Дверь тихо скрипнула. Увидев перед собой Нюберга и направленное прямо в сердце дуло пистолета, Уэйн Дженнингс, похоже, удивился: — Гуннар Нюберг, — произнес он. — Какая встреча! Нюберг резко встал, эхо от упавшего стула раскатилось по коридору, который сейчас напомнил Нюбергу нору хищного зверя. Он прицелился в самое сердце. Дженнингс сделал шаг вперед. Нюберг выстрелил. Два выстрела в сердце. Уэйна Дженнингса отбросило назад. Он упал и остался лежать на полу. Нюберг сделал два шага вперед, продолжая держать Дженнингса под прицелом. Уэйн Дженнингс встал. Он улыбался. Но в глазах его был лед. Нюберг вздрогнул. С расстояния в два метра он разрядил пистолет в грудь кентукского убийцы. Дженнингс опять упал. Гуннар Нюберг уже приблизился к нему почти вплотную. Дженнингс снова поднялся. Черные следы от выстрелов ярко выделялись на белой рубашке. Дженнингс улыбался. Нюберг снова нажал на курок. Осечка. Отбросив пистолет, Нюберг вложил все силы в мощнейший апперкот. Теперь Дженнингсу не подняться. Удар пришелся по воздуху. Противника не было. И тут же тело Нюберга пронзила острая боль. Его крупное тело конвульсивно дернулось. Он увидел, что лежит на полу, а Дженнингс нажимает какую-то точку на его шее. Лицо Дженнингса находилось в нескольких сантиметрах от его лица. Дело приняло серьезный оборот. — Ты должен меня забыть, — сказал Уэйн Дженнингс. — Ты должен вычеркнуть меня из памяти. Иначе тебе не будет покоя. Он отпустил Нюберга. Нюберг попытался сесть, но судороги не прекращались. Последнее, что он услышал, проваливаясь в черноту, был голос: — Я — Никто. 29 Дождь не прекращался. Движение на части стокгольмских улиц было перекрыто. Некоторые исторические здания начали протекать, и потребовалась срочная эвакуация жителей. Еще хуже обстояло дело в пригородах. Там затопило целые жилые массивы. Несколько регионов Швеции после бури остались без электричества и телефонной связи. Ситуация была почти катастрофической. Полицейское управление, однако, продолжало работать в полную силу. Хотя комнату заседаний можно было называть “штабом” только с большой натяжкой. Эти жирные кавычки постоянно напоминали о себе и, казалось, хохотали прямо в лицо членам “Группы А”. — Надо было стрелять в голову, — твердил Нюберг. — Хоть бы один выстрел в череп! Боже, какой я идиот! — Откуда тебе было знать, что он снял с охранника пуленепробиваемый жилет? — Я не должен был пускать их в камеру! — Мы многого не учли, — мрачно проговорил Хультин. — И изрядно напортачили. Он посмотрел на Нюберга со своей кафедры. Вид у того был жалкий. К сломанному носу и руке прибавился большой бандаж на шее. Строго говоря, Нюбергу следовало быть не здесь, а дома. Отлеживаться после двух сотрясений мозга. Но разве он уйдет? Совиные очки на носу — единственное, что осталось от прежнего Хультина. Куда девалось его холодное самообладание? Он заметно постарел, съежился, растерял былой апломб и уверенность. Удастся ему оправиться до пенсии или уже нет? Говорил Хультин медленно, с усилием, почти по-стариковски: — Ни Гуннар, ни охрана серьезно не пострадали. Служебное удостоверение Гуннара, при помощи которого Дженнингс покинул наше здание, было обнаружено несколькими часами позже в аэропорту Арланда, в мусорной корзине. Это его прощальный привет и благодарность нам за оказанную помощь, я так полагаю. Он замолчал и погрузился в свои бумаги. Время шло. Наконец Хультин снова заговорил. — В сцене, свидетелями которой мы стали, принимали участие не менее трех снайперов, стреляющих из автоматов с повышенной прицельной дальностью стрельбы. Видимо, они следили за нашим вертолетом до Висбю, доехали с нами до порта и расположились где-то наверху в домах. Может быть, эта операция — совместный проект ЦРУ и Саддама, но мы этого никогда не узнаем. Так же как никогда не узнаем, что хотели рассказать о войне в Персидском заливе три офицера, дезертировавших из армии Саддама. Об этом придется забыть. Телами убитых займутся специальные службы. Вы знаете, что нам пришлось обратиться за помощью в СЭПО, теперь этим делом займется Служба безопасности. Средства массовой информации ни о чем не знают, да и что мы могли бы им сказать, если бы даже захотели? Дело не раскрыто, люди продолжают скупать оружие и нанимать охранников. И может, правильно делают. Вы все слышали, как Фаузи Улайви, когда мы его отпускали, назвал нас убийцами. Он прав. Мы рассекретили его. Неизвестно, успеет он скрыться или его найдут и казнят. Он, Герман Бенгтссон и супруги Линдбергер представляли в Швеции организацию “Орфеус Лайф Лайн”. Теперь от шведского филиала ничего не осталось. Хультин замолчал. Он выглядел старым и усталым. Дело расследовано, убийца найден, но голова Хультина может полететь с плеч. Не исключено, что его, как того полицейского, что расследовал дело об убийстве