Оливия вернулась в Гриффин-холл за полчаса до ужина. Внизу, кроме Энглби, который вдумчиво полировал медную вазу, больше никого не было, и девушка рассеянно кивнула лакею и быстро взбежала по ступенькам, радуясь, что никто её не задержал. Как была, не переодеваясь, она поспешила к комнате Филиппа и тихо, но настойчиво постучала в дверь. – Лучше запри её, я не хочу, чтобы нам помешали, – Оливия решительно прошла и уселась в кресло, стоявшее у кровати. – Я недавно сообщила сержанту – а он не преминет передать мои слова инспектору, – что блокнот и карандаши принадлежат мне, а не тебе. – Ты что, серьёзно? – Филипп округлил глаза и замер посередине комнаты. – Олив, зачем ты это сделала? И как? Ты что, после нашего разговора отправилась в полицейский участок? – Не совсем. Я ходила в деревню, отправить пару писем, и случайно встретила там сержанта Киркби. Он был так любезен, что предложил проводить меня к водопаду. Помнишь, мы играли там в детстве? А миссис Уоттс для того, чтобы мы не забредали так далеко, рассказала нам о призраке мельника, который является одиноким путникам и пугает их до полусмерти. Глупышка Грейс тогда ещё чуть… – Ну-ка, погоди, – Филипп выставил ладони вперёд, заставляя сестру замолчать. – Зачем ты соврала полицейскому, Оливия? Ты хоть понимаешь, что это навредит нам обоим? – Ничуть. Наоборот, это их немного отвлечёт и даст нам необходимое время для того, чтобы вычислить настоящего убийцу. – Боже мой, Оливия, ты спятила. Не зря дедушка столько лет боялся, что рано или поздно безумие Изабеллы проявится в ком-нибудь из нас. Девушка насмешливо закатила глаза и принялась вытаскивать из волос шпильки, отчего блестящие каштановые завитки неряшливо рассыпались по плечам, придавая ей вкупе с лихорадочно блестевшими глазами и правда слегка шальной вид. – Со мной всё в порядке, не переживай. А вот в Гриффин-холле присутствует кто-то, кто близко знаком с безумием, – холодно парировала Оливия. – Иначе как объяснить, что дедушку чуть не убили, а в твой чемодан подкинули улики, чтобы привлечь к тебе внимание полиции? Человека, совершившего всё это, сложно назвать нормальным. – Ты всерьёз решила, что мы сможем вести расследование? – Филипп недоверчиво прищурился. – Или ты считаешь, что убийца выдаст себя для нашего удовольствия каким-нибудь нечаянным жестом – ну, знаешь, как в кино, что-то вроде оброненной зажигалки с монограммой или случайно произнесённой ассоциацией к слову «убийство». – Нет, я так не считаю. Я думаю, что нам придётся очень нелегко, поскольку подозреваемых у нас немного и все они состоят с нами в кровном родстве. Ну, кроме Майкла. Пойми, Филипп, нам не дадут отсюда уехать, пока преступник не будет пойман. И я понятия не имею почему, но у полиции ты считаешься главным подозреваемым. Единственный выход для нас – обнаружить убийцу самим и как можно быстрее. – Ты всё-таки сумасшедшая, – ответил Филипп. – Как ты себе это представляешь? Нацепишь накладную бороду и будешь следить за всеми обитателями Гриффин-холла, пока кто-нибудь не начнёт подкрадываться к дедушке Матиасу с мясницким ножом в руках и зверской рожей? – А хоть бы и так, – с вызовом сказала Оливия и принялась разворачивать фунтик с засахаренным миндалём, купленный на почте. – У тебя есть другие предложения? Филипп мерил шагами комнату, задумчиво потирая виски. На сестру он старался не смотреть, но её ищущий и жадный взгляд неустанно следовал за ним. – Пойми, Филипп, тот разговор с дедушкой, когда ты обвинил его в смерти Изабеллы и наболтал чёрт знает сколько глупостей, теперь является основанием для твоего ареста. Во всяком случае, так считает инспектор Оливер. А он произвёл на меня впечатление чрезвычайно решительного человека. И находка в твоём чемодане только усугубляет ситуацию. Я не хочу спокойно сидеть и смотреть, как тебя уводят полицейские, а потом твою участь решают престарелые полковники в отставке и придурковатые деревенские матроны, – Оливия жалобно смотрела на брата, пытаясь убедить его принять участие