Она вошла в комнату, словно в больничную палату; движения ее челюсти и бровей находилось в противофазе. Она начала считать, поводя пальцем вверх-вниз от одной стойки к другой. — У тебя шестьдесят четыре гитары? — спросила она, когда закончила. Количество удивило меня самого. Это звучало впечатляюще. — Даже сам не знаю, как так получилось… Она огляделась по сторонам и пробормотала себе под нос: — У тебя их так много, что ты сбился со счета. Я обшил комнату панелями из западного красного кедра и установил осушитель воздуха. Он автоматически включался, если влажность превышала 50 процентов, но с учетом аридного климата это случалось не часто. Делия двинулась по комнате, прикасаясь к каждой гитаре. Тут были «Мартины», «Макферсоны», «Гибсоны», несколько «Коллингзов», «Тейлоров» и другие. Она выглядела искренне потрясенной. — Это прекраснейшая коллекция, какую мне приходилось видеть. Ты настоящий гитарный скопидом. — Меня называли по-разному, но это новое прозвище. — Я отошел в сторону, пока она продолжала расхаживать между рядами. Гитары висели на стойках одна над другой, как одежда в прачечной. — Если я играю слитно, ничто не сравнится с «Макферсоном». Знаешь, как говорят: ты можешь взять аккорд, сходить на ланч, а когда вернешься, гитара еще будет звенеть. Гармоническое совершенство. Но иногда мне нужно, чтобы нота затихала, а не продолжала звучать, так что если я пощипываю струны или играю перебором, ответ зависит от того, какой сегодня день недели. — Я пожал плечами. — Трудно превзойти D-28 или D-35. Она повернулась ко мне: — Я ужасно рада за тебя. Я махнул рукой в сторону гитар: — Выбери одну. — Что? — Любую, какую захочешь. Она отступила назад. — Пег, я не могу. Она впервые назвала меня Пегом. Это прозвище естественно и бездумно слетело с ее языка. За один удар сердца мы стали на двадцать лет моложе. Мой голос остановил ее отступление. — На чем ты будешь играть, когда попадешь туда, куда собираешься? Она отмахнулась, но я понимал, что эта мысль ее беспокоит. — Спасибо, но у меня есть какие-то деньги. Я что-нибудь подберу. — Ты не очень хорошая лгунья. Она прошла между рядами, прикасаясь к колкам. — Они говорят, что я смогу что-нибудь позаимствовать у них. Значит, она уже договорилась с людьми из Билокси. Это доказывало мои подозрения; она беспокоилась из-за инструмента. Я выбрал «Макферсон» и протянул ей: — Это Роза. Ее голос подходит к твоему. — Я положил инструмент ей на руки. — Пожалуйста. — У нее есть имя? — У всех моих гитар есть имена. — Но, Купер… — Пожалуйста, — повторил я. — Ради старых времен. Она повернула гитару в руках. — Я не могу себе позволить… — Это подарок. Тебе не нужно платить. Осторожно, чтобы не повредить руку, она исполнила несколько аккордов, потом снова повернула гитару и сказала: — Она прекрасна. — Подойдя ближе, она поцеловала меня в щеку. — Спасибо тебе. — Она поцеловала меня еще раз, на этот раз ближе к уголку рта. — В самом деле, я не знаю, что… Я снял с полки жесткий футляр и положил туда гитару, добавив несколько наборов легких струн и дюжину медиаторов, и направился к джипу. Она тихо пошла за мной. Спускаясь по склону, она грызла ноготь и старалась не смотреть на меня. Но у нее не слишком хорошо получалось. Автобусная станция Буэна Висты — не более чем место на тротуаре, где останавливается автобус по пути из Лидвилля в Салиду. Вы покупаете билет на почте, а когда видите автобус, то машете рукой. Это старомодный, но эффективный способ. Я купил ей билет до Миссисипи, несмотря на протесты. Потом я отвез ее в кофейню, где заказал для нее «Хони бэджер», а потом мы прогулялись по тротуару и стали ждать автобус. Пока ее губы были покрыты молочной пенкой, я достал бумажник и протянул ей деньги, которые у меня были с собой. Несколько сотен долларов. Вместе с тем, что она собрала на улице и когда пела в «Канате», этот составляло около тысячи. Вероятно, больше, чем у нее водилось уже долгое время. Она пыталась возражать, пыталась выглядеть строгой и суровой: — Нет, Купер. Я не могу. Я снова протянул сложенные купюры: — Я заработал эти деньги на твоем голосе. Она посмотрела на доллары. — Мой голос уже давно никому не приносил денег. Я засунул деньги в карман ее куртки. Она стояла со скрещенными на груди руками, высматривая транспорт, идущий на юг. Какое-то время мы оба молчали. — Я хорошо повеселилась вчера, — наконец сказала она. — Или когда это там было, когда мы играли. Кажется, будто вчера. — Я тоже. Она посмотрела на горы. — Я уже долго не чувствовала себя такой отдохнувшей. Мой взгляд остановился на вершинах хребта Колледжиэйтс. Потом я посмотрел на часы, оставалось еще несколько минут. — Горы имеют такое свойство. Я много раз репетировал эту речь. Теперь, когда представился случай, я не мог подобрать вступление. Я хотел, чтобы Делия знала правду. Хотел исправить нашу историю. Но мне нужно было остановиться в шаге от полной правды. Ложная надежда еще хуже, чем ложная история. Мой голос упал до хриплого шепота. — Помнишь, когда мы только познакомились, я рассказал тебе, как моя мама подарила отцу гитару после того, как они поженились? — Да. — Я рассказал тебе, как вырос, играя на этой гитаре, а когда я уехал, то украл ее у отца. Она кивнула. — А помнишь, когда я приехал в Нэшвилл, то кто-то украл ее у меня? Еще один кивок. — Ты помнишь имя этой гитары? Она порылась в памяти. — Фрэнки? Арчи? Что-то с «и» на конце. — Джимми. — Точно. — Сегодня утром ты видела, как я играл на D-28 с дырочкой под резонаторным отверстием. Ты еще сунула туда мизинец. Она кивнула.