– Бедная Кристя. Она сообщила название спа? – Нет, не хочет, чтобы мы к ней туда приехали, – грустно ответила Полина. – Пошли домой, поужинаешь. – Аппетит пропал, – пробормотала я и пошла к дому, держа в руке телефон. В голове роились разные мысли. Кристина прислала эсэмэс. Тут вопросов не возникает. Подруге сейчас очень плохо, но она обожает мать, поэтому предупредила ее о своем отсутствии. Это не странно. Удивительно другое. Кристина ничего не отправила мне. А всякий раз, когда у нее раньше случались неприятности, беда, если Кристю кто-то обижал или, наоборот, хвалил, она всегда говорила мне о своих эмоциях. О предложении Алексея я узнала первой. И молчала до тех пор, пока Кристина не сообщила родителям о помолвке. Но сейчас от нее ничего нет. Произошло ужасное событие! По идее, на мой телефон сейчас должны водопадом литься эсэмэски: «Приезжай быстрее», «Никому не говори, где я, скорее, скорее», но в моем мобильном нет ничего подобного, и Кристина не отвечает на мои послания, такого у нас ранее не бывало. Я остановилась. – Анюта получила от дочери послание и отправила его тебе? – Да, я читала его тебе вслух, – кивнула Поля. – Перешли мне эсэмэс, – попросила я. Через пару секунд послышался тихий звук, я вынула мобильный. «Со мной полный порядок. После того, что случилось, нет сил и желания кого-то видеть, слышать, даже Степку. Трубку отключу, уеду на недельку в спа-отель. Не ищите меня. Мне нужна реабилитация». «Даже Степку!» За долгие годы дружбы я получила от Кристи множество прозвищ, которые давались мне как в добрую, так и в злую минуту: Степасик, Степашка, Степанчик, Козепопис, Козленкин, Козлюшка – это если Кристя пребывала в хорошем настроении. Степан, Степанище, Степанидище, Козлова-дурова, Ко́зел, с ударением на «о»… Но «Степка» Кристя никогда не говорила и не писала. Почему? Она считает это обращение крайне обидным, унизительным. А обидеть или унизить меня Барсова не хочет даже в тот момент, когда испытывает желание искромсать меня на лапшу. «Степанидищем» я бываю, когда напоминаю Кристе: – Ты сидишь на диете, а сейчас лопаешь пятое эскимо. «Козлова-дурова» Барсова шипит, когда я честно говорю ей: – Не покупай эту кофту, она мала тебе на пару размеров. Ты в ней смахиваешь на любительскую колбасу в перевязках. «Ко́зел» – выражение крайнего негодования. «Ко́зел» это когда я забыла привезти ей из Парижа тушь. Но «Степка»! Такого варианта имени для меня никогда не было. Я снова обратилась к Полине: – С какого номера Кристина отправила сообщение Анюте? – Со своего, конечно, – удивилась Полина. – Уверена? – Да, – кивнула жена Юры, – у Анюты Олеговны телефон закрякал. Она обрадовалась: «СМС от Кристи». И взяла трубку. Я молча вошла в дом и в прихожей увидела старшую Барсову, одетую в легкую юбку и кофточку без рукавов. На сгибе локтя был чудовищный фиолетовый синяк. – Степочка, – жалобно произнесла Анюта Олеговна, – Алексей погиб! Я обняла ее, прижала к себе, услышала стук ее сердца и прошептала: – Все будет хорошо. Анюта положила голову мне на плечо. – Спасибо, Степонька. Я ужасный человек! Отвратительный. О чем подумала, когда узнала о смерти молодого человека? Хорошо, что Кристя ребеночка от него не родила, сейчас бы он сиротой остался. Я крепко держала в объятиях Анюту. Ну, что тут скажешь? Ничего! И в ту же секунду меня охватило беспокойство. Что-то не так! Но что? Глава семнадцатая – Чай на столе! – закричала из глубины особняка Наташа. – Идите, пока горячий! Я тортик испекла, шоколадный! У меня по спине неожиданно побежали мурашки. Дворкина вкусно готовит, за что ее постоянно упрекает Виктор Николаевич, он говорит: – Из-за Натальи я набрал лишний вес! Нет бы ей варить несъедобное хлебово, вот