В 9:38 утра (по часам инсп. Каттера) следственные действия были возобновлены; полицейскому, ведущему протокол, предоставили стул. Доктор Кармоди встал у стола так, чтобы заслонить верхнюю часть тела погибшей от всех, кроме самого себя и инсп. Каттера, и затем приступил к осмотру, делая следующие наблюдения. Труп женщины, возраст – приблизительно 35 лет. На подушечках пальцев правой руки – различимые мозоли. Небольшое искривление позвоночника и признаки, указывающие на хроническое сдавливание нижних органов, в полном соответствии с заявленной профессией погибшей. Вес – ниже среднего, телосложение – тщедушное. Состояние ротовой полости чуть выше среднего – вероятно, благодаря скромным привычкам. Два зуба удалены, один – не очень удачно: в десне остался фрагмент. В четырех местах заметны следы разрушения. Трупное окоченение выраженное, но не полное. Заметна синюшность в области неповрежденной части лица. Предположительно, смерть наступила вчера между шестью часами вечера и полуночью. Доктор Кармоди попросил ножницы. Когда ему их подали, он занял то же, что и прежде, положение у стола и состриг часть волос с головы погибшей. Затем озвучил следующие наблюдения. Несовместимый с жизнью широкий разлом в левом полушарии черепа, протянувшийся до левой части затылочного гребня и верхней части челюстно-лицевой области с той же стороны. Обширный перелом твердой мозговой оболочки, тяжелая контузия мозговой ткани и сдавление мозжечка. Часть вещества, содержащегося в мозжечке, при ударе изверглась и осталась, предположительно, на месте происшествия. Ярко выраженная гематома тканей, окружающих трещину, что характерно для необычайно сильного ушиба. Затем доктор Кармоди, накрыв голову погибшей, заявил, что теперь он обследует остальное тело, и распорядился, чтобы помещение покинули все, кто не должен присутствовать по долгу службы. Мистер Кару выразил протест по двум пунктам: во‑первых, причина смерти уже установлена и нет необходимости в дальнейшем унижении достоинства умершей; во‑вторых, при осмотре должен присутствовать один из представителей дома, который проследит, чтобы полицейские соблюдали надлежащий порядок при проведении своих процедур. Доктор Кармоди ответил, что не помнит, чтобы он устанавливал причину смерти, и не намерен выслушивать указания домашней прислуги, вздумавшей наставлять его в вопросах профессиональной деятельности. Далее он заметил, что тщательное обследование трупа – это требование закона и в любом случае оно необходимо, поскольку на передней части платья погибшей видны следы кровотечения, которое было вызвано отнюдь не ранами, полученными при падении. Он допустил присутствие одного из представителей дома, но двух молодых слуг настоятельно попросил удалиться. По выполнении этих распоряжений дверь судомойни была заперта. Доктор Кармоди срезал одежду c погибшей и принялся наговаривать следующие наблюдения. Обширная гематома правильной формы в области верхнего отдела брюшной полости, сразу под грудью. Большое скопление колотых ран, нанесенных с высокой степенью упорядоченности. Раны значительно скрыты под запекшейся кровью. Ее вытерли, чтобы внимательно осмотреть повреждения. Обследуя их, доктор Кармоди вдруг остановился и издал возглас удивления. Он отметил исключительную природу того, что наблюдал, – такого он не встречал ни разу за все годы врачебной практики. Инсп. Каттер, согласившись с ним, велел полицейскому, ведущему протокол, подойти к столу, дабы получить наглядное представление о том, что он должен с точностью зафиксировать. Доктор Кармоди дал следующее описание, и полицейский, ведущий протокол, готов поручиться, что оно соответствует действительности во всех деталях. Крайне упорядоченное скопление колотых ран простирается от нижней границы груди примерно до середины живота и имеет протяженность слева направо 10–11 дюймов[18]. Колотые раны произошли вследствие вшивания в плоть грубой красной нити на всю глубину кожи. Стежки сделаны с высочайшим мастерством, которому мог