“проходя мимо, кончик горящей сигареты, слышу шипение, чувствую вонь, но представить боль не могу, только”; “19 апреля. Какую силу они имеют. Не могу противостоять”; “смерть бабушки. Пришла посылка. Все чушь, кроме одного письма. Скоро прочту. Почерк беспокоит”; “земля — могила, люди — черви, а что труп? Мертвый бог, телом которого мы питаемся?”; “лестница из ниоткуда в никуда, как во сне. Вспышки молнии внутри меня, словно внутри меня происходит какое-то движение, словно меня влечет к какой-то цели”; “пойти туда, сказать, что я болен, попросить помощи”; “если образы могут стать рассказом”; “27 июля, на что я надеялся? Есть только один род помощи. Ацтеки убивали, чтобы жить. Человеческие жертвы. Да”; “следом за тенью, рукав застрял, дверь, лестница”; “письмо лежит там я не могу так нельзя”; “бабушка умерла, попробую еще раз. Бабушка умерла. Понятно”; “свет за дверью как оклад иконы, темнота все темнее, хочу вырваться, надо уберечься”; “лестница отвесно вниз, не могу идти, только вспышки”; “подвал, подвал, подвал”; “мерзкий, отвратительный, больной, встретил в кабаке, Аркаиус, дурацкое имя, хвастается, хвастается, хвастается, куча домов в мире, сосал у него, мертвый, нужен адрес, вознаграждение”; “открываю письмо, читаю, я знал это, не может быть, чтобы он”; “открываю дверь, на свет. Хаос, нужно вырваться, нужно”; “пепел сигареты, наша маленькая тайна, наш маленький ад”; “мы посреди этого совершенства, да самый крохотный моллюск лучше приспособлен к жизни на земле, не могу терпеть”. Они читали, косясь друг на друга. Когда все дочитали, Ларнер сказал: — Потому-то у нас и не сходились концы с концами. Он — классический серийный убийца-интеллектуал, необычайно умный и образованный человек с искалеченной душой. В детстве таким людям бывает несвойственна жестокость. Как я это не учел? У нас есть дата — 27 июля. 27 июля 1997 года убили проститутку Сэлли Браун с Манхэттена. Это первое убийство Ламара Дженнингса. Тогда-то все и началось. “Ацтеки убивали, чтобы жить”. А вы что думаете? — Аркаиус, — проговорила Черстин Хольм. — Роберт Аркаиус — шведский подданный, злостный неплательщик налогов и владелец дома, где Ламар совершил свое первое убийство в Швеции. Судя по всему, Аркаиус дал ему этот адрес в обмен на сексуальные услуги. Сам он в Швецию вернуться не мог. И не знал, что сын его бывшей любовницы Андреас Гальяно после побега из тюрьмы использует дом как убежище. Ларнер молча кивнул. Шонбауэр сказал: — Видимо, это произошло после того, как Ламар распечатал письмо и узнал, что его отец находится в Швеции. К тому времени он уже начал убивать. Он отправляется по кабакам искать шведов, чтобы обеспечить себе временное пристанище в Стокгольме. Секс к делу не относится. Трагедия, пережитая им, произошла до периода полового созревания. — Итак, мы можем предположить следующее, — суммировал Ларнер. — И наши выводы будут очень близки к вашей гипотезе, Ялм. В детстве над Ламаром издевался отец, отсюда и записи про сигаретные ожоги. Кульминация наступила, когда он, спустившись по лестнице, открыл некую дверь и увидел отца-профессионала за “работой”. Оправиться от этого он уже не смог. После этого следует удар за ударом. Отец погибает, через несколько лет мать кончает жизнь самоубийством, возможно, прочитав письмо, которое затем попадает в коробку и хранится у бабушки до самой ее смерти. Когда бабушка умирает, письмо достается двадцатичетырехлетнему внуку, который живет в Нью-Йорке, судя по квартире, очень бедно. Это подтверждает его подозрения: отец жив. Жив его злой дух, он кружится над ним и овладевает его душой. Полузабытые образы прошлого вновь встают в памяти, мысли принимают определенное направление: “словно внутри меня происходит какое-то движение, словно меня влечет к какой-то цели”. Наконец воспоминания приводят его к этой двери. Он открывает ее и снова видит картину, которую все эти годы пытался забыть. Отец, склоненный над жертвой, из горла которой торчат щипцы. Этот образ надо прогнать и действовать можно только методами гомеопатии: подобное лечится подобным. Щипцы у него есть, он должен использовать их. Пока воспоминания живы, он должен убивать. Это успокаивает его. Убийства превращают вспышки мучительных, ярких воспоминаний в длинный понятный рассказ: “если образы могут стать рассказом”. Одновременно, Ялм, он, как мы уже говорили, готовится к великому, решающему убийству. Отец должен умереть, причем от своего же инструмента, которым теперь владеет его сын. Ламару удается найти себе убежище недалеко от Стокгольма. Время пошло. В письме, найденном