– Отлично, но я не могу вас видеть, поэтому должна ощущать ваш запах. – Как вонь от Темзы? – Она почувствовала крупные руки Тревельона на своей талии, уверенные и осторожные, которые снимали ее с седла. – Вообще-то я бы предпочел не вонять рыбой ради того, чтобы вы могли меня унюхать. – Не надо утрировать: речь о чем-то именно вашем – одеколон пришелся бы кстати. – Я нахожу, что благоухать пачули столь же отвратительно, миледи, как вонять рыбой. – Только не пачули. Это должно быть что-то более уместное для мужчины, – сказала Феба, обращаясь мыслями к духам и связанным с ними возможностям, едва очутившись на земле. – Может быть, что-то горьковатое, с ароматом дерева, кожи, дыма… – Как скажете, миледи, – учтиво, но с некоторым сомнением согласился капитан. Тревельон обнял ее за плечи одной рукой: наверное, в другой у него был один из этих ужасных огромных пистолетов, – и Феба почувствовала, как он слегка пошатнулся. Похоже, он потерял свою трость. Вот черт! Ему нельзя ходить без нее: нога причиняла ему ужасные страдания. – Феба! Что случилось? О боже! Кузина Батильда Пиклвуд. Потом раздался пронзительный лай и топот лап, прежде чем Феба почувствовала, как Миньон, любимый крохотный спаниель кузины, повис на ее юбках. – Миньон, назад! – окрикнула песика Батильда, потом раздался глубокий голос Тревельона: – Если позволите, я провожу миледи в дом, мэм. Чтобы кузина Батильда не тревожилась понапрасну, Феба сказала, когда они стали взбираться по ступеням парадной лестницы Уэйкфилд-хауса: – Я в полном порядке, а вот капитан Тревельон потерял свою трость. Надо бы поскорее найти ей замену. – Что… – вмешался было Рид, но капитан, не обращая внимания ни на Фебу, ни на ее кузину, рявкнул: – Немедленно проводите леди Фебу в ее покои и оставайтесь с ней вплоть до моих дальнейших распоряжений. Это относится и к Хатуэю. – Да, сэр. – О-о, бога ради! – воскликнула Феба, когда они преодолели порог и Миньон вдруг начал возбужденно тявкать. – Вряд ли мне понадобятся двое слуг… – Миледи! – суровым тоном оборвал ее Тревельон. О, она хорошо знала этот тон! А потом посреди всеобщей суматохи раздался баритон, от которого по ее спине поползли ледяные мурашки ужаса. – Какого черта здесь происходит? – поинтересовался ее брат, Максимус Баттен, герцог Уэйкфилд. Высокий и худощавый, с длинным, изборожденным морщинами лицом, герцог Уэйкфилд нес свой титул, как кто-нибудь другой мог бы нести меч: вроде как игрушка в парадных ножнах, но готов к бою, с острым и смертоносным лезвием. Тревельон поклонился хозяину. – Леди Феба цела и невредима, ваша светлость, однако у меня есть важное сообщение. Черная бровь Уэйкфилда под белым париком выгнулась дугой, но капитан выдержал взгляд хозяина. Пусть он и герцог, но Тревельон не из пугливых и ему не впервой сносить раздражение и гнев работодателя. Вот только бы нога не подвела, которая взрывалась залпами боли, отдающейся в бедро. В передней, едва появился герцог, воцарилась тишина. Даже собачонка мисс Пиклвуд перестала лаять. Леди Феба поежилась под рукой капитана, прежде чем тяжело вздохнуть, нарушая тишину. – Ничего не случилось, Максимус. Право же, нет необходимости… – Феба! – положил конец ее попытке сгладить ситуацию голос Уэйкфилда. Рука Тревельона на миг чуть сильнее сжала ее хрупкие плечи. – Ступайте с мисс Пиклвуд, миледи. Если бы его голос был способен обретать ноты нежности, то это произошло бы сейчас. Ее светло-каштановые волосы рассыпались по плечам, нежные щеки разрумянились после верховой езды, рот казался бутоном алой розы. Она выглядела юной и немного растерянной, хоть и находилась в отчем доме. Ему очень хотелось по-настоящему обнять ее, предложить помощь там, где о ней не просили и где в ней не было нужды. Что-то сжалось в