бы позавидовать любой хирург. Возможно, это работа самой погибшей, но ее исполнение без анальгезии должно было вызывать адскую боль как во время шитья, так и после. Стежки были расположены таким образом, что они складывались в последовательность отчетливых букв, напоминая сэмплер[19], вышитый на теле жертвы. Слова образовывали следующую фразу: ВЕЛИЧИТ ДУША МОЯ ГОСПОДА[20] III. Dies Irae[21] VIII К утру, когда Октавия явилась в особняк Страйт-хаус, у мистера Хили уже появились сомнения по поводу их уговора. Сообщение от него поступило перед тем, как она вышла к завтраку; нет, он не отозвал свое предложение (даже у него для этого хватило порядочности), но прямо изложил свое видение того, в какой пропорции должны распределяться ее усилия. «Страйт подождет, – писал он. – Сначала отправляйтесь в Уайтчепел. В городе опять заговорили о Похитителях душ. Получена информация от сержанта, дежурившего на Леман-стрит. В прошлом от него поступали достоверные сведения. Из пансиона для обездоленных пропала девушка». Мистер Хили дал ей адрес, поделился немногочисленными подробностями дела, которые стали ему известны, и Октавию эта история не оставила равнодушной. Ужасно, конечно, если эта девушка действительно пропала, думала Октавия, но в данный момент она в том сомневалась и подозревала, что Хили просто играет на ее чувствах. Судьба девушки Хили интересовала только с точки зрения сенсационности материала, и чтобы его напечатали, в статье должны были содержаться самые дикие измышления о черной магии. Тем временем события минувшего вечера все больше и больше тревожили Октавию. Прежде всего поведение лорда Страйта, которое и сегодня казалось ей не менее странным. Дело не только в том, что он уехал так поспешно, да еще пытался скрыться незаметно. В этом, по крайней мере, он не преуспел. Увидев, что на углу Пикадилли в карету к Страйту подсел какой-то человек, ни о чем другом с тех пор думать она не могла. Страйт знал, что тот человек будет его там ждать, – во всяком случае, не удивился его появлению. Однако какой характер носили их отношения? Эта загадка не давала покоя Октавии. Она уже много лет наблюдала за поведением мужчин и женщин из числа влиятельных особ. Знала, как они ведут себя и в минуты пышного великолепия, и в моменты беспечной неосмотрительности. Малейшие изменения позы свидетельствовали о пиетете или о глубочайшем презрении. И хотя этих двух мужчин Октавия видела издалека всего несколько мгновений, причем не самого лорда Страйта, а лишь его руку, распахнувшую дверцу кареты, она сразу поняла, что их связывает нечто неординарное. Записку мистера Хили без внимания она оставить не могла и за завтраком передала ее брату Джорджи. Тот томился в ожидании давно обещанного ему назначения на должность офицера военно-морского флота, а по своему темпераменту безделья он не выносил. Джорджи обрадовался, что может пригодиться сестре, хотя и был немного озадачен. – Ну-ну, сестрица. – Отряхнув с ладоней крошки тоста, он взял у нее записку. – Плохо, видать, дело, если даже мое участие потребовалось. Он и раньше предлагал свою помощь, но Октавия всякий раз мягко отказывалась. – Джорджи, дорогой, ты встречал кое-кого из тех, о ком я пишу, и знаешь, какие они занудные. Занудные или ядовитые, бывает и то и другое. Но это иной случай. Это… Она неопределенно повела рукой, и Джорджи от любопытства вскинул брови. – А-а, не твоя тема, понимаю. И слава богу. Рискую навлечь на себя твой гнев, но мне бы не хотелось, чтоб ты колесила по темным закоулкам Уайтчепела. Однако чем я-то могу помочь? Ведь ты же не веришь болтовне про этих… как их? Похитителей душ? – Разумеется нет, Джорджи. Но мистер Хили падок до всяких выдумок, особенно если считает, что на этом можно подзаработать. Дедушка посинел бы от негодования, если б узнал об этом. Сходи посмотри, что можно разведать. Ты в этом мастер, просто цены себе не знаешь. Ты легко находишь общий язык с людьми… как бы это сказать… – Неблагородного происхождения? Ты права, сестричка. Я