в бабушкиных вещах, судя по всему, было написано, что отец переехал в Швецию и, что еще важнее, под каким именем он там живет, иначе поиски лишены смысла. Эксперты скоро пришлют нам свое заключение по поводу сожженного письма. Если повезет, мы тоже узнаем это имя. Пока же мы знаем, что Ламар обзавелся фальшивым паспортом на имя Эдвина Рейнолдса и отправился в аэропорт Ньюарк. Однако на ближайший рейс до Стокгольма билетов нет. Ничего страшного, можно подождать, но тут Ламар случайно знакомится с Ларсом-Эриком Хасселем. Судьбе угодно, чтобы в это же самое время Дженнингса-младшего опять начали одолевать призраки прошлого, и он, чтобы избавиться от них, а заодно обзавестись билетом на самолет, убивает Хасселя. В конце концов, желание избежать шести часов адских страданий — веская причина для того, чтобы решиться на минимальный риск. Узнав от Хасселя, что тот летит в Стокгольм, но еще не зарегистрировался на рейс, и что, следовательно, его место вакантно, Ламар заманивает Хасселя вместе с багажом в подсобку, возможно, под предлогом секса, и совершает свое черное дело. Затем звонит от имени Хасселя, сдает билет, а пятью минутами позже перезванивает, делает заказ на имя Рейнолдса и тихо-спокойно летит в Стокгольм. Скорее всего он даже не подозревает, что в Арланде чудом избежал ваших лап. У него только ручная кладь, он проходит паспортный контроль, садится в такси и уезжает. По дороге он останавливается, чтобы купить еду, и дальше едет прямиком в заброшенный дом. Там он обнаруживает торговца наркотиками. Но Ламар Дженнингс уже стал опытным убийцей. Он легко проникает в дом и убивает Гальяно. Труп, лежащий в подвале, удерживает на расстоянии страшные картины прошлого, пока Ламар ищет отца и планирует свои действия. Что было потом, это уже следующий разговор. Возражений не последовало. Похоже, все так и было. Но мысли Йельма устремились в ином направлении: — На ферме Уэйна Дженнингса есть подвал? Ларнер уставился на Йельма. Он только-только думал отдышаться после своего длинного пассажа, но отдыхать не пришлось. — Там был маленький подвал, — сказал он. — Скорее цокольное помещение для отдыха с камином. Мы проверяли его несколько раз. На застенок не похоже. — Кто там сейчас живет? — В газетах про этот дом столько писали, что распугали всех покупателей. После смерти жены он стал приходить в запустение. И сейчас заброшен. — Ламар, по-моему, хочет нам что-то сообщить про шкаф. Тень в шкафу ночью, дверь, в которой застрял рукав, потом лестница. Может, в доме есть еще один подвал, тайный? Тот, где начиналась история кентукского убийцы? Ларнер задумался, потом поднял трубку телефона и набрал номер. — Билл, сколько вы еще будете заниматься письмом? О’кей. Я пока смотаюсь в Кентукки. Джерри меня тут заменит. Он положил трубку и вопросительно посмотрел на шведов. — Ну что, едем? Они полетели в Луисвилл, штат Кентукки. Путешествие было коротким. Вертолет ФБР уже ждал их на поле и быстро доставил до места. Вот впереди замаячил высокий горный массив. — Плато Камберленд, — указал на него Ларнер. Вертолет приземлился на краю табачной плантации. Шведы, Ларнер и три накачанных агента ФБР через поле вышли на проселочную дорогу. В тени высоких лиственных деревьев, названий которых шведы не знали, скрывалась заброшенная ферма, рядом раскинулись поля, больше похожие на пустыню. На расстоянии нескольких километров в округе не было видно ни одной человеческой души. При ближайшем рассмотрении ферма казалась жилищем привидений. Пятнадцать лет запустения дали себя знать. Дома любят людей, без них они приходят в негодность. Ферма Уэйна Дженнингса никогда не была образцово-показательной, а теперь совсем обветшала. Наружная дверь перекосилась, и открыть ее удалось только совместными усилиями троих агентов ФБР: они просто разнесли ее на части. Полицейские вошли в прихожую. Крыша дома прохудилась, повсюду толстым слоем лежал песок. При каждом шаге из-под ног вылетало маленькое песчаное облачко. Они прошли кухню, посуда в мойке тоже была засыпана песком, казалось, время остановилось, и жизнь прервалась. Вот лестница в подвал, Йельм бросил взгляд вниз. Три банки пива на столе. Края банок залеплены песком — ни дать ни взять соляные столпы в соляной пустыне. Комната с кроватью. На стене несколько рваных постеров. Бэтман, бейсбольная команда. На столе раскрытая книга — “Мэри Поппинс”. На подушке — старый мишка, тоже весь в песке. Черстин подняла мишку, одна его нога отвалилась и осталась лежать на кровати. Черстин сдула с него пыль. Ее сердце было готово разорваться. За комнатой