— Ты помнишь? — вдруг звучит хриплый голос моего мужа. — Что? — неуверенно спрашиваю я. Он резко поворачивается, кажется, злясь, что я задала такой вопрос. Берет меня за руку, сильно сжимая, так что я морщусь от боли, и тянет за собой. Мы проходим десяток шагов, и он останавливается. — Вот, — резко говорит он и касается замка, который висит на перилах моста. — Конечно, я помню… — тихо шепчу я. Наш замок. Мы повесили его здесь после женитьбы. В день свадьбы. “— Этот замок как символ нашей вечной любви, — голос моего мужа искрится счастьем, а на лице широкая улыбка. — На мосту, где мы с тобой в первый раз поцеловались, — задорно подмигивает он мне. Я смеюсь, удивляясь тому, какой мой муж романтик и как мне с ним повезло. Он невероятный, восхитительный, самый лучший. Он берет мою руку, кладет на ключ, накрывает своей рукой, и мы поворачиваем его вместе. А потом также, не разжимая рук, кидаем ключ в Неву. Я счастливо улыбаюсь, смотрю в глаза мужа. — Теперь мы вместе навсегда, — тихо шепчет он, целуя”. Воспоминания, яркие и жалящие, впиваются в меня. Я верила, что мы с ним — идеально сочетающие пазлы. Никогда между нами не было того сумасшествия, безумия, что с Тимуром. Всегда было хорошо, правильно, и я поверила, что только так и надо. — Динь… что происходит? — спрашиваю я. Задать этот вопрос сложно. Очень не хочется. Но так правильно, так нужно. Денис отворачивается, будто не может больше смотреть на меня. Опять сжимает руками перила. Все тело напряжено, сжато. Потом резко смотрит на меня. — Я выхожу из проекта в Москве, — чеканит он. Я пораженно распахиваю глаза. Меня удивляет все: тон моего мужа — резкий, колкий, жесткий, совершенно несвойственный ему, и слова, которые он говорит. — Как… — Просто, Саш, просто, — резкость вдруг пропадает из его голоса, но появляется усталость и боль. Я молчу. Обнимаю себя руками, не зная, что сказать, и страшась спросить. Он знает? Откуда? Что будет дальше? Мысль, что я потеряю его дарит два полярных ощущения. Первое — облегчение, потому что не надо больше врать и обманывать, я могу поддаться своему безумию под названием “Тимур”. А второе — отчаяние, потому что я не могу остаться без своего мужа. Не могу, я погибну. Я не понимаю сама себя. Это сложно. Сложно выбирать, я не хочу. Да и между чем и чем я выбираю? С одной стороны — муж, который любит меня и носит на руках. С другой — Тимур, к которому, да, меня тянет, но между нами лишь похоть. Тимур… ничего мне не предлагал и не обещал. Хочу ли я выбрать пустоту и неизвестность вместо равномерной, устроенной жизни с человеком, который так много обо мне всегда заботился? — Динь… я… Пытаюсь что-то сказать, сама не знаю что, но чувствую — задолжала ему объяснения. — Нет, Саш, не надо, — глаза мужа предостерегающе сужаются. — Нет больше Москвы. Нет проекта новой галереи. Ничего нет. Есть мы. Я и ты. Он говорит так надрывно, так упрямо, будто пытается меня и себя убедить. Сделать эти слова реальностью. Я смотрю в такие родные глаза и молча киваю. — Мы уедем… на неделю, на месяц, на год, — продолжает упрямо мой муж. — А может, навсегда, — смотрит на меня, будто ждет подтверждения. Ему нужна моя готовности бросить все, потому что он готов дать нам еще один шанс. И я чувствую, что Денису важно, чтобы я была готова не меньше, а может, даже больше. Я киваю, бездумно, растерянно, а по щекам текут слезы. Не успеваю осмыслить, понять, решить. Внутри меня дыра. Яма. Тьма. Только сейчас я вдруг осознаю, в какие руины превратилась моя жизнь. Понимаю наконец, как сильно ранила и уничтожила не одну себя, но и Дениса. Для него измена — самое ужасное, как повторяющийся кошмар. Его первая жена ему изменила. Я знала, знала, что не имею права его так ранить, так предавать, и все равно это сделала. Тимур Старцев. Это он. Вновь разрушил мою жизнь. Разломал, разбил. Превратил в руины. Почему? Потому что ему так захотелось. Потому что он решил, что имеет право. Я слабая, глупая, ничтожная… поддалась. Не смогла отстоять себя, противостоять, сопротивляться. Не смогла… И теперь пожинаю плоды в виде своей разрушенной, уничтоженной жизни. — Мы просто уедем… — лихорадочно шепчет Денис, прижимая меня к себе. А я закрываю глаза и впервые в жизни молюсь. Во мне нет ни силы, ни смелости, чтобы выплыть, спастись. Я не могу ненавидеть Тимура. Никогда не могла. Даже, когда говорила ему, что ненавижу, кричала об этом, шипела, на самом деле не ненавидела. Даже, когда думала, что хочу ненавидеть, должна, не могла. Даже, когда было адски больно, не ненавидела. Как будто это чувство было инородным, чужим и во мне просто не приживалось. Но зато сейчас, ощущая, как крепко сжимает меня муж и как напряжено его тело, я, кажется, по-настоящему научилась ненавидеть себя. Глава 21. Ничего не получается Я бы хотела сказать, что все было нормально, но не было. Денис пил уже неделю. Вливал в себя виски литрами. Он выходил из дома только для того, чтобы дойти до бара и вернуться вдрызг пьяным. Все время, что мы были вместе, он максимум выпивал бокал виски на каком-нибудь мероприятии и все. Он запрещал дома хранить алкоголь и пить без особого повода. Если мы шли в ресторан, то он максимум мог позволить нам выпить по бокалу вина. Просто мой муж