Где-то на краю сознания я думаю “заслужила”. А другая часть меня умирает, медленно умирает в руках моего мужа. Не знаю почему, но происходящее я воспринимаю мозгом как самое настоящее насилие. Хотя Денис прав, и Тимур часто брал также жестко, игнорируя сопротивление. Но когда Старцев входил в меня, я всегда была возбуждена, а когда начинал двигаться во мне, я ощущала наслаждение. Сейчас же я чувствовала лишь боль. Внутри я немного увлажнилась, естественная физиологическая реакция, но все равно недостаточно. Все еще слишком сухо, а я чересчур зажата и напряжена. Мне не нравилось, мне не было приятно. А Денис, будто ничего не замечая, не обращая ни на что внимание, продолжал входить и выходить, глухо хрипя. Не знаю, сколько все длилось. Мне казалось, что слишком долго. Денис был пьян, поэтому дольше, чем обычно, не мог кончить. В какой-то момент он отпустил мою шею, зато начал выкручивать соски — то один, то другой. Но мое тело не откликалось. Оно будто одеревенело. И это было так странно. Почему мое тело всегда признавало Тимура Старцева, даже когда он был груб, но совершенно иначе реагировало на мужа? Я почувствовала, наконец, как Денис выходит, хрипло стонет, и изливается мне на бедра горячей спермой. Продолжала лежать еще долгие секунды, не ощущая в себе сил встать и взглянуть на мужа. На которого, кажется, я никогда не смогу смотреть как прежде. Внутри было так пусто и темно. Я ничего не чувствовала. Лишь отстраненно понимала и осознавала все произошедшее. Я услышала звон стекла. — На, выпей, — рядом со мной появился бокал, наполненный янтарным напитком. Я, наконец, выпрямилась. Взяла виски и выпила залпом, чувствуя, как обжигающая жидкость опускается тяжестью в животе. Перед взглядом экран ноутбука, и я, сладко спящая, в объятиях Тимура. Я лежу на его плече, он не спит, смотрит в потолок и перебирает одной рукой мои пряди. Потом вдруг целует меня в лоб и поворачивает мое лицо так, чтобы видеть его перед собой. И внимательно рассматривает, продолжая перебирать мои волосы. Я обхожу стол и иду на выход из кабинета мужа, не желая ни видеть его, ни разговаривать с ним. Глава 22. Уходи Я сидела в душевой кабине, на полу. Сверху градом сыпались горячие капли. Я плакала, а может быть, и нет. Слезы смешивались с водой и исчезали. Я прижала колени к груди, обняла себя и невидящим взглядом смотрела в пространство. Не знала, что делать дальше. Не понимала, что будет теперь. Но точно могла сказать — мое отношение к мужу изменилось. Пока не знаю, насколько сильно и что конкретно поменялось. Сейчас я не готова была его ни слышать, ни видеть. Внутри сидел червь, который говорил “заслужила”, “сама виновата”. И я его слушала, верила ему. Он был слишком убедителен и давил на наболевшую мозоль. Прошло полчаса или час после… того, что произошло между мной и Денисом, а я все еще не могла прийти в себя. Наверное, я до последнего не верила, что это происходит. Даже, когда уже все происходило, мне казалось, это, скорее, дурным сном. Слишком это было не похоже на моего мужа. Но боль и злость меняют людей. Калечат, высасывая все человечное и привычное. Я не знала, было ли это минутное сумасшествие, или мой муж действительно способен на подобное, а я просто никогда раньше не видела его с такой стороны. А может… он уже все осознал? Понял, что натворил, и вот сейчас будет просить прощения за свою несдержанность, грубость? Ведь это мой Денис… педант, консерватор, моралист. В его жизни должно быть все предельно правильно. И разве он, тот, кто постоянно меня оберегал и носил на руках, может быть сейчас так суров и жесток? Да, наверное, ему просто сорвало крышу… от ревности, злости, боли. Но он поймет, уже понял, что погорячился. Мы поговорим. Я признаюсь, что заслужила его