его груди – только раз, мимолетом, – прежде чем он прогнал это чувство и похоронил под грудой резонов, доказывавших невозможность инстинктивных побуждений, потакать которым было глупо. Он обратился к лакеям. – Рид! Когда-то Рид служил у него солдатом. Это был нескладный детина, высокий и такой худой, что ливрея висела мешком на его узкой груди. Руки и ноги были слишком велики по сравнению с телом, острые локти и колени придавали ему вид цапли, но глаза на некрасивом лице излучали ум и смекалку. Рид кивнул, получив и поняв команду без дальнейших пояснений, дернул подбородком в сторону Хатуэя, юноши девятнадцати лет, и, когда мисс Пиклвуд повела Фебу прочь, оба парня двинулись за ними следом. Подопечная капитана на ходу бросила что-то насчет мужского гнета, и Тревельон спрятал улыбку. – Капитан… – Голос герцога заставил его спрятать улыбку подальше. Уэйкфилд кивнул, предлагая пройти в глубь дома, где находился его кабинет, прежде чем повернуться и проследовать в указанном направлении. Тревельон последовал за хозяином. Уэйкфилд-хаус относился к числу самых больших частных резиденций Лондона, и коридор, по которому они шли, был бесконечным. Нога Тревельона совсем разболелась, прежде чем они добрались до кабинета герцога, миновав по пути небольшую статую, двери малой библиотеки и гостиной. Кабинет был хоть и небольшой, но уютный и со вкусом отделанный: темное дерево и пушистый ковер, яркий, как россыпь драгоценных камней. Уэйкфилд закрыл за ними дверь, прошел к огромному письменному столу и сел. В обычных обстоятельствах Тревельон не посмел бы сидеть перед его светлостью, но сегодня соблюдать табель о рангах не было возможности, поэтому неуклюже плюхнулся на один из стоявших перед письменным столом стульев. Как раз в этот момент в дверь постучали и вошел Крейвен. Внешне слуга напоминал ходячее пугало: высокий, худой, неопределенного возраста – ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят. Он числился камердинером герцога, но Тревельон очень скоро понял, что это далеко не просто камердинер. – Ваша светлость, – произнес Крейвен. Уэйкфилд кивнул вошедшему. – Леди Феба. – Понимаю. – Камердинер плотно закрыл за собой дверь и подошел к письменному столу, но не сел, а остался стоять. Герцог и слуга воззрились на Тревельона. – Четверо мужчин на Бонд-стрит, – сообщил тот. Брови Крейвена поползли вверх так, что едва не скрылись под волосами. Уэйкфилд вполголоса выругался. – Бонд-стрит? – Да, ваша светлость. Я застрелил двоих, раздобыл лошадь и умчал леди Фебу прочь от опасности. – Они что-нибудь говорили? – Нет, ваша светлость. – Проклятье! Крейвен деликатно кашлянул. – Мейвуд? Уэйкфилд нахмурил брови. – Разумеется, нет. Он же не лишился рассудка! Слуга фыркнул. – Его светлость проявил исключительную настойчивость в своем желании приобрести ваши земли в Ланкашире, ваша светлость. Не далее как вчера мы получили очередное письмо, составленное в весьма неучтивых выражениях. – Этот болван думает, будто я не знаю, что у нас там залегает угольный пласт. – Уэйкфилд брезгливо скривился. – Никак не возьму в толк, почему он помешался на угле. – Полагаю, он думает, что уголь может быть топливом для больших механических машин, – заметил Крейвен, внимательно разглядывая потолок. – Вот как? – Похоже, Уэйкфилд даже на минуту растерялся. – Кто такой Мейвуд? – спросил Тревельон. Герцог взглянул на него. – Виконт Мейвуд, мой сосед в Ланкашире и слегка не в себе. Несколько лет назад он прожужжал мне все уши – о чем бы вы думали? О репе. – Чокнутый или нет, однако многие слышали от него угрозы в адрес вашей светлости, – осторожно напомнил Крейвен. – Мне, угрозы адресовались мне, а не моей сестре, – возразил Уэйкфилд. Тревельон, растирая правое бедро, пытался соображать.