Допив чай со льдом, он поднялся на ноги. Глава 15 Лестница и впрямь была хлипкая. Она раскладывалась, когда открывали люк в потолке второго этажа. Босх вовсе не страдал от ожирения. Всю свою жизнь он был человеком сухим и жилистым. Но когда он поднимался по деревянной лестнице, она страшно скрипела под его весом, и Гарри опасался, что крепления вот-вот лопнут и он рухнет на пол. Стоя внизу, Оливия с тревогой смотрела на него. Одолев четыре ступеньки, Босх дотянулся до краев люка, чтобы равномерно распределить свой вес и уменьшить нагрузку на лестницу. — Там веревочка, — сказала Оливия. — Если дернуть, загорится свет. Лестница выдержала. Поднявшись на чердак, Босх пошарил рукой в темноте. Наконец нащупал шнурок выключателя. Включил свет и осмотрелся. — Я не была там уже много лет, — крикнула снизу Оливия. — Но по-моему, все его вещи в дальнем углу, справа. Босх повернул голову. В закоулках чердака по-прежнему было темно. Босх достал из заднего кармана фонарик, которым снабдила его Оливия. Направил луч света в дальний правый угол и тут же увидел знакомые очертания солдатского сундука. Чтобы подойти к нему, пришлось пригнуться, но Босх все равно стукнулся головой о стропила, после чего присел на корточки и уже таким манером добрался до места. На крышке сундука стояла картонная коробка. Посветив на нее, Босх понял, что это и есть та посылка из Дананга, о которой говорила Оливия. В строках «Отправитель» и «Получатель» стояло одно и то же имя: Доминик Сантанелло. В графе обратного адреса значилось: «Первый медицинский батальон, Дананг». Скотч пожелтел и отслаивался, но Босх увидел, что коробку открывали, а потом снова заклеили и убрали на хранение. Он снял коробку с сундука и отставил ее в сторонку. Сундук был стандартный, из клееной фанеры, выкрашенной в зеленовато-серый цвет. От времени краска выцвела так, что сквозь нее проглядывала структура фанерного листа. На крышке сундука была такая же блеклая черная надпись, сделанная через трафарет: ДОМИНИК САНТАНЕЛЛО, МС3 Босх без труда догадался, что такое «МС3». Говоря военным языком, «морской санитар третьего класса». Стало быть, Сантанелло был в чине старшины. Вытащив из кармана латексные перчатки, Босх надел их, прежде чем открывать сундук или коробку. Единственная щеколда на сундуке была не задвинута. Подняв крышку, Босх посветил фонариком на содержимое. В ноздри ему тут же ударил землистый запах, и он на мгновение вспомнил подземные ходы Кути. От фанерного сундука разило Вьетнамом. — Ну что, нашли? — осведомилась Оливия. Взяв себя в руки, Босх откликнулся: — Ага, все здесь. Я какое-то время покопаюсь. — Ладно! — крикнула Оливия. — Если понадоблюсь, зовите. Отойду вниз, у меня там стирка. В сундуке была аккуратно сложенная одежда. Осторожно вынимая вещь за вещью, Босх все рассматривал и перекладывал на картонную коробку. Сам он служил в пехоте, но знал, что во всех родах войск, чтобы не добавлять горя скорбящей семье, было принято сперва дезинфицировать одежду погибшего в бою, а уже потом отсылать ее домой. Перед отправкой из солдатских сундуков забирали все книги и журналы с обнаженкой, фотографии вьетнамок и филиппинок, наркотики и все с ними связанное, а также дневники и любые другие записи, в которых могли упоминаться места дислокации войск, подробности боевых задач или даже факты военных преступлений. В итоге в сундуках оставалась лишь одежда да кое-какие блага цивилизации. Босх выложил на коробку несколько комплектов формы — камуфляжной и зеленой, — носки и нижнее белье. На дне сундука было несколько книг, популярных в конце шестидесятых годов, все в мягкой обложке. Среди них нашелся экземпляр «Степного волка» Германа Гессе. Такой же лежал в сундуке у Босха. Еще там был непочатый блок «Лаки страйк» и зажигалка «Зиппо» с эмблемой базы ВМС в бухте Субик в Олонгапо, что на Филиппинах. Рядом лежала пачка