– Я готов, – говорит он. – Рассказывай! Я театрально откашливаюсь. – Итак… Я укрывала голову газетой. Серьезно. Что? Почему ты улыбаешься? Лило как из ведра. Газету я взяла с пустого сиденья в автобусе. Мне дали очень простые указания: подходишь к дому в десять тридцать, и тебя встретят на дорожке. В звонок звонить не нужно. Ты меня слушаешь, да? Он кивает, по-прежнему глядя вперед, на дорогу. – Когда я добралась до нужного места, мне пришлось какое-то время ждать – несколько минут, а не секунд. Когда дверь наконец открылась, из-за нее высунулся мужчина, которого я никогда в жизни не видела. Он посмотрел на небо, а потом сказал, что он, мол, надеется, что я не слишком долго жду. Он протянул мне руку ладонью вверх. Вид у него был измученный, как будто он несколько дней не спал. Большие темные мешки под глазами. Щетина на щеках и подбородке. Голова растрепана, как будто он только что встал с постели. Я старалась не смотреть на него. Дверь он только приоткрыл – совсем чуть-чуть… Он сказал: «Меня зовут Дуг. Дайте мне минуту, вот ключи», и он бросил ключи, которые попали мне в живот; я схватила их обеими руками. Потом дверь захлопнулась. Я не двигалась… по крайней мере, вначале. Я просто оцепенела. Что за тип? Я в самом деле ничего о нем не знала. Мы с ним предварительно поговорили по телефону, и все. Я посмотрела на металлическое кольцо с ключами у меня в руках; на брелоке была большая буква «Д». Я умолкаю и смотрю на Джейка. – Тебе скучно, – говорю я. – Понимаю, я рассказываю слишком подробно, просто я все помню и хочу, чтобы ты все представил так же ярко, как и я. Тебе странно, что я запомнила столько мелочей? Тебе скучно, потому что я тебе все это рассказываю? – Ты продолжай. В основном воспоминания – вымысел, к тому же они часто сильно отредактированы. Так что продолжай, и все. – Не уверена, что согласна с тобой насчет воспоминаний. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, – говорю я. – Продолжай, – подбадривает он. – Я тебя внимательно слушаю. – Прошло еще восемь минут – я не меньше двух раз сверялась по часам, – прежде чем Дуг снова вышел из дома. Он с тяжелым вздохом опустился на пассажирское сиденье. Он переоделся в потертые джинсы с дырами на коленях и клетчатую рубашку. Сиденья в машине казались пятнистыми из-за кошачьей шерсти. Повсюду были рыжие кошачьи шерстинки. – Казались пятнистыми? – Да, пятнистыми в энной степени. Кроме того, Дуг надел черную бейсболку, сдвинутую на затылок, а впереди белыми наклонными буквами было вышито слово «ядро». Мне показалось, что он больше привык сидеть, чем стоять или ходить… Так как он ничего не говорил, я начала проделывать все то, что делала с отцом. Сдвинула сиденье вперед, трижды поправила зеркало заднего вида, отпустила ручник. Потом положила руки на руль в положении «без десяти два» и выпрямилась… «Никогда не любил дождь», – произнес Дуг. Вот первое, что он сказал после того, как сел в машину. Не дал никаких указаний, не спросил, давно ли я учусь водить. «Куда поедем?» – спросила я. «Дождь, – ответил Дуг, – он все портит. По-моему, нам придется его переждать». Без слов, только жестами Дуг велел мне заехать на первую парковку слева от нас, у кофейни. Он спросил, не хочу ли я чего-нибудь – кофе или чаю, – и я ответила: «Нет, спасибо». Какое-то время мы молча сидели в машине и слушали, как капли дождя барабанят по крыше. Мотор по-прежнему работал, чтобы окошки не запотели, а «дворники» очищали стекло на медленной скорости. «Итак, сколько тебе лет?» – спросил он. Наверное, подумал, что мне семнадцать или восемнадцать. Я ответила, что мне шестнадцать. «Изрядный возраст», – сказал он. Ногти у него напоминали миниатюрные доски для серфинга: длинные, узкие, грязные миниатюрные серфы. А руки скорее подошли бы художнику или писателю, а не инструктору по вождению. – Если тебе нужно сделать паузу, чтобы проглотить слюну, поморгать или подышать, не стесняйся, – замечает Джейк. – Ты похожа на Мерил Стрип – так же вживаешься в роль. – Подышу, когда дорасскажу, – отвечаю я. – Он еще раз сказал, что шестнадцать – возраст изрядный и что возраст – странный, неточный посредник зрелости. Потом открыл бардачок и достал оттуда небольшую книжку. «Я хочу тебе кое-что прочесть, – сказал он, – если ты не против, ведь мы сейчас все равно ждем». Потом спросил, известно ли мне что-нибудь о Юнге. Я ответила: «Вообще-то нет», что было не совсем правдой. – Твой инструктор по вождению оказался юнгианцем? – Подожди. Он не сразу нашел нужное место в книге. Откашлялся и прочел: «Смысл моего существования – это тот вопрос, который задает мне жизнь. Или, наоборот, я сам и есть этот вопрос, обращенный к миру, не ответив на него, я