Я ставлю перед сыном тарелку с кексами, а он переворачивает очередную страницу газеты. – Ты зубы почистил? – Да, – бурчит Джейкоб. Я кладу руку на газету, закрывая ее: – Точно? В редких случаях, когда Джейкоб меня обманывает, это настолько очевидно, что мне достаточно вопросительно приподнять бровь, и он раскалывается. Врет Джейкоб лишь изредка, в тех случаях, когда его просят сделать что-нибудь для него неприятное – брызнуть в нос спрей или почистить зубы, – и еще во избежание конфликтов. В этих случаях он говорит то, что мне нужно услышать. – Я сделаю это после еды, – обещает Джейкоб, и я не сомневаюсь: зубы будут почищены. – Да! – вдруг восклицает он. – Вот оно! – Что? Подавшись вперед, Джейкоб читает вслух: – «Полиция Таунсенда обнаружила в лесополосе у шоссе сто сорок тело пятидесятитрехлетнего Уэйда Дикинса. Дикинс умер от переохлаждения. Признаков насильственной смерти не зафиксировано». – Джейкоб хмурится и качает головой. – Можешь поверить, что это сообщение засунули аж на четырнадцатую страницу? – Да. Это отвратительно. Зачем людям вообще читать про замерзшего человека? – Вдруг я замираю, прекращая размешивать кофе с молоком. – Как ты узнал, что эта заметка должна появиться в газете сегодня утром? Джейкоб мнется, понимая, что его застукали. – Просто догадался. Я скрещиваю на груди руки и строго гляжу на него. Даже если он не посмотрит мне в глаза, жар моего взгляда его проберет. – Ладно! – сдается Джейкоб. – Я услышал об этом вчера вечером по своему радио. Я вижу, как он раскачивается на стуле, как лицо его заливает краска. – И?.. – Я поехал туда. – Ты – что? – Это было вчера вечером. Я взял велосипед… – Ты поехал на велосипеде по морозу к шоссе сто сорок… – Ты хочешь узнать подробности или нет? – спрашивает Джейкоб, и я больше его не перебиваю. – Полиция нашла в лесу тело, детектив склонялся к тому, что это изнасилование и убийство… – Боже мой! – Но улики не подтверждали этого. – Джейкоб сияет улыбкой. – Я разобрался, что к чему, вместо них. У меня отпадает челюсть. – И они не возражали? – Ну… нет. Но им была нужна помощь. Они двигались совершенно не туда, если учесть повреждения на теле… – Джейкоб, ты не можешь просто так являться на место преступления! Ты гражданское лицо! – Гражданское лицо, которое лучше разбирается в криминалистике, чем местная полиция, – возражает Джейкоб. – Я даже позволил детективу присвоить все заслуги себе. Мне представляется, как полицейские Таунсенда являются к нам домой и отчитывают меня (в лучшем случае) или берут под арест Джейкоба (в худшем). Разве это не нарушение правопорядка – вмешиваться в полицейское расследование? Представляю, каким это будет публичным позором, если вдруг выяснится, что Тетушка Эм, дающая советы всем и обо всем, не знает, где проводит вечера ее сын. – Послушай меня. Ты больше никогда не будешь делать ничего подобного. Никогда. А если бы это было убийство, Джейкоб? Если бы преступник погнался за тобой? Он обдумывает мои доводы, а потом говорит совершенно спокойно: – Тогда, полагаю, мне пришлось бы бежать очень быстро. – Считай это новым домашним правилом. Ты не ускользаешь тайком из дому, не предупредив меня. – Формально говоря, я вовсе не ускользал, – поправляет меня сын. – Так помоги мне, Джейкоб… Он покачивает головой: – Не ускользать тайком на места преступлений. Понял. – Потом смотрит мне прямо в глаза; это случается так редко, что я невольно задерживаю дыхание. – Но, мама, серьезно, мне бы хотелось, чтобы ты сама увидела. Все голени у него исцарапаны перекрестными линиями и… – Джейкоб, этот человек умер ужасной смертью, в одиночестве, без помощи и заслуживает хотя бы немного уважения. – Произнося эти слова, я понимаю, что они его не тронут. Два года назад на похоронах моего отца Джейкоб спросил, нельзя ли открыть гроб, прежде чем его опустят в землю. Я думала, он хотел попрощаться с дедом, которого любил, но вместо этого Джейкоб приложил руку к холодной и шершавой, как рисовая бумага, щеке моего отца и сказал: «Мне просто хотелось знать, какие мертвецы на ощупь». Я забираю у него газету и складываю ее: – Ты сегодня же напишешь детективу записку с извинениями, что помешал ему… – Я не знаю, как его зовут! – Загугли, – говорю я. – И можешь считать себя лишенным водительских прав до особых распоряжений. – Лишенным прав? То есть я не могу покидать дом? – Можешь, только для походов в школу. К моему удивлению, Джейкоб пожимает плечами: – Тогда тебе, наверное, придется позвонить Джесс. Черт! Я совсем забыла про его наставницу по социальным навыкам. Дважды в неделю Джейкоб встречается с ней, чтобы