Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 11 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После обеда Баха отправился на тихий час в номер. У нас люкс, конечно, – не забыла уточнить Валя. Они гуляли по санаторскому скверу. Валя обращала внимание на альпийские горки, заросли можжевельников, группки туй и голубых елей, еще каких-то непривычных хвойных растений с большими иголками: – Версаль отдыхает. Представляешь, какая тут красота, когда цветники благоухают! Она слегка выдохлась, говорила уже спокойнее, без возбуждения, рассказывала о Бахе, который душка-душка-душка, купил ей двухэтажную квартиру. – Чем он занимается? – спросила Анна Аркадьевна. – Да, как все они: чиновник плюс какой-то бизнес. – Есть семья, дети? – Уже взрослые. – А как твои мальчишки? – У них все нормально. Вале не хотелось вспоминать о том, что находилось за границами ее нынешнего круга, в котором она счастливая влюбленная, а не мать в возрасте бабушки. Она не желала выпускать из этого круга и Анну Аркадьевну. Прежде подобное пленение у Вали отлично получалось. Анна Аркадьевна как муха погружалась в мед, в жидкий янтарь, источаемый Валей. Но теперь то ли медоносность уменьшилась, то ли муха заматерела. Анна Аркадьевна думала о том, что встреча с Валей не была ошибкой, хотя и напоминала какое-то обязательное упражнение, дань традиции, хорошему тону и самоуважению. И еще, почему-то, – чистку зубов. Никто не находит удовольствие в чистке зубов, но все любят свои белоснежные улыбки. Если Валя и не прочла дословно мысли Анны Аркадьевны, то уловила смену ее настроения и поменяла тактику. Мастер манипуляций потому и мастер, что знает про кнут и пряник, про мытье и катанье. Надежнее всего – ошарашить человека, сказав ему о нем самом что-то беспроигрышно лестное, неожиданное, такое, о чем он и мечтать не мог, выставить оценку, которая ему и не снилась. – Ты совсем не изменилась, Аня! По-прежнему вызываешь желание нравиться тебе, завоевывать твое расположение, прилипнуть к тебе, стоять на задних лапках, потявкивать, напрашиваться на ласку: «Погладь меня, дай кусочек лакомства! Не прогоняй меня, пожалуйста!» Рядом с тобой всегда хотелось быть лучше, карабкаться на ту нравственную вершину, где ты царствуешь, на Олимп. Понимаешь, что не возьмешь высоту, а все равно ползешь. Сил не хватает, берет отчаяние, падаешь вниз, больно ударяешься. Так больно, что хочется тебе отомстить. «Хочет залить меня сиропом – подумала Анна Аркадьевна. – Это мы уже проходили. Ее патокой я объелась до отвращения к сладкому вообще». – Валя, Валя! – попеняла Анна Аркадьевна. – Подобные речи отдают литературщиной, а применительно к нашим отношениям – нафталином. Было очень приятно повидаться тобой, но мне пора. Анна Аркадьевна достала телефон, чтобы вызвать такси. Валя задержала ее руку. – Пожалуйста! Побудь со мной еще несколько минут! Хорошего ловца птиц первый неудачный заброс сети не остановит, он повторит попытку. Да только воробей-то стреляный. – Ладно! – согласилась Анна Аркадьевна. Но такси все-таки вызвала, чтобы через полчаса ждало ее у ворот санатория. Им до выхода идти не меньше двадцати минут. – Я Бахе о тебе рассказывала, – говорила Валя по дороге. – Да и всем всегда о тебе рассказывала. Медотечение продолжалось. – Охотно верю. Покувыркалась с любовником в постели, а потом начинаешь вещать про неземные достоинства подруги Ани. – Злючка! – Валя легко ударила ее по плечу. – Я, правда, рассказывала! Про службу на Севере. Про советских офицеров, которые в основном были деревенщиной, а жены их – пэтэушницами. – Мы-то с тобой голубых кровей, белая кость. – Мы были отдушиной друг для друга. Мы дружили, были счастливы нашей дружбой. Неужели ты будешь отрицать? Перечеркнешь нашу молодость? – Что было, то было, да быльем поросло. Я иногда думаю, вот если бы была возможность переиграть заново, вычеркнуть какие-то эпизоды и по-другому их прожить. – Я никогда бы не вычеркнула нашу дружбу. – Я тоже, – со вздохом признала Анна Аркадьевна. – Анечка! – Давай без пафоса! Что ты актерствуешь