По лицу Макса снова скользнула жалкая улыбка, которая делала его похожим на побитую собаку, и он ответил: – Понимаешь, дело в том, что я… ну, не такой, как другие драконы. И когда я сильно злюсь или нервничаю… В общем, я горю. И это может плохо кончиться. Он провел пальцем по панели управления, и между нами и водителем поднялось мутное стекло. Макс расстегнул несколько пуговиц на сорочке и показал мне то, как сейчас выглядела его грудь. Я зажмурилась. Нет, конечно, по долгу службы я повидала всякое, но кроваво-черная корка кожи и мяса заставила меня содрогнуться. Драконы быстро регенерируют, значит, еще утром все выглядело намного страшнее. Вот, значит, в чем дело. Именно поэтому Эдвард и боялся: я отвергну Макса и он вспыхнет. Вспыхнет и сгорит по-настоящему. В этот раз все обошлось, но я почему-то не сомневалась, что Эдвард обвинит в случившемся именно меня. У таких людей в порядке вещей обвинять тех, кто ни в чем не виноват, и перекладывать с больной головы на здоровую. Подумаешь, цаца – поразвлекалась бы с драконом на камушках, никто бы не пострадал. – Мне очень жаль, – искренне сказала я. Макс застегнул сорочку и ответил: – Ты ни в чем не виновата, Инга. Наоборот, я очень тебе благодарен. Ты могла бы соврать мне, но не стала. Машина вырвалась за город, и вдоль дороги потянулись бесконечные поля и перелески. В кронах деревьев уже проглядывало первое золото. Осень была совсем рядом – осенью я получу деньги семьи Финниган и уеду. Мне хотелось надеяться, что так и будет. – Моя беда в том, – вздохнула я, – что я всегда играю в открытую. А ты слишком хороший человек, чтоб тебя предавали. – Но мой брат тебе нравится, – заметил Макс и добавил: – Он не может не нравиться. Его голос прозвучал так, будто Макс признавал, что имеет право играть лишь вторые роли в тени великолепного старшего брата и не смеет претендовать на что-то большее. – Если бы он мне нравился, – сказала я, – то я бы не стала морочить тебе голову. И не пошла бы с тобой в парк. – Я снова взяла планшет, где по-прежнему был включен ролик – девушки встали в ряд, и Эдвард готовился объявить победительниц. – Да и вообще, Макс, я не люблю зажравшихся бабников. Я, скажем так, брезгую. Он вдруг рассмеялся – совершенно свободно и искренне. – То есть тебе нравятся дурачки и простаки вроде меня? – поинтересовался он. Я невольно задумалась над тем, как можно задавить человека чужим авторитетом, чтоб он окончательно перестал верить в себя. – Сказала бы я, что ты нарываешься на комплимент, – вздохнула я. – Макс, я не собираюсь лечить твои комплексы, ты уже большой мальчик и сам с ними справишься. Лучше расскажи, как ты горел в первый раз. Я хотела было добавить, что заслуживаю-таки узнать правду, но не стала. Макс оценивающе посмотрел на меня и ответил: – Мне нравится, что ты не пытаешься меня жалеть. – Как там Семеониди сказал? Слышу мужчину, а не ребенка? Макс не ответил. Похоже, напоминание о походе в гости к врагу всех драконов до сих пор заставляло его вздрагивать. – Все было просто, – ответил Макс. Вновь отвернулся от меня, уставился в окно. Я поставила ролик на паузу и приготовилась слушать. – Она была моей первой девушкой, потом решила уйти от меня. Мы сильно поссорились, у меня даже в глазах потемнело. А потом я вспыхнул. Не знаю, как это произошло, помню только, как мы горели, а я думал: «Вот и хорошо. Раз не можем жить вместе, так хотя бы вместе умрем». Он умолк, видимо решив, что и без того сказал слишком много. Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу, и за окнами потянулись сосновые леса. Воздух стал чистым и сладким. – Короче, я пришел в себя головешкой. Восстанавливался неделю. Ну а она… Там уже нечего было восстанавливать. Пепел. – Он устало усмехнулся и добавил: – Вот и вся история. Значит, Макс невольно стал убийцей. Потому-то родные так его и берегли: жалели младшего и не хотели новых смертей. Вопрос в другом: почему об этом не знает Кристиан? Наверняка был суд и обвинение в убийстве по неосторожности. – Отец смог все замять, – ответил Макс на мой незаданный вопрос. – Никто ни о чем не узнал. Но я с тех пор ни с кем не заводил отношений. Лучше ходить в Красный квартал, чем знать, что ты убийца. Мне вдруг стало очень холодно. Я наконец-то осознала, чем рисковала, когда говорила с Максом в самолете. Машина снова вырвалась на шоссе, и я увидела закат. Солнце медленно уходило за кромку леса. – Мне очень жаль, Макс, – сказала я. – Мне правда очень жаль. Ты не виноват, что так вышло. Макс кивнул. Взял меня за руку. Я не знала, что делать дальше. Жить, надеясь, что Макс в один прекрасный момент не разозлится настолько, чтоб меня испепелить? Он-то восстановится – а я? – Это тяжело слышать, – ответил Макс. – Я понимаю. Ты только не подумай, что я как-то тебя шантажирую или запугиваю. Отец велел мне держать язык за зубами, но я решил, что ты должна знать. По крайней мере, это было честно. Эдвард сказал бы проще: раздевайся и ложись, а то сожгу. И было бы ясно, что он не шутит. – Думаю, все будет хорошо, – сказала я с уверенностью, которой сама не испытывала, и снова включила ролик. Эдвард неторопливо шел мимо девушек и протягивал каждой руку – стоило участнице дотронуться до его пальцев, как над ней вспыхивал лепесток огня. Сегодня проект покинули сразу три участницы. Макс улыбнулся и сжал мою руку. – Обязательно будет, – ответил он. – Я даже не сомневаюсь. Мы приехали на базу в половине третьего ночи. Я сразу же отправилась спать, мягко, но настойчиво убедив Макса, что лучше нам будет ночевать по соседству, а не в одной комнате. Отправившись к себе, разделась и рухнула в кровать – долгая дорога в машине обычно выматывает меня, и этот раз не стал исключением. По счастью, снов не снилось. Меня разбудила негромкая вибрация смартфона. Звонивший был настойчив, и номер – золотой, из повторяющихся цифр – оказался незнакомым. – Вернулась? – сварливо спросил папаша Финниган. Остатки сна мигом улетучились. Я села на кровати и посмотрела на часы: половина шестого утра. Должно быть, возраст сказывается, вот старику и не спится. – Да, – сухо ответила я. – Вернулась. – Ну и славно, – ответил Финниган. – Буду платить тебе полтора миллиона ежемесячно, считай, что ты на зарплате. Веди себя хорошо, не расстраивай Макса. Забавно получается: любящий отец покупает сыну живую куклу. Ну вот нравится Максу именно такая модель – значит, папа подсуетится. Мне захотелось взбунтоваться, и в то же время я прекрасно понимала, что не сделаю этого. Я действительно буду хорошо себя вести, потому что Макс мне нравится, да и гореть как-то не очень хочется. А еще с такой зарплатой можно вообще забыть о том, что такое работа, и больше не рисковать собой. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем мне станет скучно? – Узнаю, что имеешь дело с Семеониди, – убью, – продолжал папаша Финниган, не дожидаясь моего ответа. Все было решено, и меня просто ставили в известность. – А я узнаю, и ты меня не обманешь. Я не одобряю выбор Макса, но раз уж он так влюблен, то пусть. Что-то в последнее время слишком много народу хочет меня убить. Мне это, мягко говоря, не нравится. – Думаю, через пару недель он дозреет до официального предложения, – продолжал папаша Финниган и наконец-то задал вопрос: – Что надо сказать? – Двадцать миллионов, – ответила я, и старый дракон поперхнулся воздухом. Я представила выражение его покрасневшей физиономии и испытала прилив почти плотского удовольствия. – Чт-то?! – взревел Финниган так, что смартфон вздрогнул. – Обалдела?! Место свое забыла? Ну конечно. Мое место – под ботинками драконов, как я могла запамятовать. – Я замуж не собираюсь, – отрезала я. – Так что если вам нужен брак – давайте приданое. Двадцать миллионов чистыми, и лучше вам поспешить, пока цена не подросла. Похоже, папаша Финниган оторопел от такой наглости, потому что смог лишь повторить: – Что? – Завтра будет тридцать, – ответила я. – Послезавтра – пятьдесят. Я блефовала напропалую. Конечно, папаша Финниган мог меня