практиковаться в общении. Выпускница Вермонтского университета, которая планирует учить детей с аутизмом, Джесс Огилви нашла подход к Джейкобу. А он обожает ее так же сильно, как боится заданий, которые она ему дает: смотри в глаза кассирше, заводи разговоры с незнакомыми людьми в автобусе, спрашивай у прохожих, как пройти куда-нибудь. Сегодня они собирались пойти в маленькую местную пиццерию, чтобы Джейкоб отрабатывал навык разговоров ни о чем. Но для этого ему нужно выйти из дому. – Кекс? – предлагает он мне, протягивая тарелку. Ненавижу, когда Джейкоб чувствует свою правоту. Спросите мать ребенка с аутизмом, имеют ли отношение к его состоянию прививки, и она с жаром ответит вам «да». Спросите другую, и она с той же горячностью скажет «нет». Суд удалился на совещание, да так и не вернулся, в буквальном смысле. Хотя кучка родителей подала коллективный иск к правительству с обвинениями в том, что прививки спровоцировали аутизм у их детей, я так и не получила уведомления о принятом решении и не надеюсь его дождаться. Факты таковы: 1. В 1998 году Центр по контролю и профилактике заболеваний (ЦКПЗ) рекомендовал внести изменения в общенациональный американский календарь прививок, добавив в него три инъекции против гепатита В, включая одну при рождении, и троекратное введение вакцины от гемофилической инфекции типа В, все в течение первых шести месяцев жизни ребенка. 2. Фармацевтические компании приняли вызов и произвели вакцину в упаковках по многу доз; в качестве консерванта был использован тимерозал, на 49 процентов состоящий из этилртути. 3. Хотя ядовитость ртути была доказана еще в 1940-х, ни Управление по контролю за продуктами и лекарствами, ни ЦКПЗ не приняли во внимание воздействие на здоровье новорожденного ребенка доз ртути, которые он получит в результате прививок. Фармацевтические компании тоже не размахивали красным флагом, хотя следование новому прививочному календарю приводило к тому, что среднестатистический младенец двух месяцев от роду после стандартной проверки состояния здоровья у педиатра получал за один день дозу ртути, в сто раз превышавшую безопасный уровень, давным-давно установленный правительством. 4. Симптоматика аутизма очень сильно напоминает симптомы отравления ртутью. Вот пример: при изучении последствий миграции ртути в мозг приматов ученые отметили, что животные начали избегать зрительного контакта. 5. Между 1999 и 2002 годом тимерозал потихоньку удалили из большинства детских вакцин. Существуют аргументы и в пользу противоположного мнения. Этилртуть, используемая в вакцинах, выводится из организма гораздо быстрее, чем метилртуть, которая является ядом. Несмотря на то что теперь в вакцинах нет никакой ртути, количество аутистов возрастает. ЦКПЗ, Всемирная организация здравоохранения и Институт медицины провели пять больших исследований, и ни одно из них не вскрыло связи между вакцинами и аутизмом. Эти факты убедительны, но вот еще один, и другого мне не нужно для доказательства того, что какая-то связь все же существует. Мой сын выглядел так же, как любой другой двухлетний ребенок, пока ему не вкололи прививки КДС, от гемофилийной инфекции В и гепатита В. Не думаю, что это обычная связь. В конце концов, из сотни детей, которым сделали те же прививки в том же возрасте, девяносто девять не стали аутистами. Однако, хотя маркеры рака присутствуют в генах у всех людей, если вы выкуриваете по две пачки в день, рак у вас разовьется скорее, чем если вы вообще не курите. Дети с определенной генетической предрасположенностью не способны избавиться от ртути так же легко, как большинство из нас, а в результате у них появляются расстройства аутистического спектра. Я не из числа родителей, которые заходят так далеко, что вообще избегают иммунизации. Когда родился Тэо, ему сделали прививки. По-моему, польза от прививок все равно перевешивает возможные риски. Я верю в вакцины, да. Просто верю в их распространение. Только благодаря Джесс Огилви Джейкоб пошел на школьный бал в конце учебного года. Честно говоря, я от него такого не ожидала. Многие вещи я считала для своего ребенка «решенными», но после того, как Джейкобу поставили диагноз, они превратились в «желательные»: поступить в колледж, не вылететь с работы, найти кого-то, кто его полюбит. Полагаю, вся тяжесть моих надежд легла на Тэо. Джейкоб, я надеюсь, впишется в мир незаметно, но мне хотелось бы, чтобы его брат оставил в мире свой след. Вот почему, когда прошлой весной Джейкоб объявил, что планирует пойти на весенний школьный бал, я удивилась и спросила: – С кем? – Ну, мы с Джесс пока не определились.