останусь с чужими ответами, и это уже буду не я». – Ты все запомнила? – Да. – Как? – Он подарил мне ту книгу. Я ее сохранила. Она у меня до сих пор где-то лежит. В тот день у него было настроение все раздаривать. Сказал, что опыт полезен не только в вождении, но и вообще во всем. «Опыт важнее возраста, – сказал он. – Нам придется найти способы научиться что-то переживать, потому что именно так мы учимся, именно так мы познаем». – Какой странный урок! – Я спросила, почему ему захотелось стать инструктором по вождению. Он ответил, что не поставил бы такую работу на первое место, но вынужден заниматься ею по практическим причинам. Сказал, что постепенно полюбил сидеть в машине и разговаривать с учениками. Он сказал, что любит загадки. Сказал, что любит учить и вести в метафорическом смысле другого человека и водить и прокладывать маршрут с другим человеком как метафорой. Дуг напомнил мне Чеширского кота из «Алисы в Стране чудес», только он был застенчивый вариант кота. – Забавно, – говорит Джейк. – Что? – Я тоже одно время увлекался Юнгом. Чтобы по-настоящему познать себя, мы должны усомниться в себе. Мне всегда нравилась эта мысль. Извини… Продолжай! – Хорошо. Пока мы ждали, он достал из кармана две карамельки необычного вида. «Держи вот эту. – Он показал на одну из них. – Сохрани ее для еще одного дождливого дня». Вторую карамельку он взял себе и с хрустом развернул блестящую обертку. Потом щелкнул пальцами и разломил карамельку на две части. Мне протянул ту, что побольше. – И ты ее съела? – недоумевает Джейк. – Разве ты не удивилась, когда почти незнакомый человек угостил тебя карамелькой? И тебе не было противно, что он ее трогал? – Я как раз об этом собираюсь рассказать. Да, я немного удивилась. Да, мне стало противно. Но я ее съела. – Продолжай. – По вкусу она была ни на что не похожа. Я перекатывала ее во рту языком, стараясь понять, сладкая она или нет. Трудно было даже сказать, вкусная ли она. По словам Дуга, карамельки ему дала одна ученица. Вроде бы она путешествовала по Азии, и там такие конфетки очень популярны. По его словам, его ученице конфетки нравились, хотя он от них не в восторге. Сам он грыз свою половинку, хрустел ею… И вдруг прорезался вкус. Неожиданно пикантный, островатый. Совсем неплохо. Мне даже понравилось. Он сказал: «Ты все еще не знаешь самого интересного… На всех обертках этих конфет напечатано по нескольку строчек на английском. Это пословный перевод, так что смысла в них немного». Он снова достал из кармана обертку и развернул передо мной… Я прочла вслух то, что было напечатано на внутренней стороне. Даже сейчас я помню каждое слово: «Ты новый человек. Как вкусно невозможно забыть, особенный вкус. Верни обратный вкус». – Я перечитала надпись несколько раз – сначала про себя, потом еще раз вслух. Дуг признался, что время от времени разворачивает карамельки – не для того, чтобы есть их, а потому, что ему нравится читать надписи, размышлять над ними, стараться их понять. Он сказал: «В жизни есть определенные вещи – их немного, – которые на самом деле, реально исцеляют в дождливые дни. Они помогают справиться с одиночеством. Головоломки – они такие. Каждый из нас должен разгадать свою». Никогда не забуду его слова. – Такое не забудешь. Я бы тоже не забыл. – К тому времени мы просидели на парковке больше двадцати минут, а водить еще и не начинали. Дуг сказал, что ученица, которая подарила ему карамельки, – уникальная личность. За рулем она была безнадежна – ужасный водитель. Как бы он ей ни помогал, сколько бы раз ни повторял, куда ехать, она не справлялась. По его словам, он сразу, с первого же занятия, понял, что она ни за что не сдаст экзамен на права, что она – худший водитель на свете. Давать ей уроки бессмысленно и даже опасно для жизни… Правда, он признался: несмотря ни на что, он с нетерпением ждал уроков с той ученицей. Они с ней часто вели долгие, долгие беседы, оживленные дискуссии. Он рассказывал о том, что читает, и она тоже. Они обменивались опытом. По его словам, она иногда говорила такое, что у него крышу сносило. – Например? – спрашивает Джейк. Я сразу понимаю: хотя он сосредоточен на дороге, очень внимательно слушает меня. Он погрузился в мой рассказ больше, чем я от него ожидала. Звонит мой телефон. Я достаю его из сумки, стоящей на полу у моих ног. – Кто это? – спрашивает Джейк. Я вижу на экране собственный номер. – Всего лишь подруга. Отвечать не обязательно. – Ну и ладно. Продолжай! Зачем он снова звонит? Чего хочет? – Ладно. – Я запихиваю телефон в сумку и возвращаюсь к рассказу. – Ну вот… Однажды, внезапно, эта ученица сказала инструктору по вождению, что она «целуется лучше всех на свете». Сказала