сжечь и решать свои проблемы без драконоборцев, тем более что я понятия не имела, как мне следует защищать семейство. Но я прекрасно понимала, что он бережет Макса и согласится на мои условия. – Ты понятия не имеешь, какие чувства охватывают, когда твое дитя горит у тебя на глазах, – устало произнес Финниган. – Но однажды, к горю своему, ты это узнаешь. Ладно, двадцать так двадцать. Через час переведу. Смартфон разразился короткими гудками. Я положила его на прикроватную тумбочку, со вздохом вытянулась на кровати и подумала, что теперь-то уж точно попала по-настоящему. Драконоборец не просто должен стоять рядом. Драконоборцу следует войти в семью, причем войти так, чтоб уже не выйти. За окном маячил серый, совсем осенний рассвет. Накрапывал дождь. Похоже, сегодня все съемки будут проходить в помещении. Если я правильно помнила сценарий, то за завтраком Амели выложит карты и разоблачит Ксану. После того как графоманке дадут пинка под толстую задницу, начнется новое соревнование. Макс хороший. Я не сомневалась, что он станет хорошим мужем, вот только не знала, нужен ли мне этот брак или я как всегда просто выбираю между плохими вариантами… А может, уже пора остановиться, успокоиться и зажить тихой и мирной жизнью? Я не знала. Эдвард пришел в мою комнату ровно в восемь утра. К этому времени я уже успела принять душ и переодеться – появление гостей застало меня за чтением сценария. Макс шел позади брата, и вид у него был хмурый и решительный. Я заметила, что Эдвард выглядит больным. Да, сегодня гримерам придется постараться, приводя в порядок его опухшую физиономию. Макс прикрыл дверь, и мне показалось, что братья поменялись местами. Теперь старшим был отнюдь не Эдвард, который сделал несколько шагов в мою сторону и медленно опустился на колени. Этого я не ожидала. Смотрела во все глаза, понимая всю невозможность этого зрелища. Эдвард Финниган стоял на коленях, и это могло кончиться только одним: он не простит мне своего унижения и рано или поздно попробует уничтожить. Но до этого я успею насладиться его поражением. – Инга, я поступил подло и недостойно, – глухо произнес Эдвард. – Моему поступку нет и не может быть никакого оправдания. Я могу только просить вас о прощении и надеяться, что вы простите меня. Ничего подобного больше не повторится. Конечно, ему ни капельки не было стыдно – просто Эдвард понимал, что начал очень опасную игру. Наверняка он не думал, что драгоценный младший брат вспыхнет от ярости. Должно быть, папаша Финниган рвал и метал, узнав об этом. – Что ж, хочется верить в вашу искренность, – сказала я с той же чопорностью, с которой говорил Эдвард. – Но я не верю. Ваш брат просил меня вернуться – я вернулась только из уважения к нему, вот и все. Так что не приближайтесь ко мне, фро Эдвард. Я ничего не забуду и ничего не прощу. Эдвард смерил меня презрительным взглядом, и я поняла свою правоту: он видел во мне не человека, которого оскорбил и унизил, а лишь аферистку, охотницу за богатым и глупым муженьком. Что ж, пусть так. Главное, чтоб он больше ко мне не приближался. Раз уж придется заключить этот брак, я собиралась быть верной женой. Борьба с собственным телом и влечением к другому человеку отнимает слишком много времени и сил. Съемки шоу начались прямо за завтраком. Мы с Максом как всегда расположились с тарелками в кабинете и любовались тем, что происходило на экране. Ксана, которая провела еще одну ночь в объятиях Куллинана, держалась с такой важностью, что драконицы с трудом сдерживали смех. Когда помощники убрали тарелки и принесли десерт, Амели постучала ложечкой по краю тарелки, привлекая к себе внимание. – Девушки, Эдвард, я хотела вам рассказать об одной возмутительной вещи, – начала она, когда все сидевшие за столом обернулись к ней. – Мы ведь тут все невинны, так? Замуж за наследника драконьей династии может выйти только девственница. Мы с Максом обменялись выразительными взглядами. Кому-кому, но не Амели Бланк рассуждать о чистоте и нетронутости.