гнев. Он — что тоже теперь передо мной виноват. И может, так всем даже будет проще? Он выместил свою злость на мне и сейчас, возможно, ярость уже не так будет его убивать и сжигать? Еще через полчаса я вышла, наконец, из душа, зашла в спальню, кутаясь в махровый халат. И удивленно посмотрела на разбросанные вещи. Мои вещи. Они валялись на полу, на кровати, везде. А еще на кровати лежал чемодан, в котором в беспорядке были скинута моя одежда. Я перевела взгляд на мужа, который сидел в кресле и курил. Удивленно нахмурилась. Денис никогда не курил. А сейчас он, находясь в спальне, не сводя с меня взгляда, глубоко затянулся. — Ты сошел с ума? — тихо прошептала я. Он зло усмехнулся. — Да, свихнулся. И ты тому виной. — Динь… — Нет, я не хочу тебя слушать. Послушай лучше ты меня. Он резко затушил сигарету в стакане с виски, который стоял на столике рядом. Встал и подошел ко мне, остановившись в нескольких шагах. — Я бы хотел тебя простить, правда. Забыть и жить дальше. Я думал… я надеялся, что смогу… но не могу… — его голос больше не звучал зло, а скорее, безразлично. Будто он бездушный палач, зачитывающий приговор. Я молча смотрела на мужа, чувствуя внутри разрастающуюся дыру. — Уходи, Саш, — спокойно сказал Денис, смотря на меня. Я молчала, разглядывая уставшее лицо мужа, сжатые губы и холодные глаза. Он все решил. Я знала этот взгляд — он означал, что приговор обжалованию не подлежит. Да и не было во мне сил после всего произошедшего спорить и бороться. — Прямо сейчас? — хрипло спросила я. — Можно утром, — криво усмехнулся он. Постоял еще несколько минут, смотря в мои глаза, а потом развернулся и вышел из комнаты, оставив меня одну. Без него. Видимо уже навсегда. Сложно описать то, что я сейчас чувствовала. Моя жизнь разваливалась, разрушалась на глазах. Или уже была уничтожена. Почему-то вспомнился день нашей свадьбы. Мы никого не пригласили. По моей просьбе. Мать Дениса мне было сложно видеть в этот день, потому что моей уже не было в живых. Отца Денис похоронил давно и из-за этого стал еще ближе с матерью, которая тяжело переживала уход мужа. И Денису сложно было принять тот факт, что я настаиваю на том, чтобы в самый важный для нас день, рядом с ним не было его матери. Сестрам и брату я даже не сказала, что выхожу замуж. Мы не общались. Помню, в последний раз, когда была на семейном вечере, я думала о том, что нужно восстанавливать с ними отношения, но потом расставание с Тимом разверзло новую дыру в груди. И я сбежала в Питер. От себя, от всех. Из прошлой жизни всегда оставалась рядом только Кэт. Мне не хотелось говорить с людьми о себе. Отвечать “хорошо” там, где на самом деле плохо. А в том, что плохо признаваться не хотелось еще больше. Не знаю, наверное, Эмма, Рози и Крис позволили бы мне держать ту дистанцию, которая мне была нужна. Не задавали бы вопросов, если бы я попросила. Но я будто одичавший, заблудший зверь, искала укрытие подальше от людей и света, где-то в темноте и вдалеке от всех. И это, как ни странно, помогало. Перестав общаться с родственниками, я сделала прошлое нереальным, несуществующим. Мне больше не нужно было казаться нормальной и правильной. Не нужно было соответствовать чьим-то рамкам и критериям, потому что больше не было никого в моей жизни, кто знал меня достаточно давно и что-то мог ожидать. Я долго уговаривала Дениса не звать гостей. Тем более уже давно можно расписываться вдвоем, без свидетелей. Но он был слишком консервативен, считал, что свадьба должна быть как полагается. Выспрашивал, почему я не общаюсь с сестрами и братом, почему не хочу их позвать. Для него это было чуждо и непонятно — такое отношение к собственной семье. Я отмахивалась, злилась, не желая объяснять. Даже сама себе. Иногда умом мы понимаем