с таким видом, будто считала, что он и так это знает. Она была очень в себе уверена; по его словам, говорила убедительно. Джейк меняет положение рук на руле, выпрямляет спину. Я слышу, как пикает мой телефон, значит, на мою голосовую почту поступило сообщение. – Он сказал, что знает: говорить о таком довольно странно. Кажется, он даже извинился и признался, что больше ни с кем такими подробностями не делился. Ученица клялась, что талант дает ей больше власти, чем деньги, ум или еще что-нибудь. То, что она целуется лучше всех на свете, делало ее, по собственным словам, центром Вселенной… Он смотрел на меня, ожидая, что я отвечу или что-нибудь скажу. Я не знала, что сказать. Поэтому произнесла первое, что пришло в голову: для поцелуя нужны двое. Невозможно быть в единственном числе и целоваться лучше всех на свете. Поцелуй – действие, в котором участвуют двое. «Так что, – сказала я, – можно назвать кого-то лучшим, только если второй тоже лучший, а так не бывает… Это не то же самое, что играть на гитаре, например; на гитаре можно играть и в одиночку и знать, что у тебя хорошо получается. Целоваться в одиночку нельзя. Нужно, чтобы лучшими были двое»… Наверное, мой ответ его смутил. Во всяком случае, он расстроился. Ему не понравилась мысль, что в одиночку невозможно целоваться лучше всех на свете, что одному приходится полагаться на способности своего партнера. А потом он сказал: «Тут надо слишком много преодолевать». По его словам, это значит, что нам всегда кто-то нужен. А что, если другого рядом нет? Что, если мы вообще одни? Я не знала, что ответить. Потом он вдруг посуровел, как будто мы с ним спорили. И сказал: «Глупо пережидать дождь». Он велел мне выезжать с парковки направо. Это было так странно. Он показывал, куда ехать, кивками головы. И в основном молчал. – Любопытно, – замечает Джейк. – Я почти закончила. – Продолжай. – До конца занятия Дуг ерзал на сиденье; мне показалось, что вопросы, связанные с вождением, его не занимают. Он дал мне несколько простейших советов по технике вождения, но в основном смотрел в лобовое стекло. Таким было мое первое и последнее занятие по вождению… Так как дождь еще шел, он обещал высадить меня возле моего дома, чтобы мне не пришлось ждать автобус. Больше мы почти не разговаривали. Когда доехали до моего дома, я затормозила и сказала, что дальше буду заниматься с отцом. Он ответил, что это хорошая мысль. Я вылезла из машины и побежала в дом… Примерно через минуту, не дольше, я выбежала на улицу. Дуг так и сидел в машине. Только пересел на водительское сиденье и держал руль обеими руками. Кресло было еще сдвинуто для меня, как и зеркало. Сначала он отодвинул сиденье назад, потом опустил стекла. В то время электроприводы стекол были редкостью… Не дожидаясь, пока стекло опустится до конца, я просунула голову в машину и мягко положила руку ему на левое плечо. Волосы у меня намокли. Я должна была кое-что сделать, кое-что доказать. Я велела ему на секунду закрыть глаза. Мое лицо было совсем рядом с его лицом. Он закрыл глаза и чуть подался ко мне. И тогда… – Что? Не верю, что ты это сделала! – говорит Джейк. – Что на тебя нашло? Более оживленным я его никогда не видела. Он ошеломлен и, похоже, злится. – Сама не знаю. Просто показалось, что я должна это сделать. – Так не похоже на тебя! Ты его после того раза еще видела? – Нет, не видела. В том-то и дело. – Угу, – кивает Джейк. – Значит, для того, чтобы целоваться лучше всех на свете, нужен второй? Любопытно. Такого рода убеждения остаются в глубине души, о них все время думаешь, и постепенно они завладевают тобой. – Джейк обгоняет еле плетущийся пикап. Пикап черный, старый. Мы уже давно ехали за ним, почти все время, что я рассказываю. Помимо нас, на дороге довольно мало машин. – Что ты имел в виду, когда говорил, будто в основном воспоминания – вымысел? – спрашиваю я. – Воспоминание – вещь в себе всякий раз, как ты воскрешаешь его в памяти. Оно не абсолютно. Истории, основанные на действительных событиях, часто имеют больше общего с вымыслом, чем с фактами. И вымысел, и воспоминания можно вызвать в памяти и пересказать. И то и другое – форма историй. С помощью историй мы учимся. Истории – то, как мы понимаем друг друга. Но нечто подлинное случается лишь однажды. – В такие минуты, как сейчас, Джейк больше всего мне нравится. Когда он изрекает фразы вроде: «Нечто подлинное случается лишь однажды». – Довольно странно, если задуматься. Вот мы идем смотреть кино и понимаем, что там все происходит не на самом деле. Мы понимаем, что актеры играют роли, произносят написанные реплики. И все же кино воздействует на нас. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.