в расследовании. Филипп испустил долгий драматический вздох, подошёл к сестре и взял из пакетика пригоршню орехов. – И кто же, по-твоему, вызывает больше всего подозрений? Кого из нас ты прочишь в жестокие убийцы? – спросил он, усевшись на кровать и закидывая в рот засахаренный миндаль. Оливия уже поняла, что брат поддался на её уговоры, но не стала принимать слишком довольный вид, чтобы не спугнуть его. – Вот, смотри, – с готовностью начала она, вытаскивая из сумочки записную книжку и раскрывая её на первой странице. – Тут схема расположения гостей Матиаса в тот вечер, когда произошло убийство Айрис Белфорт. А тут, – и она перевернула страницу липкими от орехов пальцами, – заметки о том, что я сумела подслушать, сидя то под деревом, то на дереве. Филипп скептически посмотрел на странного вида чертёж, состоявший из неровных кружков с буквами и множества кривобоких стрелочек, курсирующих от одной окружности к другой. Кое-где были вписаны буквы и напротив них восклицательные или вопросительные знаки. – Что это, Олив? Карта сокровищ, зарисованная со слов умирающего пирата его одноглазым товарищем, страдающим пляской Святого Витта и провалами в памяти? – Это схема, глупый. Чертёж, на котором видны все передвижения гостей дедушки в тот ужасный вечер, когда произошло убийство. Ты, например, стоял у самого окна и не приближался к столу, где сидели Матиас и Айрис Белфорт. И я не приближалась. Значит, нас можно исключить из круга подозреваемых. А вот те, – и Оливия, закинув в рот ещё несколько орешков, отчего её речь стала не совсем разборчива, ткнула липким пальцем в центр страницы, – кто не только был рядом с Айрис и Матиасом, но и разгуливал по мастерской туда-сюда. – Я всё равно ничего из этого не понимаю, – с досадой произнёс Филипп. – Ты худший чертёжник, которого я видел в своей жизни. Что, к примеру, означает вот эта стрелка? – и он указал на прерывистую линию с закорючкой на конце. – Это схема передвижений тётушки Розмари, – терпеливо объяснила Оливия. – Она сновала по мастерской, словно вышивальная игла. Мимо столика, за которым сидели новобрачные, она проходила минимум четыре раза. – Ты что, и тётушку Розмари подозреваешь? – ужаснулся Филипп. – Разумеется. Кстати, в кино именно такие аккуратные пожилые дамы и оказываются сущими монстрами. Помнишь, мы с тобой смотрели «Непредвиденный случай в Королевском саду»? – Я считаю, что тётушку Розмари и дядю Себастьяна необходимо исключить из списка подозреваемых, – упрямо покачал головой Филипп. – Ни за что не поверю, что они способны на убийство. Такого просто не может быть. – Хорошо, как скажешь, – кротко согласилась Оливия, и брат с подозрением на неё взглянул. – Раз ты уверен, что они не совершали преступление, значит, так и есть. С этими словами она перевернула страницу записной книжки и демонстративно провела две линии, одну за другой. Филипп заглянул ей через плечо, одновременно набирая пригоршню орехов. На листе в столбик были перечислены те, кто присутствовал в мастерской в день убийства Айрис Белфорт. – И Грейс. Вычеркни из списка Грейс, я ни за что не поверю, что она могла желать дедушке смерти, – твёрдо заявил он. Оливия и в этот раз послушалась брата и провела ещё одну жирную линию. – Остаются только твоя любимица Вивиан и гадкий Майкл Хоггарт, – сообщила она, и в её тоне Филиппу послышалась издёвка. – Ты забыла про Джереми Эштона. Почему его нет в твоём списке? – Потому что у него отсутствует мотив, – резонно заметила Оливия. – Он никак не мог пострадать из-за того, что дедушка решил сочетаться браком с Айрис Белфорт и изменил завещание. – Мы не можем его вычеркнуть, – заупрямился Филипп. – Вдруг мы просто чего-то не знаем о нём? У нас слишком мало сведений, чтобы так разбрасываться подозреваемыми. – Неужели? – удивилась Оливия. – А я уж было подумала, что мы руководствуемся исключительно собственными симпатиями, а не фактами. – Не стоит нахальничать, – посоветовал Филипп, споласкивая липкие от засахаренных орехов пальцы в чашке для