Ламара находилась комната его родителей. Она была самой дальней и смотрела окнами на равнины, расстилавшиеся до самого плато. Ларнер указал на двухместную кровать — вместо одной из подушек была большая дыра, легкий пух до сих пор продолжал летать, смешиваясь с песком. — Здесь Ламар однажды летним утром нашел свою мать, — сказал он приглушенно. — Дробовик. От головы почти ничего не осталось. Они снова вышли в коридор и заглянули в следующую комнату, предназначенную для гостей. Здесь был отдельный вход через террасу. — Наверно, здесь, — сказал Ларнер. Он подошел к шкафу и открыл его. Агенты ФБР нырнули внутрь, держа наготове различные измерительные приборы и прочие инструменты. Стену стали прослушивать микрофоном. — Вот, — сказал один из агентов. — За этим местом пустота. — Поищите механизм, — приказал Ларнер и отошел в сторону. Пока агенты искали, он подошел к кровати, где уже сидели шведы. — Может, положишь его? — спросил он. Черстин посмотрела на мишку, сидящего на ее коленях, и переложила его на кровать. Песок высыпался из оторванной ноги, теперь от мишки осталась одна шкурка. Черстин взяла ее в руки. — Вот что мы делаем с детьми, — сказала она. — Я тебя предупреждал, — ответил Ларнер. Поиски заняли почти четверть часа. Оказалось, что хитроумный механизм был спрятан за железной планкой, крепко прикрученной к стенке шкафа. По-видимому, Уэйн Дженнингс не хотел, чтобы кто-нибудь заходил в подвал после его так называемой смерти. Но сын, судя по всему, спускался в подвал за щипцами. Толстая железная дверь открылась в шкафу. Йельм отчетливо представил себе, как однажды ночью в дверь попал рукав пальто и она закрылась неплотно. Он отошел и встал в дверях гостевой комнаты. Потом присел на корточки, чтобы представить себе, что видно десятилетнему ребенку. Здесь стоял Ламар, он увидел тень в шкафу и последовал за ней. Толстая металлическая дверь оказалась неплотно закрытой. Ларнер вошел в шкаф и потянул на себя дверь, петли заржавели, послышался скрип, какого наверняка не было двадцать лет назад. Засветив фонарь, он исчез в темноте. Остальные последовали за ним. Вниз вела узкая каменная лестница с железными перилами. Песок скрипел под ногами. Лестница была на удивление длинной, но в конце концов они добрались до самого низа и увидели массивную железную дверь. Ларнер открыл ее и поднял свой фонарь. Перед ними было жуткое подвальное помещение — маленькое и тесное. Цементный куб под землей. В середине стоял тяжелый железный стул, приваренный к полу, на подлокотниках и ножках были укреплены кожаные ремни. Рядом стояла прочная высокая скамья, напоминающая верстак. Больше ничего в комнате не было. Ларнер заглянул в ящики под скамьей. Пусто. Он сел на стул. Помещение быстро заполнялось людьми, причем последнему агенту уже не хватило в комнате места, и ему пришлось стоять на лестнице. — Эти стены немало повидали, — сказал Ларнер. Йельму показалось, что он на мгновение увидел этих страдающих людей, и по его спине побежали мурашки. Выразить это чувство словами было невозможно. Ларнер встал и хлопнул в ладоши. — Так. Мы, конечно, еще проведем тщательный осмотр места преступления, но уже ясно, что большинство жертв кентукского убийцы именно здесь встретили смерть, которая стала для них избавлением от мучений. Они поднялись наверх. Внизу накатывала клаустрофобия. Что произошло, когда десятилетний Ламар вошел в подвал в самый разгар действия? Как отреагировал Уэйн? Избил его до потери сознания? Спросить об этом можно только самого Уэйна, и Йельм решил это сделать, чего бы это ему ни стоило. Теперь он уже почти не сомневался, что отец и сын встретились в Швеции, и отец победил. Он второй раз убил сына. Вертолет доставил их обратно в Луисвилл как раз к самолету. Все путешествие заняло несколько часов. Стояла послеполуденная жара. Из аэропорта в офис ФБР они вернулись на такси. Джерри Шонбауэр, сидя на столе, болтал ногами и внимательно изучал какой-то документ. Тишь и гладь. Но тишина была обманчивой. — Присоединяйтесь, — сказал Шонбауэр. — Я получил предварительные результаты осмотра места преступления. И примерный вариант реконструкции письма. Осмотр результатов не дал. Пусто. А письмо интересно. Вот оно, каждому по экземпляру. Дата на письме сохранилась 6 апреля 1983 года. Почти год спустя после инсценировки гибели Уэйна Дженнингса. Писать это письмо было не нужно и опасно, однако Дженнингс все-таки его написал, значит, ему были свойственны какие-то человеческие чувства, во что Йельму верить совсем не хотелось. — Когда жена покончила с собой? — спросил он.