передо мной? Я тебя знаю как облупленную. Тренируй свои чары на ком-то другом. «Я ведь не хотела с ней ссориться, – мысленно чертыхнулась Анна Аркадьевна. – И заново сдруживаться не хотела. Тогда за каким лешим приехала?» – Вот ты как, – понурилась Валя. – Жестоко. Когда бьют, всегда больно. Но бывает, что удар за ударом, ты тупеешь, привыкаешь к боли. И вдруг случается, негаданно, что жизнь переворачивается на солнечную сторону, ты счастлива, опьянела от радости, которую тебе подарила судьба, ты беззащитна как младенец. Нельзя бить младенцев. – Третье действие пьесы? Теперь я злодейка, лупящая малых деток? Некоторые спектакли очень выиграли бы, ограничься драматург одноактным произведением.
Валя остановилась в ста метрах от выхода, закусила губу, откинула голову, как бы борясь со слезами, или без «как бы», по-настоящему. – Извини, если разочаровала тебя! – сказала Анна Аркадьевна. – Передай своим мальчикам от меня привет! Прощай! Она подходила к большим закрытым ажурно-чугунным воротам, за которыми стояли несколько автомобилей, один их них, наверное, ее такси, когда услышала за спиной Валины крики: – Аня! Аня! Анна Аркадьевна оглянулась. Валя бежала, раскинув руки, нелепо отбрасывая в стороны ноги, не боясь навернуться на высоких каблуках. Публика: охранники, люди, входившие на территорию через калитку, водители за воротами – как раз боялась, что эта плачущая женщина сейчас упадет и переломает ноги. Публика была подготовлена и вознаграждена наблюдением страстной сцены. – Я люблю тебя! – бросилась на шею Анне Аркадьевне Валя. – Любила и буду любить всегда! Что бы ни случилось! До самой смерти! Она разжала руки, уронила их обессиленно, шумно всхлипнула, повернулась и побрела обратно. Скорбная обиженная женщина, качающаяся от горя на котурнах. Большая актриса никому не отдаст выигрышную финальную реплику. Последнее слово – за ветеранами сцены. 5 Десять лет назад по Валиной вине защита кандидатской диссертации Анны Аркадьевны отложилась на год. Нужно было отвезти статью научному руководителю. Человек старой формации, он не признавал компьютеров, дискет, только текст, отпечатанный на машинке. Звонок из больницы застал Анну Аркадьевну у выхода из квартиры: «Вашего сына привезли в хирургическое отделение с подозрением на аппендицит». Не сильно испугавшись, Лёня уже несколько дней говорил про легкие боли в животе, меньше бы зеленых яблок ел, Анна Аркадьевна, вся мыслями еще в рукописи, которую редактировала и перепечатывала всю ночь, испытала досаду. Статью нужно было передать именно сегодня. Она позвонила подруге Вале: «Выручай!» По протекции Анны Аркадьевны Валю взяли на крохотную должность в педагогический вестник в отдел писем. Я твоя должница на всю жизнь – радовалась Валя работе в столице. Не то, чтобы долг платежом красен, но если подруга, которой ты многим обязана, о чем-то просит, то подспудно подозревается, что это будет не простая услуга, а обремененная отдариванием. Валя с готовностью согласилась, подъехала к станции метро, взяла рукопись, заверила, что через два часа она будет у профессора. Анна Аркадьевна отправилась в больницу… Это оказался очень плохой аппендицит, лопнувший. Лёне стало плохо на уроке физкультуры, когда дети прыгали в высоту. Едва успели довезти до клиники, перитонит. Две недели, очумев от страха, Анна Аркадьевна провела у постели сына. Не существовало ни диссертации, ни статьи, ни мужа, ни дочери, ни мира – только бесконечная молитва о сыне, который застыл на границе жизни и смерти. Когда опасность миновала, Лёню уже выписали из больницы, страх не отступал еще долго, держал Анну Андреевну в тисках, не подпускал хлопоты, заботы внешнего мира с его карьерными устремлениями и честолюбивыми замыслами. Какие все это мелочи и белиберда! Много позже Анна Аркадьевна слышала от людей, стоявших на краю могилы, переживших рак или инфаркт сердца, что выздоровление похоже на второе рождение в том смысле, что происходит переоценка ценностей – золото тускнет, а обыденное, привычное, заурядное наполняется чудным светом. На