полоскания. – Я просто за разумный подход к делу, раз уж мы взялись за расследование, и не хочу тратить время на тех, кто явно не мог совершить преступление. Терпение покинуло Оливию, она вырвала из записной книжки исчёрканный лист, скомкала его и бросила на прикроватный столик. – Да как ты не понимаешь, – возмутилась она. – Каждый в Гриффин-холле мог совершить убийство. Ну кроме нас с тобой и малышки Полли. И, пожалуй, слуг, так как никто из них не присутствовал в тот вечер мастерской. Опять же, яд могли подсыпать в чашку и на кухне, а потом просто принести её в мастерскую и поставить на столик. Ты знаешь дедушкин характер, на ангела с крыльями Матиас совсем непохож. Возможно, миссис Уоттс, Симмонс или кто-то из горничных… Представь, кто-то из них годами копил неприязнь к хозяину, а визитом гостей воспользовался для того, чтобы отвести от себя подозрение. И вот ненастным вечером чья-то преступная рука медленно вливает в чашку с шоколадом ядовитую жидкость… – глаза Оливии распахнулись, она уставилась в одну точку, делая правой рукой зловещие пассы. – Для сыщика-любителя ты ужасающе безграмотна и питаешь чрезмерную склонность к фантазиям, – насмешливо сказал Филипп и добавил с чувством превосходства: – Цианид представляет собой мелкие кристаллы, а вовсе не жидкость. – Зато ты отлично осведомлен, – парировала Оливия. – На твоём месте я бы не афишировала свою эрудицию в отношении ядовитых веществ. Близнецы свирепо уставились друг на друга, каждый лихорадочно искал аргументы, чтобы убедить другого в своей правоте. – Хорошо, давай размышлять логически, – Филипп решил сменить стратегию и демонстративно сдался на милость сестры. – Если мы отталкиваемся от мотива, то он и правда был у каждого из нас. В этом случае даже мы с тобой подозрительны и ненадёжны. – Но мы же не приближались к столику, где стояла чашка Матиаса, – возразила Оливия. – Это неважно, ты сама так сказала. Любой из нас, ну, кроме Полли, разумеется, мог бросить пару кристаллов яда в чашку заранее. А потом дело за малым – дождаться, когда шоколад будет приготовлен, и наслаждаться возмездием. – Брр, – передёрнула плечами Оливия, – это каким же чудовищем надо быть, чтобы спокойно наблюдать, как человек на твоих глазах и по твоей же вине расстаётся с жизнью? Если бы я кого-нибудь решила убить, то выбрала бы самую тёмную ночь, лишь бы не видеть предсмертных страданий жертвы. – Да, для убийства нужны крепкие нервы, – согласился Филипп. – И кое-что ещё – безграничный эгоизм и отсутствие морали. Именно поэтому самой подходящей кандидатурой на роль убийцы я считаю Майкла Хоггарта. – А как же Вивиан? – ехидно осведомилась Оливия. – Ты, вероятно, забыл, что у неё единственной не было приглашения в Гриффин-холл? Спрашивается, с какой такой стати она кинулась в Англию через весь океан? Соскучилась по дедушке и решила проведать старика? Да у таких, как она, не бывает искренних эмоций по отношению к другим. Она самовлюблённая, беспринципная особа. И ты прекрасно помнишь, как она была раздосадована отказом Матиаса дать ей денег. И что она делала в чулане, где хранился цианид? На месте полиции я бы давно арестовала Вивиан. – Крепко ты на неё взъелась, – усмехнулся Филипп. – Не ожидал от тебя такого злопыхательства, Олив, по правде говоря. Прямо неприятно слушать. – Да она же лживая до мозга костей! – вскричала Оливия, возмущённая тем, что брат защищает эту расфуфыренную куклу. – Это заметили даже полицейские! Филипп отошёл к окну и уставился в пространство, всем своим видом показывая, что не намерен участвовать в дальнейшей дискуссии. Оливия закинула в рот горсть орехов и какое-то время молча их грызла, сдерживая негодование. – Значит, про Изабеллу инспектор уже знает? – нарушил тишину Филипп, решив, что Оливия успела успокоиться. – С самого начала, – мстительно ответила ему сестра. – Миссис Уоттс сразу же всё разболтала и про Изабеллу, и про отца. – Надеюсь, он не приверженец модной теории о наследовании психопатологических черт и не подозревает меня