писем, стянутая резинкой. Та развалилась на куски, едва Босх взял письма в руки. Он просмотрел конверты. Все от членов семьи, а обратный адрес — тот самый дом, где сейчас находился Босх. По большей части письма были от Оливии. Босх решил не лезть в чужую переписку. В этом не было необходимости. Скорее всего, он нашел бы в ней лишь слова поддержки, заверения в любви и рассказы о том, как вся семья молится о благополучном возвращении Доминика с войны. Еще в сундуке был кожаный чехол с туалетными принадлежностями. Босх аккуратно достал его. В первую очередь его интересовали именно эти предметы. Расстегнув молнию, он раскрыл чехол и посветил на него фонариком. Обычный набор: бритва, мыльный порошок для бритья, зубная паста, зубная щетка, щипчики для подстригания ногтей, расческа и щетка для волос. Босх решил ничего не трогать. Пусть разбираются в лаборатории. Вещи были такими старыми, что он боялся сдвигать их с места, чтобы не потерять фолликул волоса, микроскопическую частицу кожи или пятнышко засохшей крови. Поудобнее повернув фонарик, он увидел, что на щетине щетки остались волоски, каждый длиннее дюйма. Должно быть, в джунглях Сантанелло перестал стричься, как и многие парни на передовой. Затем он направил свет на старомодную обоюдоострую бритву, заткнутую за кожаный ремешок на чехле. Она казалась чистой, но Босх видел лишь один край лезвия. Он знал, что кровь — настоящая золотая жила для лаборатории ДНК. От незначительного пореза на лезвии могла остаться крошечная капелька крови. Этого будет более чем достаточно. Босх понятия не имел, можно ли по прошествии полувека извлечь образец ДНК из волосков или слюны, засохшей на зубной щетке, или даже щетины, оставшейся на лезвии бритвы. Знал он лишь одно: если там есть кровь, дальше можно не искать. За время работы в отделе открытых и нераскрытых дел УПЛА он видел случаи, когда из засохшего пятна крови примерно такой же давности извлекали безупречный образец ДНК. Теперь же Босх аккуратно отвезет этот чехол — конечно, если Оливия позволит его взять — в лабораторию из списка Микки Холлера и будет надеяться, что ему повезет. Застегнув молнию, Босх положил чехол на деревянный пол по правую руку от себя. Туда же пойдут все остальные вещи, представляющие для него интерес. Закончив, Босх спросит у Оливии разрешения все это забрать. Он снова взглянул на солдатский сундук. Тот казался пустым. Посветив фонариком, Босх прощупал его на предмет двойного дна. По опыту он знал, что некоторые солдаты вынимали дно из свободного сундука и делали в своем тайник для наркотиков, запрещенного трофейного оружия и журналов «Плейбой». В этом сундуке двойного дна не было. Сантанелло ничего не прятал. Босх еще раз подумал: странно, что в солдатских вещах не нашлось никаких фотографий или конвертов, кроме писем от членов семьи. Босх аккуратно сложил одежду назад в сундук. Закрывая крышку, он кое-что заметил. Посветив под углом, он внимательно рассмотрел внутреннюю часть крышки и увидел на фанере несколько светлых полосок: скотч сняли, а следы клея остались. Похоже, на обратной стороне крышки когда-то были фотографии. Дело вполне обычное. Крышка солдатского сундука зачастую напоминала дверцу шкафчика в школьном коридоре. Босх вспомнил, как многие бойцы приклеивали к фанере снимки подружек, жен и детей. Иногда вместо фотографий там были открытки, детские рисунки или журнальные развороты с красотками. Неизвестно, сам ли Сантанелло убрал фотографии, или это сделали во время санитарной обработки его вещей. Босху стало еще любопытнее: что же скрывается в коробке, которую Сантанелло отправил домой? Открыв ее, Гарри посветил внутрь. Очевидно, здесь были вещи, милые сердцу Доминика. Дослуживая последние недели, Сантанелло хотел, чтобы они точно попали домой в Окснард. Сверху лежали два комплекта гражданской одежды: джинсы, слаксы, рубашки и черные