Валери растерялась. Она не привыкла оправдываться перед ним. Повисло молчание. — Почему ты не пришла? — настойчиво повторил он. Валери вскинула голову. При виде дона Родриго ее стройная система покачнулась и начала рассыпаться. Она обрадовалась, что он переживал за нее, и что в первый же раз, когда она не пришла в Охотничий домик, он пошел ее искать сам, пренебрегая опасностью. — Я встречалась с братом, — сказала она, — Филипп бросил меня. Он больше не будет ничего делать. И он убил дона Хуана. Так что мы с тобой теперь совершенно свободны. — Филипп принял мудрое решение, — сказал дон Родриго, помолчав, и взял ее за руки. Было трудно сказать по его лицу, что он на самом деле думает, — но я вижу, ты переживаешь. Неужели тебе жалко этого пса? — Не смей так говорить о Хуане..., — она вырвала руки, — пожалуйста, больше ничего не говори о нем! Я часто была жестока и несправедлива к нему. А ты всегда... — Валери! — дон Родриго схватил ее в объятия, — все это означает, что мы с тобой свободны! Мы можем делать все, что захотим! Я предлагаю пожениться прямо завтра, не дожидаясь моего курьера, и ехать в любую европейскую столицу! Мы будем путешествовать, развлекаться и любить друг друга! — Пока Филипп не передумал? — спросила она. — Пока Филипп не передумал. Вдруг он передумает, и снова будет преследовать нас? У нас есть время пожениться и уехать куда глаза глядят. Она помолчала, положив голову ему на грудь. Как она могла даже на секунду усомниться в нем? У нее есть дон Родриго. Она всегда сможет на него положиться. Теперь, когда Хуан погиб, а Филипп бросил ее, у нее все равно не оставалось выбора. Только радости не было. Она получила то, к чему стремилась, но цена ее каприза оказалась слишком высока. Валери слушала, как бьется его сердце. Слишком спокойно. — Теперь мы свободны, — повторил он и засмеялся, — и от твоего пса избавились. Валери, я и не знал, что бывает такое счастье. Твой брат решил сразу все наши проблемы! — Разве Хуан когда-то был проблемой? — спросила она, — наоборот, он всегда все решал. Даже свидания нам устраивал. — Он все время маячил перед глазами, Валери. Я же не железный, я ревную. Он всегда был где-то рядом, и ждал только момента, когда я зазеваюсь, чтобы украсть у меня тебя. Валери отстранилась от него: — Прекрати! Ей было плохо. Слезы снова подступили к глазам и предательски потекли по лицу. — Ты плачешь по этому мальчишке? — искренне удивился дон Родриго, — ты не рада, что избавилась от него? — Не рада, — прошептала Валери и пошла прочь, не в силах сдерживать рыдания. Дон Родриго нагнал ее и снова заключил в объятия. — Валери, солнышко мое, перестань. Ты забудешь о нем, как только мы покинем это гнилое место. Завтра — день нашей свадьбы. Пожалуйста, одень что-нибудь светлое и приходи. И распорядись о карете. Сразу после свадьбы мы уезжаем. Только ты и я. Пытаясь сдержать льющиеся непрерывным потоком слезы, Валери закрыла лицо руками. — Дай мне три дня. И мы уедем. — Хорошо, — дон Родриго нахмурил брови, но кивнул, — тогда через три дня. — Сафи тоже поедет, — сказала она, — но она может поехать с обозом сразу, как только мы где-нибудь обоснуемся. — Сафи? — Да. Моя сестра. Надеюсь, ты ничего не имеешь против Сафи. Дон Родриго помолчал. Он имел много всего против Сафи. Но спорить сейчас еще и о ней готов не был. — Ну, если только с обозом, — согласился он, — кто-то же должен присматривать за твоими вещами. Когда дон Родриго ушел, Валери долго смотрела ему в след. Он уже исчез за поворотом аллеи, а она все стояла, и слезы беззвучно лились из ее глаз. В этот момент Валери четко поняла, что абсолютно ничего не чувствует к дону Родриго. Ничего. Глава 16. Конверт Катрин долго лежала в постели, не желая не только вставать, но и шевелиться. Служанка давно распахнула окна, и солнечный свет лился в комнату, расцвечивая ее в золотистые тона. Прошло три дня одиночества, а Катрин ни разу не вышла из комнаты. Все дни она молилась. Да, только молилась. Молилась и лежала в постели, не имея душевных сил делать что-то еще. Как странно, думала Катрин. Вот нет человека, а солнце светит все так же. Он вспомнила, как она лежала на кровати после похорон отца, не желая вставать и шевелиться. В тот день дверь отворилась, и вошел дон Хуан. Катрин посмотрела на дверь. Но дверь не двигалась, потому что больше не было дона Хуана, чтобы утешать ее. Больше никогда он не войдет и не будет улыбаться ей своей чуть застенчивой улыбкой. Ее кузены оказались достойны друг друга. Дон Хуан просто попал между ними, и они без всякой жалости принесли его в жертву. Валери — своим капризам, а Филипп — своим. Внутри было пусто. Катрин села на кровати и закрыла лицо руками. Валери теперь вольна делать все, что пожелает. Скорее всего, она со дня на день покинет Шатори, оставив ее, Катрин, в одиночестве и печали. Но Катрин не жалела. Она больше не хотела быть сестрой Валери. Прошло всего три месяца с тех пор, как Катрин увидела черную карету с высоты башни