только на том основании, что Изабелла была не в ладах с миром после предательства отца, – задумчиво произнёс Филипп. На лицах близнецов появилось одинаковое выражение печали. Дом пронзил чистый и глубокий звук гонга, приглашающий обитателей Гриффин-холла к вечерней трапезе. – Фу, – Оливия вдруг с отвращением скомкала фунтик с остатками орехов. – Я и забыла, что терпеть не могу засахаренный миндаль. Глава девятая, в которой обнаруживается пропажа револьвера На следующий день завтрак в Гриффин-холле явно не задался. У близнецов был такой замученный вид, будто бы они прободрствовали всю ночь напролёт. Это, кстати, было недалёко от истины, так как Филипп и Оливия почти что не сомкнули глаз, до самого рассвета обсуждая кандидатуры подозреваемых и восстанавливая в хронологическом порядке события, произошедшие в мастерской Крэббса. На протяжении ночи близнецы не раз спорили до хрипоты, отстаивая каждый свою точку зрения, а однажды Оливия даже швырнула в брата подушкой и обозвала троглодитом. Грейс тоже не выспалась, всю ночь проведя у кроватки Полли. Малышка страдала от желудочных колик, и её громкий протестующий крик измотал молодую мать. Глаза Грейс запали, под ними залегли тёмные тени, губы были искусаны и горестно сжаты. Она с жадностью поедала яйца с беконом, ни с кем не вступая в разговор и ни на кого не глядя. Румяный и свежий Майкл, казалось, не имел вовсе никакого отношения к этой уставшей женщине с неряшливой причёской и тусклым цветом лица. Себастьян Крэббс тоже был немногословен. Почти всю ночь он провёл за письменным столом, готовя к публикации один из давних рассказов, который уже и не надеялся пристроить в журнал Фуллема. Сейчас, допивая третью чашку крепкого кофе, он постепенно приходил в себя, лелея призрачную надежду на успех. В этот раз из редакции пришло почти любезное письмо, в которое даже была вложена новенькая хрустящая банкнота в качестве аванса. Немного, конечно, но зато он сможет заплатить за четыре недели проживания в недорогом пансионе, когда покинет Гриффин-холл. Поисками алмаза Себастьян заниматься не собирался, потому как в равной степени не верил ни в отцовскую щедрость, ни в собственную проницательность. Картина, полученная от Матиаса Крэббса, показалась ему безвкусной и отталкивающей, и изучать её в надежде разгадать местоположение тайника желания не вызывала. Кроме Майкла, жизнерадостность и оптимизм излучали только Вивиан Крэббс и тётушка Розмари. Каждая из них пребывала в самом приятном настроении, отчего остальные чувствовали себя ещё более подавленно. Майкл Хоггарт и Вивиан, ничуть не стеснённые присутствием Грейс и не замечая любопытного взгляда Оливии, обсуждали планы на день, не желая упускать превосходную погоду, сменившую череду дождей. Столовую пронизывали солнечные лучи; небо за окном голубело, как если бы вновь настал июнь; и их беззаботный, полный взаимного интереса щебет, в котором соединились и молодость, и лёгкий флирт, от которого по венам бегут пузырьки, словно от шампанского, и уверенность в том, что жизнь – это нескончаемый калейдоскоп удовольствий и подтверждений тому, что источник радости не иссякнет вовеки, – всё это стало для Грейс непростым испытанием. Веки её набрякли тайными слезами, и она низко опустила голову над столом, пытаясь скрыть от всех свою несдержанность. Поза эта – плечи, напряжённые, будто от непосильной ноши, беззащитная сгорбленная спина, – напомнила Филиппу несчастную Изабеллу. Не замечая ничего вокруг, оставаясь безучастной к состоянию кузины (и как это возможно, выйти к завтраку в измятом платье и с неприбранной головой!), Вивиан громко произнесла, обращаясь ко всем присутствующим и расчётливо играя ямочками на щеках: – Джереми Эштон был вчера так любезен, что пригласил всех желающих на партию в теннис. У него в поместье превосходный ухоженный корт. Думаю, что сегодня на редкость подходящий день для подобного времяпрепровождения. Мы с Майклом решили отправиться сразу же после завтрака. Что скажете? Филипп? Оливия? Грейс?