носки. Под одеждой были кроссовки фирмы «Конверс» и черные лакированные туфли. Несмотря на запрет на гражданскую одежду, у солдат ее было предостаточно. Все знали, что возвращаться домой или ходить в увольнение лучше в штатском, чтобы избежать лишних вопросов и неприятностей. Во всем мире вьетнамская война была не очень-то популярна. Но Босху было известно, что солдаты хранили гражданскую одежду еще по одной причине. В течение года службы бойцам было положено недельное увольнение через полгода и еще одно через девять месяцев или позже, когда на самолете окажется свободное место. Официально для солдатского отдыха было выделено пять географических точек: все за пределами материковой части США, так как возвращаться на «большую землю» было запрещено. Однако, заселившись в гостиницу где-нибудь в Гонолулу, солдат мог переодеться в штатскую одежду, вернуться в аэропорт и сесть на рейс до Лос-Анджелеса или Сан-Франциско — при условии, что не попадется на глаза патрулям военной полиции, которые активно ловили таких беглецов. По этой же причине солдаты — и Сантанелло в их числе — отращивали в джунглях волосы. В аэропорту Гонолулу одной гражданской одежды было недостаточно: парень с бритыми висками и армейским «ежиком» сразу же привлекал внимание ВП. Длинные волосы служили отличной маскировкой. Сам Босх во время службы дважды ускользал в Лос-Анджелес: первый раз в 1969 году, чтобы провести пять дней с подружкой, а второй — полгода спустя, хотя подружки у него уже не было. Сантанелло погиб на двенадцатом месяце службы. Значит, был в увольнении как минимум один раз, а то и дважды. Не исключено, что летал в Калифорнию. Под одеждой Босх обнаружил кассетный магнитофон и фотоаппарат, оба в оригинальных упаковках. На коробке с магнитофоном сохранился ценник армейского магазина в Дананге. Возле нее двумя аккуратными рядками стояли кассеты — надписями вверх. Рядом был еще один блок «Лаки страйк» и зажигалка «Зиппо», на сей раз с эмблемой Медицинской службы ВМС. Кроме того, в коробке нашелся зачитанный экземпляр «Властелина колец» Джона Толкиена, несколько ниток с бусинами и другие сувениры, которые Доминик купил в тех городах, куда его забрасывала служба. Рассматривая все это, Босх ощутил дежавю. Во Вьетнаме он, как и многие участники боевых действий, тоже зачитывался Толкиеном. Яркий вымышленный мир помогал забыть о реальности. Забыть, где оказался и чем занимаешься. Босх прочел надписи на корешках кассет: Джими Хендрикс, «Крим», «Роллинг стоунз», «Муди блюз»… Во Вьетнаме он слушал то же самое. На него нахлынули воспоминания о том, как все устроено в Юго-Восточной Азии. Те же вьетнамки, что торговали бусами у зоны высадки «Белый слон» в Дананге, продавая солдатам уже скрученные «косяки»: десять штук идеально вмещались в сигаретную пачку — удобный контейнер для перевозки в джунгли. Если нужно было полсотни «косяков», ты покупал банку «колы» с крышкой-обманкой. Марихуану курили все подряд, причем в открытую: «Ну поймают, и что мне сделают? Отправят во Вьетнам?» Распечатав пачку «Лаки страйк», Босх вытащил из нее сверток. В нем, разумеется, оказался десяток ловко скрученных джойнтов[2], старательно упакованных в фольгу, чтобы не пересохли. Босх решил, что такие же свертки лежат и в остальных пачках. Должно быть, во время службы Сантанелло привык регулярно накуриваться и хотел, чтобы дома его ждал достаточный запас марихуаны: проще будет переключиться на мирную жизнь. Все это вызвало у Босха некоторый интерес и разбередило память. Однако в коробке не было вещей, способных подтвердить родство Доминика Сантанелло с Уитни Вэнсом. Гарри же пришел сюда для того, чтобы найти такое подтверждение. Раз он собрался сообщить Вэнсу, что его родословная оборвалась на месте крушения вертушки в провинции Тэйнинь, то обязан в точности знать, что говорит старику правду. Он закрыл блок сигарет и