как надо, как правильно, но поступаем совсем иначе. — Либо вдвоем, либо никак, — поставила тогда первый ультиматум Денису. И он согласился. Я не оставила ему выбора. Наверное, я ужасная эгоистка. Не знаю, когда я такой стала, а может быть, была всегда. Я выбирала — за нас двоих. Так как мне удобно, как нравится. А Денис… слишком меня любил, наверное. Всегда соглашался. И несмотря на то, что, на первый взгляд, это именно он контролировал меня и нашу жизнь. На самом деле, я знала — он не будет спорить, если я буду настаивать. Может, поэтому я так спокойно воспринимала все его попытки меня переделать и ограничить. Это просто вписывалось в картину того, что я сама хотела сделать с собой и своей жизнью. И даже тут я будто пошла по наиболее легкому пути — нашла того, кто вместо меня, возьмет ответственность и наведет в моей жизни порядок. Мои родные в итоге узнали о свадьбе из новостей. Все-таки Денис был достаточно заметной персоной — владел крупнейшей галереей в Питере. Когда позвонил Крис, я долго смотрела на экран телефона, не желая брать и разговаривать. Но не смогла проигнорировать, слишком уж редко он мне звонил, чтобы остаться к этому безучастной. Когда приняла вызов, в трубке повисла тишина. Тяжелая, глухая тишина, в которой кто-то кричал, ругался, не соглашался, не понимал. — Даже не расскажешь о свадьбе? — наконец сказал Крис. — Это было мое решение, — спокойно сказала, не желая оправдываться и объяснять. Этой фразой я хотела ответить сразу на все его невысказанные вопросы: почему не позвала на свадьбу, почему они узнали из новостей, а не от меня… Я так решила — вот почему. — Как будто кто-то может заставить принять тебя не твое решение. Как будто ты кого-то послушаешь, — как-то горько прозвучал его голос в ответ. — Прости, — тихо прошептала я. — Так правильно. Так нужно. Мне. — Сэм… мы твоя семья, и любим тебя. Помни об этом, ладно? — Ладно… После свадьбы мать Дениса невзлюбила меня, хотя до этого у нас с ней были достаточно ровное и спокойное общение. Не смогла простить, что я была против ее присутствия в этот день. Никогда явно она не показывала своего отношения, но оно неуловимо изменилось. — Может быть, она не уверена в вас, сын? Поэтому не захотела пышную свадьбу. Я стояла около двери в кухню. Мы приехали на ужин в родительский дом Дениса. Это была их еженедельная традиция, от которой я вскоре отказалась, больше не пытаясь угождать и быть милой, чтобы понравится. Денис продолжал регулярно навещать мать, но уже без меня. У них в квартире была отдельная столовая, где мы обычно ели. И я, решив быть полезной, собрала грязные тарелки со стола и понесла их на кухню. Застыла, услышав голос матери Дениса, невольно вслушиваясь. Мне не стоило знать, что она обо мне думает. Я и так подозревала, что ничего хорошего. Это знание лишь все усложнит и испортит. Но я не смогла себя заставить уйти и не подслушивать. — Не говорю глупости, мам, — спокойно ответил мой уже муж на тот момент. — Динь, подумай сам. Каждая девушка мечтает о пышной, красивой свадьбе. Незабываемой. Каждая. Я уверяю тебя. Ладно, если бы у нее это был второй брак, можно было понять. Но это первый. Первый, Динь. — Мам, я не хочу это слушать, — прервал он ее. — Мы любим друг друга. И это самое главное. — Это не навсегда, точно знаю. Не надолго. Она тебя не любит. Не любит так, как ты ее. Тогда я разозлилась, услышав этого. Мне хотелось закричать: “Я люблю. Люблю!”. Доказать, объяснить. Я верила, что люблю. Поверила в тот момент, когда приняла от Дениса предложение. Сейчас, оглядываясь назад, думаю, что его мама — мудрая женщина. Кажется, она видела и понимала больше, чем я сама. И несмотря на мое упрямство, несмотря на невысказанные обиды Дениса, тот день… день свадьбы — был волшебным.