тогда бы я был стройным кипарисом! Хорошо хоть не каждый день подает торт к чаю. Шоколадный бисквит – фирменное блюдо Наташи, Кристя его обожает, всегда просит домработницу: – Заныкай пару кусочков. Вернусь домой после ужина, ни крошечки от бисквита не останется. Кристинка обожает поздним вечером лечь в постель, взять тарелку с ломтями бисквита и безо всяких ненужных дум о фигуре медленно, с восторгом слопать его. И ведь не поправляется совсем! Я вздрогнула. Степа, что с тобой? Откуда эта необъяснимая тревога? Кристина жива, она в спа-отеле. У нее горе, погиб жених, поэтому она решила провести время в одиночестве. Каждый переживает стресс как умеет. Но до сегодняшнего дня Кристинка всегда звонила мне, я вытаскивала из винного шкафа мужа бутылочку настоящего шампанского. Кристя топила беду в бокале и наутро снова выглядела прекрасно. Правда, для успокоения после разрыва с Павлом понадобилась неделя и ящик настоящего Krug Rose Brut. Но смерть жениха – это другое, чем простой разрыв отношений. Неудивительно, что Кристина ведет себя сейчас неправильно. Но почему мне тревожно? Что не так? Дверь в прихожую распахнулась и с силой ударилась о стену. Появился Виктор Николаевич, он заорал: – Мне жить не хочется! – Папочка, – испугалась Полина, – что с тобой? – Милый, – затараторила Анюта, – жаль мальчика до слез, но он нам никто, а Кристя жива, здорова… – Как ты, шваль, со мной разговариваешь? – сжал кулаки супруг. Я примерзла ногами к полу. Что с Барсовым? Ни разу в жизни я не видела его в таком состоянии. Полина ойкнула, Анюта опешила: – Милый, тебе надо отдохнуть, выпить рюмочку, расслабиться. Я выдохнула. Все ясно. Виктор Николаевич, услышав о смерти будущего зятя, сильно перенервничал, решил снять стресс, опрокинул фужер коньяка, второй, третий и сейчас вульгарно пьян! Надо уложить его в кровать. Я подошла к хозяину дома: – Дядя Витя… Договорить мне не удалось. – А, шавка! – заорал Барсов. – …! В среде, где я работаю, не особенно стесняются в выражениях. Ненормативная лексика за кулисами высокой моды никого не шокирует и не удивляет. Но от Виктора Николаевича я ни разу в жизни не слышала таких сочных выражений, как те, что сейчас лились из его рта. – Дядя Витя… – повторила я. Но продолжить не смогла. Барсов изо всей силы толкнул меня в грудь. Я отлетела в сторону, стукнулась спиной о комод, на нем всегда стоит ключница в виде фарфоровой собаки с растопыренными когтями, на которые вешают связки, и шлепнулась на пол. На меня что-то свалилось, и в ту же секунду меня засыпало осколками. В прихожей стало тихо. Я подняла осколок фарфора и решила разрядить обстановку: – Однако у меня железная голова. Бедная псинка рухнула мне на макушку и разбилась. Вот оно, доказательство того, что у меня башка из свинца. Полина хихикнула. – Степочка, – дрожащим голосом произнесла Анюта Олеговна, – как твое самочувствие? – Лучше не бывает, – ответила я, вставая, – сейчас соберу останки фигурки. И тут Виктор Николаевич, который до сих пор стоял как памятник, медленно опустился на пол, вытянулся, закрыл глаза и замер. – Витенька! – закричала Анюта, бросилась к мужу, села около него, потом легла рядом и застыла. – Что это с ними? – прошептала Поля. – Они умерли? Да? Да? Да? Я, судорожно тыча пальцем в экран телефона, помотала головой. – Алло, «Скорая»? Полина молча слушала мой разговор с диспетчером. Наконец я вернула мобильный в карман. – Машина едет. – А нам что делать? – пролепетала Полина. – У покойников глаза всегда открыты, – заявила Наташа, – а рот отвисает. Наши просто дрыхнут. – Как? – ахнула Поля. – Почему? Я присела около лежащих супругов. – Похоже, они и правда спят! – Простудятся, лежа на плитке, – занервничала Полина.