положил его рядом с коробкой. Достал магнитофон и фотоаппарат. Задумался, где же фотографии: ведь если есть камера, должны быть и снимки. И тут же увидел на дне коробки черно-белые карточки и конверты с негативами. Фотографии не видели света уже десятки лет и потому хорошо сохранились. Чтобы достать снимки, пришлось вынуть из коробки футляры с кассетами. Возможно, Сантанелло не хотел, чтобы члены семьи увидели эти фотографии, если вдруг решат открыть коробку до его возвращения. Босх подровнял карточки в стопку и взял ее в руки. Фотографий он насчитал сорок две. На них был весь спектр заморских впечатлений: от джунглей до вьетнамок возле «Белого слона». Некоторые снимки были сделаны на госпитальном судне. Босх сразу узнал «Убежище». И снова ирония: вертолеты над джунглями и бесконечные рисовые поля. В стопке карточек не было никакого порядка: ни по теме, ни по хронологии. То была до боли знакомая мешанина из картинок. Но это смутное чувство кристаллизовалось в четкое воспоминание, когда Босх досмотрел до серии из трех фотографий. Они были сделаны одна за другой на верхней палубе «Убежища» в канун Рождества. Человек двести раненых смотрели выступление Боба Хоупа и Конни Стивенс. На первом фото оба артиста стояли бок о бок. Судя по разомкнутым губам, Стивенс пела, а солдаты в переднем ряду, с восхищением глядя на сцену, вслушивались в каждую ноту. На втором снимке была публика в конце выступления, когда артисты откланивались. На фоне виднелась Обезьянья гора. На третьей фотографии был сам Хоуп, махавший на прощание рукой. Солдаты встали, аплодируя. Босх тоже там был. Напоровшись на бамбуковую пику в подземном ходу, он попал на «Убежище» в декабре 1969 года и провел там четыре недели. Сама рана быстро затянулась, но инфекция оказалась более стойкой. За время лечения Босх, и без того худощавый, сбросил двадцать фунтов, но к концу месяца поправился и должен был отбыть к месту несения службы на следующий день после Рождества. О выступлении Хоупа и его труппы стало известно за несколько недель. Босх, как и все остальные, с нетерпением ждал приезда легендарного артиста эстрады и специально приглашенной звезды Стивенс, знаменитой актрисы и певицы. Гарри видел ее в двух телесериалах: «Гавайском глазе» и «Сансет-Стрип, 77». Но в сочельник в Южно-Китайском море поднялся сильный ветер. Началась качка. Солдаты уже стали собираться на верхней палубе, когда у кормы появились четыре вертолета с Хоупом, артистами его труппы и музыкальным ансамблем. Приблизившись к «Убежищу», пилоты решили, что садиться на корабль слишком опасно. Он был построен еще до того, как изобрели вертолеты. Крошечная посадочная площадка на корме с высоты была похожа на почтовую марку. На глазах у солдат вертолеты развернулись и направились назад в Дананг. По толпе раскатился всеобщий стон. Публика начала расползаться по койкам, когда кто-то, глянув в сторону Дананга, крикнул: «Погодите, они возвращаются!» Он был прав, но лишь отчасти. К «Убежищу» вернулся один вертолет из четырех. После трех рискованных попыток пилот все же сумел посадить машину. Дверца вертолета отъехала в сторону. На палубу спрыгнул Боб Хоуп, а за ним Конни Стивенс, Нил Армстронг и джазовый саксофонист Квентин Маккинзи. Толпа взревела так, что даже сейчас, вспоминая спустя полвека тот момент, Босх ощутил что-то вроде электрического разряда. У артистов не было ни музыкального сопровождения, ни группы бэк-вокала, но Хоуп и компания велели пилоту развернуться и сесть на палубу. Посадить вертушку на какую-то там посудину? После того, как пять месяцев назад Нил Армстронг высадился не куда-то, а на целую Луну? Да ну, на хрен, плевое дело! Армстронг выступил перед солдатами с ободряющей речью. Маккинзи сыграл несколько соло на своем саксофоне. Хоуп сыпал остротами, а Стивенс, хоть и без музыкального сопровождения, исполнила медленный вариант