, но думаю, ты всё равно это оценишь. Развязать мне тебя или оставить так для усмирения гордыни? – размышлял он вслух. Элиза гневно задёргалась. – Ладно уж, – избавив её от пут, руки мужчины нежно огладили её шелковистые бёдра. – Когда-нибудь я вернусь, и рядом уже не будет отца, желающего обсудить со мной моё неблагоразумное поведение. Тогда ты и узнаешь всё о страсти. Дверь за ним с мягким звуком закрылась, и Лиз наконец-то решилась выдохнуть, открывая глаза. Сегодня, хвала богам, с ней не произошло ничего такого, что невозможно было бы исправить. Но стоит остаться ей в этом доме, и никакие высшие силы не сумеют удержать от новой попытки безрассудного, непредсказуемого Мариса Стронберга… Глава 16