смену абстрактному знанию, что в могилу не утащишь чины, звания, дачи, автомобили, ордена и хорошие связи, приходит абсолютное сознание, буквально физическое ощущение – НЕ УТАЩИШЬ! Уйдешь, как явился, голым и одиноким. Поэтому здесь и сейчас, каждый день и каждую минуту, нужно ценить и наслаждаться тем, что по-настоящему дорого, любить без условий, без хитростей, без политики. Наслаждаться каждым вдохом и выдохом. Если смысл жизни в наслаждении, то оно само очень просто. – Что ж вы, голубушка! – пенял Анне Аркадьевне профессор, когда они встретились через полтора месяца. – Да, я знаю, у вас в семье были проблемы. Но неужели не нашлось доброго человека, который привез бы мне статью вовремя? А следующий сборник мы выпускаем только через год. Конечно, вы можете задепонировать статью, к защите допустят. Но обидно, голубушка! Отличная работа будет погребена в братской могиле. Может, стерпите? Подождете годочек? А пока мы с вами напишем методичку и опубликуем по линии служебной литературы. Вам засчитается, и вместо двух обязательных публикаций будет три! И все толковые! – Подожду, – легко согласилась Анна Аркадьевна. Два месяца назад подобная отсрочка привела бы ее в отчаяние. Суетный мир уже начал вползать в ее сознание. Тебя могут посетить великие откровения, но жить-то предстоит в заданных условиях, с обычными людьми, без откровений. Или отправляйся в скит, в монастырь, в секту. В скит Анна Аркадьевна не хотела и принялась убеждать профессора, что их методичка должна дойти до школьных учителей, а не осесть на пыльных полках Обл- и ГорОНО. Значит, должен быть большой тираж и распоряжение министерства. И хорошо бы получить отзывы педагогов, чтобы они чувствовали себя вовлеченными, чтобы они писали и говорили про одаренных детей. Ведь учитель в провинциальной школе варится как мясо в бульоне. Варится и варится, пока вся вода не выкипит. – Голубушка! – Профессор простецки почесал затылок. – Вы меня втягиваете в авантюру. Представляете, сколько кабинетов мне придется посетить и сколько пламенных речей оттарабанить? – Но ведь ради будущего Отчизны будете стараться, а не о персональной даче для себя хлопотать. – Дача у нас уже есть. Чтоб она сгорела! Тьфу-тьфу! Жена из-за этой дачи мне все мозги проела. Не башка, а червивое яблоко. – Но семечки яблочка не пострадали? – Ах, лукавая девица! – погрозил профессор пальцем. – Ладно. Попробуем. – И хорошо бы разбавить научный стиль конкретными примерами. История ребенка, обязательно учитель, который заметил его одаренность, помог развиться… – Тебе палец в рот не клади! Иди, иди, а то договоришься, у меня последние волосенки с черепа сползут. Он впервые назвал ее на «ты» и в дальнейшем так обращался. Большая честь. Многие завидовали. Когда умер, она не сумела ни на кладбище, ни на поминках сказать красивой речи, хотя от нее, последовательницы, любимой ученицы, ждали. – Он очень много не успел! – только и смогла выдавить. «Добрый человек», на отсутствие которого пенял профессор, она же близкая и любимая подруга Валя, сидела на кухне Павловых и каялась. Не сумела в тот день отвезти статью, под дождь попала, рукопись намокла, испортилась. На следующий день искала машинистку, которая бы срочно перепечатала, за двойную цену, а денег не было, помчалась занимать… Словом, цепь ужасных, ужасных несчастий! Потом просто испугалась, затаилась. Она виновата, виновата, ужасно, непростительно виновата… Анна Аркадьевна давно простила Валю. Женщины, чья философия материалистичнее, чем у Маркса, Энгельса и Ленина вместе взятых, порой не в силах избавиться от суеверного благодарения судьбы. Лёня остался жив. За это надо заплатить, что-то отдать, чем-то пожертвовать. Статья, отложенная диссертация – это малая, ничтожная плата. Как в сказке: не пожалей для нищего грязного бродяги краюшки хлеба и будет тебе счастье, потому что нищий на самом деле волшебник-проверяльщик. – Пятнадцатого мая, когда наш сын попал в больницу, – проговорил Илья хрипло, – в Москве дождя не было.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!