хита Джуди Коллинз «Both Sides Now» — да так, что у всех комок в горле стоял. Босху этот день запомнился как лучший за всю его солдатскую службу. Много лет спустя Босха в числе других сотрудников УПЛА — всех в штатском — бросили на охрану театра Шуберта во время калифорнийской премьеры мюзикла «Mamma Mia!». Ожидался наплыв ВИП-публики, и руководство театра, чтобы усилить собственную охрану, обратилось за помощью к полиции. Босх стоял в главном фойе, поглядывая на лица и руки входящих, как вдруг заметил Конни Стивенс в компании каких-то важных персон. Он пошел к ней сквозь толпу, словно охотник, преследующий дичь. Даже снял с ремня жетон, чтобы при необходимости попросить людей расступиться, но добрался до места без проблем. Дождавшись паузы в разговоре, он произнес: «Мисс Стивенс?» Она обернулась, и он попытался все ей рассказать. Рассказать, как был на «Убежище» в тот день, когда они с Хоупом и компанией велели пилоту развернуться. Хотел сказать, как много для него это значило, но слова застряли в горле. «Сочельник шестьдесят девятого, плавучий госпиталь» — вот и все, что он сумел выдавить. Пару секунд Стивенс смотрела на Босха, а потом все поняла. Просто взяла и обняла его. И шепнула ему в ухо: «Да, „Убежище“. Видишь, ты вернулся домой». Босх кивнул. Недолго думая, вложил ей в руку свой жетон, и они расстались. Босх вернулся в толпу, к своей работе. Сообщив о потере жетона, он на несколько недель стал посмешищем Голливудского участка. Но день, когда Гарри встретился с Конни Стивенс, запомнился ему как лучший за всю его службу в полиции. — У вас там все нормально? Все еще глядя на фото верхней палубы «Убежища», Босх очнулся от воспоминаний. — Да, — откликнулся он. — Почти закончил. И продолжил изучать фотографию. Где-то на снимке был и сам Босх, но он так и не нашел своего лица. Гарри еще раз просмотрел все снимки Сантанелло, прекрасно зная, что не увидит на них самого Доминика: он был по другую сторону фотоаппарата. Наконец Босх дошел до снимка с большой выдержкой. На нем были очертания Обезьяньей горы на фоне фосфористо-белых вспышек ночного боя. Босх вспомнил, как солдаты на «Убежище» собирались на палубе, чтобы полюбоваться световым шоу, когда враг обстреливал коммуникационный узел на вершине горы, а такое случалось довольно часто. Доминик определенно был талантливым фотографом. Возможно, вышел бы на профессиональный уровень, если бы не погиб на войне. Гарри готов был разглядывать эти снимки до самого вечера, но заставил себя отложить их в сторону и закончить разбор вещей погибшего солдата. Он открыл красную коробку с фотоаппаратом Сантанелло — компактной «Лейкой М4», в самый раз для бокового кармана форменных брюк. Корпус фотоаппарата был черный, чтобы не давать отблесков в джунглях. Кроме камеры, в коробке была инструкция. Больше ничего. Босх знал, что «Лейка» — дорогое удовольствие, и решил, что Сантанелло серьезно относился к своему увлечению фотографией. Однако снимков в коробке оказалось немного. Заглянув в конверты с негативами, Босх увидел, что отснятых кадров там гораздо больше, чем карточек в стопке. Возможно, у Сантанелло не хватило денег, чтобы напечатать все снимки во Вьетнаме. Или не было доступа к нужному оборудованию. Наверное, он планировал заняться фотографиями, вернувшись домой в Штаты. Наконец Босх открыл заднюю крышку фотоаппарата, чтобы проверить, нет ли в корпусе наркотиков. Вместо них он обнаружил рулон пленки на приемной катушке. Поначалу Босх решил, что пленка не проявлена и он ее только что засветил. Однако, развернув рулон, увидел готовые негативы. Сантанелло спрятал эту пленку от посторонних глаз. Пленка была такой ломкой, что треснула у него в руках, когда Босх собирался взглянуть на снимки. Он поднес к фонарику обрывок с тремя кадрами. На каждом снимке была женщина на фоне какой-то горы. На руках у женщины был ребенок.