и сам не из благородных, на том и стоим. Похожу по барам. Может, удастся отыскать того сержанта. Ну а ты? Что за дело такое важное заставило тебя перепоручить задание старины Хили? – Пока не знаю, Джорджи. – Кончиком пальца Октавия подцепила чаинку с края чашки и теперь пристально ее рассматривала. – Честно, пока не знаю. Особняк лорда Страйта находился на Хаф-Мун-стрит, всего в трех минутах езды на извозчике от Ашенден-хаус. Конечно, вряд ли ее примут в столь ранний час, рассудила Октавия, но она надеялась, что ей хотя бы удастся выяснить, вернулся ли лорд Страйт домой. Его дворецкий, неприветливый медлительный тип по фамилии Кару, сказал только, что для посетителей его светлости нет дома. Дверь он приоткрыл совсем немного и, беседуя с Октавией, все поглядывал на улицу у нее за спиной. Пусть лорд Страйт гостей не принимал, но он явно кого-то ждал. Октавия убедилась, что за ней не следят, и свернула в узкий переулок с задней стороны особняка: если что-то хочешь узнать о делах аристократов, парадных входов, пожалуй, лучше вообще избегать. Ждать пришлось недолго: буквально через десять-двенадцать минут ей удалось перехватить служанку – шустрое существо в матерчатой кепке, которое Октавия сперва приняла за мальчика. За девять пенсов, которые Октавия выплатила частями, она выяснила, что девушка (та наотрез отказалась назвать свое имя) сегодня по поручению дворецкого бегала на телеграф, чтобы отправить сообщение в Вечерние Пески, что в Кенте. Мистер Кару, поведала служанка, метал громы и молнии; он надеялся получить оттуда известия о хозяине дома. Значит, лорда Страйта в особняке не было, и, по словам девушки, со вчерашнего дня его никто не видел. Да, за ним посылали, это правда, известно, что Ашенден-хаус он покинул, но домой он и к утру не вернулся. Кроме этого, девушка почти ничего не знала, и Октавия пожалела, что слишком много ей заплатила. Никому из слуг не объяснили, зачем разыскивают хозяина. Всех их согнали в подвал и не выпускали больше часа, сообщила девушка, а мистер Кару занимался каким-то неизвестным делом на верхних этажах. Когда дворецкий спустился к ним, с него ручьями катился пот, и пребывал он в ужасном настроении, раньше она его таким не видела, но приставать к нему с расспросами никто не отважился. Октавия натянула перчатки и взялась за велосипед, но тут у нее возник последний вопрос. Пусть лорд Страйт домой не вернулся, но, может быть, кто-то другой наведывался? Ведь его отъезд из Ашенден-хаус не остался незамеченным. Разве у него нет близких друзей, которые могли бы справиться о нем? Сначала служанка решительно заявила, что никто не приходил. Его светлость гостей не привечает, сказала она. Во всяком случае, друзей у него нет. Но потом она как будто что-то вспомнила; может быть, ее собственные слова надоумили. Октавия вытащила еще одну монету, крутанула ее на ладони. Контора Девлина, сказала девушка. Приходил человек из конторы Девлина. Негусто, подумала Октавия, но хоть какая-никакая ниточка, за которую, возможно, удастся что-то вытянуть. Оказалось, что контора Девлина – это компания по перевозке грузов, расположенная на Сент-Томас-стрит, и лорд Страйт уже несколько лет пользовался ее услугами. Нередко после полуночи являлся представитель этой фирмы с повозкой и бригадой носильщиков. Обычное дело, пояснила девушка. Хозяин – заядлый коллекционер, и здесь постоянно что-то привозили-увозили, но человек, приезжавший прошлой ночью, не сказал, доставил он груз или, напротив, должен что-то забрать. Кроме его светлости, он ни с кем не хотел говорить и, узнав, что того нет дома, удалился. Это все, сказала служанка, больше она ничего не знает и, если задержится здесь дольше, мистер Кару шкуру с нее спустит. Она попрощалась с Октавией и убежала. Было пасмурно и холодно, но снегопад понемногу стихал, и катить на велосипеде было не труднее, чем обычно. Октавия ненадолго заскочила в редакцию «Газетт», забрала кое-какие вещи, которые могли пригодиться для сбора материала, и