был в каких-то вопросах идеалистом: костюм должен быть всегда хорошо отглажен, алкоголь в ограниченных количествах и особых случаях. Я соглашалась с ним и даже восхищалась принципиальностью своего мужа. Он для меня пример того, как надо и как правильно. Ведь я в отличие от него была менее требовательной. Он меня научил относиться внимательно к тому, во что я одета и как пахну, что ем и как говорю. И с ним я стала более… изысканной, красивой даже. Потому что следила за собой. Вкус в одежде поменялся благодаря тому, что Денис часто выбирал для меня наряды и приучил к определенному стилю. Никаких коротких, агрессивных платьев, предпочтение натуральным, дорогим тканям — лен, хлопок, шелк. Помню раньше я часто носила джинсы, а сейчас не была уверена, что они есть у меня в гардеробе. Штаны, брюки — да, этого с избытком. Да и редко я теперь ходила туда, где нужно было бы надеть джинсы. Моя жизнь — это галерея, мастерская, дом. Работа, картины и муж — вот все, что было основой моей обыденности. А теперь и Тимур… Первый раз я увидела Дениса пьяным на следующий день после того, как он вернулся из Москвы. После разговора на мосту мы поехали домой и больше ничего друг другу не сказали тем вечером. Я ушла в спальню, а Денис в свой кабинет. Уснула раньше, чем он пришел. С утра мы в полной тишине позавтракали. Вместе вышли из дома, он довез меня до галереи, но сам остался в машине. Я вопросительно на него посмотрела, он лаконично ответил “дела” и уехал. Вечером, когда я зашла в квартиру, нашла его в гостиной. Он был уже пьян. И этот был первый раз, когда я увидела Дениса в таком состоянии за все время нашего знакомства. То же самое повторилось и на следующий день, и через день. Денис не приходил на работу. С утра в галерею я уже ездила одна, он лишь отмахивался от моих жалких попыток что-то спросить. И я молчала. Не настаивала. Никак не комментировала происходящее. Встречала, когда он приходил из бара поздно ночью. Помогала раздеться. Кормила. И молчала. Не позволяла даже себе взгляда с упреком. И он молчал. Ничего не говорил. Не спрашивал. Мы как будто стали глухонемыми, разучились разговаривать друг с другом. Забыли все слова или не умели больше складывать их в предложения. Ему было больно, а я была виновата. Мне просто хотелось как-то облегчить его страдания, как-то помочь. А единственное, что я могла сейчас — не осуждать и просто ждать, пока ему станет легче. И я ждала. Думала, что Денису нужно время. Нам обоим оно необходимо. Чтобы пережить, понять, разобраться. Я тоже пила, не так много и усердно, как Денис, но вино стало верным моим другом. Я уже не скрывалась, не секретничала как раньше, когда Денис ругал меня за лишние выпитые бокалы и в целом не приветствовал алкоголь у нас в доме. Сейчас ему было все равно, ему было не до меня. Он утонул в своей боли, в своих переживаниях. Там не было место никому, даже мне. Казалось, что от моего присутствия ему только хуже. Я — как вечное напоминание, продлевающее его агонию. А Тимур не появлялся, и я была этому рада. Я знала, что больше никогда не смогу позволить ему к себе прикоснуться. Никогда больше не разрешу себе думать, что люблю его, или мечтать о нем. Никогда больше я не смогу предать своего мужа и причинить ему боль. Он этого не заслуживает. Мы этого не заслужили. Я не знала, что именно я скажу Тимуру, как его остановлю. Просто была уверена, что сделаю это. И в этот раз я буду биться не на жизнь, а на смерть. Не разрешу сломать мое сопротивление, не дам подавить и сделать по-своему. Больше никогда не позволю ему разрушить мою жизнь. В тот вечер, на мосту, что-то во мне треснуло, и я вдруг увидела, в какой кошмар превратила все вокруг. Поддалась слабости, какому-то необъяснимому безумию, чтобы разрушить самое дорогое и прекрасное, что было в моей жизни, — отношения с мужем. Я была все это время как будто бы опьяненная, принявшая наркотики и желающая очередной дозы. И в тот момент, смотря в родные глаза, в которых был океан боли, я протрезвела. Я решила, что приложу все усилия, чтобы выкинуть из своей жизни Старцева и починить свои отношения с мужем. Я рисовала в мастерской, когда позвонили в дверь. Я никого не ждала, поэтому не торопилась открывать. Но пришедший, видимо, не рассчитывал, что его будут игнорировать и нажал на звонок так, чтобы трель раздавалась без остановки. Я раздраженно отложила кисть и направилась в коридор. Распахнула, собираясь накричать на того, кто обладал такой наглостью. И закрыла рот в ту секунду, когда увидела, кто это. На пороге стоял Тимур Старцев собственной персоной. — Что ты тут делаешь? — нахмурилась, загораживая проход и не собираясь впускать его внутрь. — Не рада? — он ехидно вскинул бровь. Сделал шаг ко мне, пытаясь войти, но я все еще преграждала ему дорогу. Посмотрела упрямо в его глаза, показывая всем видом свою воинственность и непреклонность. — Уходи, — резко, жестко, грубо. Он усмехнулся. Взял меня за плечи и отодвинул так быстро, что я немного пошатнулась, чуть не потеряв равновесие. И направился внутрь. Я испуганно пошла за ним. — Куда ты идешь? — взволнованно спросила. — Где твой муж? — голос Тимура был более резким, чем обычно, даже злым. — Не твое дело, — с яростью ответила. — Уходи!