– Мама, я правда не знаю, что делать! Ну ты хоть не мучай меня и пойми! Понимать Вера Андреевна категорически отказывалась – все уже почти срослось – был выбран университет, куплена и отремонтирована квартира, впереди маячили и прекрасная карьера, и успех, и приличные деньги. Но главное не это – главное то, что их сын занимался бы любимым делом! Позади было три года сложнейшей переписки и налаживания контактов, три года нервов, трудов и бессонных ночей. Куча собеседований и бесконечных тестов. И вот на выходе, когда все, казалось бы, срослось и решилось, произошли перемены. Да что там перемены – рушилась жизнь. Да, девочка, страстная любовь их сына, была замечательной, из приличной, интеллигентной семьи врачей, с прекрасным воспитанием и образованием. Да и сама Марина, Маришка, как называли ее все, была чудесной: и умница, и красавица, и будущий врач. Геннадий Павлович неловко шутил: – Не получился эскулап из сына, получи докторицу-дочку. Все так, да. Все так. Но дело было вот в чем – Марина училась только на третьем курсе. А это означало, что впереди у нее еще три года учебы плюс ординатура и интернатура. Бросать на третьем курсе медицинский было бы совсем нелепо, это все понимали. И по всему выходило, что Вадик должен оставаться в Москве. Естественно, его самостоятельный отъезд не обсуждался. Точнее, попытки обсудить его были, но тут Вера Андреевна потерпела полнейший крах: – Я без Маришки? Без жены? Мама, какие перспективы и договоренности? Ты о чем? Что мне важнее Маришки? Карьера? На осторожный Верин кивок Вадик истерично расхохотался. Геннадий Павлович смотрел на Веру и делал «страшные глаза». Она плакала. Вадик громко хлопнул дверью и ушел. – Куда он? – повторяла рыдающая мать. – Гена! Куда он? Он к нам не вернется? – Господи, Веруша! Ну конечно же, к Марине, куда же еще? Ничего, успокоится, придет в себя. Меня беспокоишь ты, у тебя слабое сердце и нервы! Успокойся, родная! Все наладится, все устаканится. Для меня главное твое здоровье! А все остальное, если честно, меня вообще не трогает. Вера Андреевна зарыдала еще пуще: – Все остальное? Это ты называешь «остальное»? Через десять минут они, как обычно, помирились. Геннадий Павлович обнял жену, и, чуть покачиваясь, просидели они в этой неудобной позе довольно долго. Да, безусловно, было безумно обидно. Обидно, жалко, почти катастрофа. И все непонятно – впереди несколько лет Марининой учебы, насмарку все усилия. Что будет потом? Возьмут ли его? Не забудут ли о нем? Да и чем ему заниматься здесь, пока Марина учится? Наука развалена, денег не платят. Хотя разве дело в деньгах? Слава богу, родители прокормили бы молодую семью, речь не о том. Речь о потере драгоценнейшего времени. Да и политическая обстановка оставляла желать лучшего, отношения между странами стремительно портились. Но делать было нечего. В конце концов, повлиять на это Стрельцовы не могли. Попытаться уговорить Марину? Убедить ее, что ей ради карьеры мужа надо оставить учебу? Нет, это было бы крайне непорядочно – предлагать молодой, умной женщине пожертвовать собственной карьерой ради их сына. Да и сын им никогда бы этого не простил. По всему выходило, что надо просто смириться. Просто сказать себе: «Не получилось». Жизнь сама внесла свои коррективы, так часто бывает. И еще надо надеяться на хорошее. К этому призывал расстроенную и всхлипывающую жену мудрый Геннадий Павлович: все, что ни делается, как известно, делается к лучшему. В общем, смирились и стали готовиться к свадьбе. Но тут произошло непредвиденное. Спустя несколько месяцев, аккурат перед свадьбой, когда был, наконец, выбран ресторан и даже заказаны кольца, молодые расстались. Как, почему – этого никто не знал и не понимал. Такая любовь, такие страсти – и на тебе! Вера Андреевна испытывала странные чувства. С одной стороны, если честно, она была рада. Оперативно узнала, что еще есть возможность уехать, успеть к началу учебного года. Времени совсем мало, но шанс есть. Если, конечно, на место Вадика не нашлось претендента. Да, да, ему надо уехать. Переключиться, поменять обстановку, заняться любимым делом. Только так он сможет быстрее забыть Марину. Но странное дело – сын не страдал. Нет, не так – он, разумеется, переживал, стал еще более замкнутым, молчаливым, подолгу не выходил из своей комнаты. Но все-таки это казалось Вере не страданиями, а лишь расстройством. Цена страданий ей, увы, была хорошо известна. В общем, расставание сын пережил довольно легко. Да и слава богу – произошло все как-то слишком стремительно. Неужели так сильно было разочарование? Загадка. Сколько ни пытались Стрельцовы ее разгадать – не удалось. Но самое странное и обидное случилось потом. После расставания с Мариной и своего, так сказать, освобождения от обязательств Вадим за границу не уехал. Сказал, что перегорел. Конечно, Вера Андреевна снова переживала, но повлиять ни на что не могла. Крепким орешком оказался их сын, сами не ожидали. Почти два года Вадик работал в известном институте на должности младшего научного сотрудника. Вера видела – разочаровывается. С каждым днем разочаровывается, буквально с каждым. И вот однажды за семейным ужином он попросил отца взять его на работу. Если бы Стрельцовы видели себя со стороны, наверняка бы рассмеялись – как говорится, немая сцена. Два полуоткрытых рта и четыре хлопающих глаза. Казалось, воздух застыл. Первым оправился Геннадий Павлович, умница Геннадий Павлович, ее любимый Геша, Генчик, Генсек – генеральный секретарь их семьи. – Ну и правильно, – громко сглотнул он и махом выпил бокал вина. – Ты все решил правильно, сын! Бизнес – дело умных и смелых. И ты нам подходишь. – Он делано рассмеялся. – Все правильно, да, – придав голосу уверенности повторил Стрельцов. – А эта наука… При слове «наука» Вадик чуть дернулся. – В общем, буду думать, куда тебя приспособить. Деньги – это свобода, сын, ты мне поверь. А свобода – это, знаешь ли, все! – Растерянный и смущенный, Геннадий Павлович встал из-за стола, нежно чмокнул в бледную щеку жену, похлопал по плечу сына и вышел из столовой. Вера молчала. Молчал и Вадим. Наконец про-изнес: – Прости меня, мам. Если сможешь, конечно. Вера Андреевна ничего не ответила. В голове было глухо и пусто. «Вся жизнь, – думала она, – вся жизнь в тартарары! К чертям собачьим вся жизнь. Ну вот, я опять проиграла». Но, как часто бывает, все оказалось не так трагично и сложно. Вадим стал работать в фирме отца, и, по словам самого Геннадия Павловича, фирме от сына был только прибыток. «Талантливый человек талантлив во всем», – не уставал повторять муж. И Вера ему верила. Знала, что сын умница и трудяга. Но как же обидно, что ее мальчик не стал ученым! Да и бизнес – это Вера уже понимала – дело нечистое, как ни крути. И еще – такой тихий мальчик и такие повороты судьбы… Должность и деньги изменили Вадима, он приосанился, стал увереннее, возмужал и даже похорошел – окреп физически и стал следить за собой – так было принято в его кругу успешных, небедных молодых предпринимателей. Обязательный спортзал три раза в неделю, там же бассейн, правильное питание, ну и все остальное, включая гольф и горные лыжи. С отцом отношения у них не только не испортились, чего так боялась Вера, а стали еще крепче, и привязанность сделалась еще сильнее. Никаких, как это обычно бывает, конфликтов. Счастье. И Вера Андреевна наконец успокоилась, в который раз оценив мудрость пословицы: «Все, что ни делается, делается к лучшему». Беспокоило только одно – выстраивать серьезные отношения и жениться их сын, кажется, не собирался. Душевная травма? Возможно. Или повзрослел и вкусил свободы и денег? Кстати! Как-то случайно, ну разумеется, встретила Марину, несостоявшуюся невестку. Вернее, увидела ее из окна машины на долгом светофоре в районе Павелецкой. Марина стояла на переходе и говорила по телефону. В правой руке телефон, в левой – ладошка мальчика лет четырех. Хорошенького, кудрявого, похожего на нее. Вера Андреевна высунулась в окно, чтобы разглядеть Марину поближе, но в эту минуту зажегся зеленый и длиннющая вереница автомобилей медленно сдвинулась с места. Выходит, у Марины все хорошо. Ну и слава богу, ничего плохого она ей не желает. И никогда не желала. И еще… почувствовала, как немного кольнула зависть – этот кудрявый пацан мог быть ее внуком. Нет, Вадик прав – торопиться в этом вопросе точно не надо. Не надо на затуманенную голову, не надо на голову ошалелую – все так. Но и затягивать с этим делом, знаете ли, не стоит. Впрочем, с Генашей они поженились, будучи людьми зрелыми и опытными, и именно потому и оценили друг друга. Но опасения, даже страх оставались. А вдруг? Вдруг их единственный сын останется в холостяках и они никогда не дождутся внуков? Две долгие связи сына после страстной любви и странного расставания с Маришей были понятны и объяснимы – первая с чудесной девушкой Нелли, красавицей и умницей, племянницей их приятелей. Потом связь с Нателлой, женщиной замечательной, но разведенной и имеющей ребенка, а самое главное – на пять лет старше Вадима. Эти романы ни к чему не привели. Вера и Геннадий Павлович очень надеялись – да что там, были почти уверены, – что роман с Нелли окончится браком. Вера тайком разглядывала каталоги со свадебными платьями, прикидывая, какое подойдет Нелли лучше. Вадим был влюблен, это было видно. Нелли, искренняя, открытая, в выражениях эмоций не стесняющаяся, смотрела на него глазами, полными восхищения и любви. Нет, даже не так, не любви – обожания. И вдруг все закончилось. Оборвалось вмиг, никто не успел ничего понять. Нелли и Вадим поехали на горнолыжный курорт. Долго мечтали об этом, готовились: купили новые, яркие, оранжево-синие, одинаковые костюмы и шапочки, Нелли, как лыжник неопытный, волновалась и нервничала, то и дело теребила невозмутимого Вадика, задавала ему кучу вопросов. Десять дней они провели в Шамони – зимняя сказка, очаровывающие виды. Ежедневно присылали фотографии: рты у обоих до ушей, сияющие глаза, все в обнимку, вприлипку – идиллия. И все, конец. После приезда они, кажется, больше не общались. На робкий Верин вопрос, что случилось, сын скривился: – Мама, прости. Есть вещи, о которых не говорят даже самым близким. Все, точка. Больше вопросов Вера не задавала. Но неизвестность мучила и угнетала. Решилась позвонить несостоявшейся невестке – были они, как ни крути, в дружеских отношениях, и Вера принимала ее как дорогого гостя и близкого человека. Долго собиралась с духом, волновалась, как ее поступок воспримет взрослый сын. Не дай бог испортить с ним отношения. Потерять доверие Вадима было для нее самым страшным. И все-таки решилась. Нелли ответила легко и бодро: – А, это вы, Вера Андреевна! Как поживаете? Смущенная ее доброжелательностью, Вера пробормотала что-то невнятное и тут же попросила о встрече – голос ее звучал жалко, просительно. Нелепо прозвучали и банальные слова: «Я старше и опытнее, думаю, ты с этим согласна! Может, я тебе помогу?» Нелли сухо извинилась: дескать, очень занята, совещание. Обещала перезвонить. Но не перезвонила. А когда Вера решилась еще раз набрать ее номер, телефон был заблокирован. Вера поняла, что ее внесли в черный список. Караулить ее у работы или у дома? Глупости. Вера взрослая женщина и, в конце концов, ни в чем не виновата перед этой соплюшкой. Обида и унижение были сильными. Но с мужем не поделилась – у того был странный и тяжелый комплекс: не дай бог, чтобы Вера попала в унизительную ситуацию, чтобы ее обидели, посягнули на ее достоинство, в чем-то незаслуженно обвинили. Стрельцов считал, что его обожаемую жену в жизни и так достаточно унижали и обижали. Да, собственно, так оно и было. И то, что из трепетной, наивной и светлой девочки Вера превратилась в Снежную королеву, спокойную и рассудительную, деловитую и разумную, достойно и без истерик принимающую удары судьбы, – результат негативного жизненного опыта, увы. Сыну она о разговоре с его бывшей невестой тоже ничего не сказала. А после двухнедельной бессонницы приказала себе все это забыть – как не было. В конце концов, очередная девочка, сколько их было и сколько будет! И черт с ней. А через некоторое время узнала, в чем дело. Сплетни дошли. Еще бы – ведь вагон общих знакомых. Нелли поставила жесткие условия – свадьба через три, максимум пять месяцев. Вадим жениться не собирался, точнее, еще не собрался. В этом деле он был тугодумом. А Нелли настаивала. Он убеждал ее подождать, хотя бы год-полтора, на работе тогда было сложно, тяжелый контракт с китайцами, огромный проект, требующий невероятных усилий. Вадик и муж мотались в Пекин и, сменяя друг друга, застревали там на полгода.