незамедлительно двинулась к вокзалу Лондон-Бридж. Она по-прежнему не имела четкого представления о том, что она надеется раскопать, но чутье подсказывало, что ее любопытство небеспочвенно. Во всяком случае, она ехала по делу, которое могло принести плоды. Это все лучше, чем сидеть в четырех стенах, хоть погода и гадкая. Контору фирмы «Девлин и сыновья» оказалось не так-то просто отыскать. В районе вокзала обосновалось немало компаний по перевозке грузов, почти все работали на железнодорожную компанию, но только в четвертой Октавия встретила бригадира, который что-то слышал о нужной ей фирме. Он указал ей на узкий переулок, ведший под арки вокзала, и там она наконец нашла то, что искала. Во дворе конторы стояла тишина, окна были закрыты ставнями. На воротах висела потемневшая от времени табличка, которую легко можно было и не заметить: «Девлин и сыновья» Прием посетителей по предварительной договоренности И больше ничего. Октавия постучала несколько раз в ворота, но никто не вышел. Хоздвор был скрыт за высоким забором из гофрированного железа, оттуда не доносилось ни звука. Расстроенная, она села на велосипед и уже хотела уезжать, как вдруг ей подумалось, что, возможно, она все-таки приехала сюда не напрасно. Если лорд Страйт действительно умчался в Кент – а его дворецкий допускал такую возможность, – отправился он как раз с вокзала Лондон-Бридж. И это легко установить, если задаться целью. Способ, тот или иной, есть почти всегда. Октавия зашла в контору вокзала и завоевала расположение молодого служащего, который показался ей сговорчивым. Тот, как и многие подобные ему молодые люди, живо интересовался спортивными состязаниями, и она, благодаря своей предусмотрительности, сумела предоставить ему сводку об условиях скачек в Портсмуте, которые должны были опубликовать только в дневном выпуске «Газетт». Парень сразу же погрузился в их изучение, забыв про все на свете. Хоть всю контору перерывай вверх дном, он и не заметит. Условия скачек – большое дело, с ними можно горы свернуть, если подойти к этому вопросу с умом. Октавия установила, что за интересующий ее период в Кент отправились пять поездов. Она просмотрела списки пассажиров, и ни в одном фамилии лорда Страйта не обнаружила. Ее это, в общем-то, не удивило. Если дворецкий лорда Страйта не напридумывал, хватаясь за соломинку, и его хозяин действительно уехал в Вечерние Пески, сесть тот мог в вагон второго или третьего класса, для которых списки пассажиров не составляются, либо он воспользовался другим видом транспорта. Но куда еще мог податься Страйт, если не туда? Почему он не вернулся домой, если внезапно возникшее секретное дело было столь срочным? Может так быть, что весть о трагедии не достигла лорда Страйта или, напротив, достигла, послужив предупреждением, что ехать он должен не домой, а совсем в другое место? Может так быть, что весть о трагедии встревожила или даже испугала его? От кого он мог скрываться? Октавия вернулась на северный берег Темзы, где у нее имелись надежные источники информации, и к середине дня проверила наиболее очевидные возможные варианты. Лорд Страйт не являлся членом ни «Консервативного клуба», ни «Всех душ», ни любого другого респектабельного клуба в районе Сент-Джеймсского дворца. Не посещал он и менее чинные заведения, где богатые джентльмены играли в карты и встречались с женщинами. Несколько таких заведений Октавии были известны, и там, она знала, реестр членов не вели. Но один ее знакомый частный детектив из Смитфилда, создавший свою практику на устройстве прибыльных разводов, мог поименно назвать всех, кто туда захаживал и сколько денег – с точностью до пенни – каждый из них оставил за карточным столом, играя в вист. О графе Мондли он никогда не слышал. Потерпев фиаско на всех фронтах, Октавия решила прибегнуть к испытанному методу, которым она хорошо владела. Суть его состояла в том, чтобы вынудить светского человека сболтнуть то, о чем не принято говорить в свете. Первым делом она направила стопы к дому