Фей. Тогда ей казалось, что любое приключение, любое новое дуновение, которое развеет обыденность ее существования, лучше, чем ничего. Она глубоко ошибалась. Лучше бы кузены никогда не приезжали в Шатори. Барон был бы жив, она сама не пережила бы позора в башне Фей, она никогда не знала бы Жоржа де Безье, и она не потеряла бы Сюзанну. Все это приключение, разорвавшее пелену ее будней, принесло страдания и ей, и ее близким. И теперь она была готова проклинать своих кузенов, которые оказались не книжными героями, а обычными... вернее необычными людьми, перешагивающими через других, как через ненужный хлам. О таком интересно читать в книгах. Но вот самой стать героиней романа оказалось не так интересно и романтично, как когда-то казалось Катрин. Несколько дней назад Катрин получила письмо от Жоржа де Безье, в котором тот без каких-либо сантиментов сообщал ей, что свадьба их состоится ровно через год, когда кончится срок ее траура по отцу. Он обещал за это время несколько раз навестить ее, чтобы они могли лучше узнать друг друга, и чтобы Катрин могла привыкнуть к мысли о своем скором замужестве. Так и написал: «привыкнуть». Никакой романтики в этом письме не было. Оно скорее походило на предписания, а не на любовное послание. Прочитав его, Катрин не испытала никакой радости, скорее наоборот, она была разочарована. Ведь там не было ни единого признания в любви. И даже никакого выражения симпатии или красивых слов типа «скучаю», «жду встречи с нетерпением». Нет. Письмо, которое просто предписывало ей делать то-то и то-то. Жорж де Безье абсолютно такой же, как ее кузены, думала она. Ему наплевать на других, на их чувства и желания. Он решил жениться на Катрин, и ее отказ не играл для него никакой роли. Ему было все равно, какие чувства она испытывает к нему. Без согласования с ней он назначал дату их свадьбы, он не спрашивал разрешения навестить ее, он сообщал, что приедет. Когда дон Хуан перестал быть нужным Валери, та легко переступила через него и пошла дальше. Катрин была уверена, что когда она надоест Жоржу де Безье, он точно так же переступит через нее. Она встала, накинула пеньюар и подошла к окну. Тут в дверь постучали, и служанка передала ей просьбу спуститься в библиотеку. Катрин кивнула и нехотя пошла переодеваться, совсем забыв спросить, кто ждет ее в библиотеке. Она надела черное платье. Теперь черный цвет казался ей весьма уместным, и она не желала никакого другого. Потеряв отца, она хотела жизни, ярких красок и веселья. Потеряв дона Хуана, она не желала ярких красок. Мир ее померк. Ее настроение лучше всего передавал черный цвет. Накинув на голову черную вуаль, она спустилась на первый этаж и толкнула тяжелую дубовую дверь, ведшую в библиотеку. Солнечные лучи пронизывали всю комнату, играя золотыми пылинками. Полки, полки, полки... Катрин столько времени провела в библиотеке, что она стала ей родной. Даже запах старых книг не раздражал ее, а казался приятным. Человек, который ожидал ее, стоял и смотрел в окно. Сначала она увидела только силуэт, потом он повернулся, и Катрин зажала рот руками, чтобы не закричать. А еще через секунду бежала к нему, рыдая от радости. — Дон Хуан, я не могу поверить! Какое счастье, что вы живы! — она сжала его руки, а слезы продолжали литься у нее из глаз, и она не могла их остановить. Он заулыбался знакомой до боли улыбкой, которая всегда так нравилась Катрин. — Очень приятно, что вы мне рады, — сказал он, сжимая ее руки, — вряд ли кто-то еще в замке мне обрадуется. — Я так расстроилась, дон Хуан, когда думала, что вы погибли. Я... — Вы даже надели траур по мне? — спросил он. Она смутилась: — Да. Простите... — Ваше платье весьма уместно, — он опустил голову, — я не знаю, как сказать об этом Валери. Я не могу определить, что это было, дуэль, самоубийство или что-то еще. — Что случилось? — нахмурилась Катрин. Он помолчал. Потом поднял на нее глаза: — Филипп погиб. Но я не могу определить, каким образом. И он рассказал ей про странную дуэль, в которой ему пришлось поучаствовать, и про то, как он искал Филиппа в Луаре. Катрин села на стул, и закрыла лицо руками. — Я тоже не знаю, как сказать такое Валери, — проговорила она, — но зачем он это сделал? Как такое вообще могло произойти? — Я не знаю. Я не могу объяснить. Но и как рассказать Валери, я тоже не знаю. Скорее всего, она даже слушать меня не будет. Катрин тоже считала, что слушать его Валери не будет. — Хотите, я скажу ей? — спросила она. Дон Хуан покачал головой: — Нет. Я сам должен сказать. Во всем этом есть и моя вина. Я не должен был позволять Филиппу играть в такие игры. Но я почему-то был уверен, что умру я. Вот честно, мне даже в голову не пришло, что с Филиппом может что-то случиться. Но я обязан был думать не только о себе. — Это была его дурацкая затея, — прервала дона Хуана Катрин, — вы тут ни причем. Но Валери... она вам этого не простит. А где вы были три дня? Он помолчал. — Я болел. Простудился, когда искал его в Луаре.