лорда Хартингтона на Гросвенор-кресент. Эльф нередко бывал ей полезен в подобных случаях, и сегодня она надеялась выудить у него ценные сведения. К тому же вчера, вернувшись на прием, она с удивлением обнаружила, что он исчез. В том не было ничего необычного: зачастую на один вечер у него было запланировано несколько светских визитов. И потом – ей ли жаловаться! – ведь она сама сбежала безо всяких объяснений. И все же Октавии не терпелось расспросить Эльфа, сумел ли он выведать что-то у леди Ашенден. Но Маккену, его камердинеру, по-видимому, показалась забавной сама мысль, что лорд Хартингтон мог быть дома. – Ну что вы, мисс Хиллингдон! – изумился он. – Ведь еще даже не обед, а он вчера вечером был в гостях. Вы же знаете его привычки. Раньше шести вечера не объявится. Октавия оставила свою визитку, на которой сердито вывела знак вопроса, и покатила дальше на велосипеде, перебирая в уме оставшиеся варианты. В ясный весенний день можно было бы рассчитывать на случайные встречи с массой полезных знакомых, но в такую ужасную погоду никто из солидных особ даже не подумает о прогулке в парке. Что ж, нередко приходится довольствоваться тем, что есть. В следующие два-три часа Октавия посетила несколько домов, тщательно выбирая из десятка дам, которые принимали гостей в это время дня. Она без лишней суеты вливалась в компанию и, демонстрируя веселый беззаботный нрав, поддерживала любую тему, которую обсуждали собравшиеся. Если позволял ход беседы, делилась какой-нибудь безобидной сплетней без всякого намека на то, что рассчитывает на ответную откровенность, тем более о том, что ее интересовало. Она ни разу не упомянула о лорде Страйте, не говоря уже про его загадочное исчезновение. Она даже не сказала, что присутствовала на балу у леди Ашенден. В том не было необходимости, главное, набраться терпения. К сожалению, как Октавия ни старалась, почти ничего толкового она не узнала. Про бал, конечно, говорили, и о внезапном отъезде лорда Страйта тоже. Леди Ашенден сочувствовали, и хотя суждений пока никто не высказывал, все сошлись во мнении, что его светлость должен сегодня же представить удовлетворительное объяснение своему поведению, иначе скандала не избежать. Но что это может быть за объяснение? Никто не осмеливался строить догадки. Лорд Страйт занимал высокое положение в обществе и имел большие связи, однако мало кто был знаком с ним лично. В практике Октавии еще не было случая, чтобы она не могла к кому-то подступиться, и оттого ее не покидало странное чувство, что она проиграла. Октавия всегда с легкостью выведывала секреты, порой скучные или отвратительные, и втайне даже гордилась этим своим умением. И вот теперь, когда ей в кои-то веки поручили нечто стоящее, вся ее изобретательность обернулась пшиком. В пятом часу, усталая, она покатила на велосипеде домой. Небо над площадью Смит-сквер темнело. Опять пойдет снег, поняла Октавия. Наступило то особенное затишье, какое бывает перед вьюгой; воздух словно чем-то бесшумно наполнялся. Она вошла, как всегда, через заднюю калитку, поставила велосипед в дровяной сарай, под крышу. На кухне, к счастью, никого не было, и Октавия вдруг вспомнила, что с самого завтрака ничего не ела, только чаю попила. Она заглянула в буфет и, порывшись в нем, собрала себе вполне приличный ужин. Подвернув до локтей рукава блузки, Октавия устроилась за столом, согнав со стула Джуно – старую домашнюю кошку, – и разложила перед собой еду. Краюшка хлеба, банка с мясом краба, два прекрасных яблока сорта «кокс». Не завтрак и даже не полдник, но она вкушала все это с тихим удовольствием. Она обожала такие тайные, ребячьи пиры, особенно после нескольких часов общения в изысканной компании. Джуно, почуяв запах крабового мяса, трогала лапами юбки Октавии и заглядывала ей в лицо с мольбой в желто-зеленых глазах. С некоторых пор у кошки стал пропадать аппетит, она теперь не мяукала, выпрашивая еду, но все равно ожидала, что в знак уважения ей бросят кусочек чего-нибудь вкусненького.