Улофа Пальме, обвинят во всех смертных грехах и вынудят уйти со своего поста. И это, в общем, справедливо — хотя и по совсем другим причинам. — Кто хочет что-нибудь добавить? — спросил Хультин. — Через несколько часов после смерти Юстине Линдбергер с ее счета сняли все деньги, — сказал Арто Сёдерстедт. — Остается надеяться, что это сделали представители “Орфеус Лайф Лайн” и что им удалось спасти остатки своего капитала. Если нет, значит, деньги пошли на зарплату Уэйна Дженнингса. Огромная квартира четы Линдбергер отойдет их богатым родственникам. “Орфеус” лишился штаб-квартиры в Швеции и четверых самых активных сотрудников. Сёдерстедт уставился в потолок. Он тоже выглядел очень уставшим. — Я обращался с ней по-свински, а она была настоящим героем. — На “Лагавулине” ничего не нашли, — сказал Чавес каким-то серым, лишенным интонаций голосом. — Никаких систем управления ядерными боеголовками. И “Линк Коуп” не делает ничего криминального, обычная фирма по продаже компьютеров. Исполнительный директор Хенрик Нильсон очень высоко отзывается о пропавшем начальнике службы безопасности Роберте Мейере. Пользуясь случаем, он сделал заявление об его исчезновении. — Бенни Лундберг умер сегодня утром, — добавила Черстин Хольм. — Отец отключил аппарат искусственного дыхания. Его арестовали, сидит у нас в управлении этажом ниже. Гуннар Нюберг резко поднялся и вышел из комнаты. Все посмотрели ему вслед. Только бы он не пошел убивать несчастного Лассе Лундберга! Йельм молчал. Ему было нечего сказать. Что тут скажешь? Ему пришло на память выражение “немая боль”. Хультин продолжил: — Мы знаем, что Ламар Дженнингс выслеживал отца примерно неделю. Найти Роберта Мейера было несложно, его телефон есть в справочнике. Уже на следующий день после прилета в Швецию Ламар скопировал ключ от склада. Следовательно, к этому времени он знал, что Уэйн Дженнингс там бывает, возможно, Ламар даже был свидетелем какого-то убийства, про которое мы пока не знаем. Не исключено, что есть еще много убийств, про которые мы не знаем и никогда не узнаем. Так или иначе, но Ламар решил скопировать ключ, откуда-то узнав, что этой роковой ночью отец появится на складе вместе с Эриком Линдбергером. Мы не знаем, почему Линдбергер последовал за Дженнингсом во Фрихамнен после встречи в “Риш”, не знаем, зачем они там встречались и как доехали до Фрихамнена. Возможно, Линдбергер думал, что дело касается “Орфеуса”, ведь их деятельность была тайной. Как вы видите, мы многого не знаем. Хультин набрал воздуха и заговорил уже более энергично: — Холодная война окончена. То, что происходит сейчас, намного хуже, это выше человеческого понимания. Мир стал маленьким, но и мы ощущаем свою малость. Мы провели фантастическое расследование и можем, несмотря ни на что, гордиться своей работой, но одного профессионализма оказалось недостаточно. Мы допустили целый ряд неверных психологических и политических оценок, которые свидетельствуют о том, что мы плохо, ориентируемся в международной ситуации. Насильственные преступления международного характера нам оказались не по зубам. Целенаправленные насильственные действия рождают в обществе слепое насилие. Ламар Дженнингс — зеркальное отражение своего отца. Как говорится, дурная кровь живуча. Вдруг раздался невеселый смех. Это Пауль Йельм смеялся над самим собой: с пословицей и то не угадал. Уэйн Дженнингс оказался прав и действительно пожал то, что посеял. Все сочувственно посмотрели на Йельма и подумали, что до конца понять чувства другого человека никому не дано. — Что-то еще хотите добавить? — спросил Хультин. — В США, по крайней мере, стало на одного серийного убийцу меньше, — сказала Черстин Хольм и горько улыбнулась. — Его убил другой серийный убийца. Спасибо Уэйну Дженнингсу. — Результат есть, и слава Богу, — добавил Йельм. Слова показались ему чужими. Своих у него не было. У него больше не было ничего своего. Сам он стал маленьким игрушечным поездом, бегающим взад-вперед по замкнутому кругу. — Тогда всё, — резюмировал Хультин и поднялся. — Я пошел в туалет. Видимо, тут остается только уповать на Божью помощь. Расходиться не хотелось. Они нуждались в поддержке друг друга. Но рано или поздно разлучаться приходится, и они расстались, чувствуя себя одинокими, как бывает одиноким человек при рождении или перед лицом смерти. Последними “штаб” покинули Йельм и Хольм. Пауль задержал Черстин у дверей. — Я тебе должен кое-что отдать, — сказал он и, порывшись в бумажнике, достал фотографию старого священника. Черстин посмотрела на Йельма. Было трудно понять, что она думает: в ее взгляде смешались грусть, боль и сила, которая была сильнее темноты. — Спасибо, — только и сказала она. — Протри фото, — сказал он. — У него на носу отпечатки пальцев Уэйна Дженнингса. — Комики “Ялм и Халм”, — улыбнулась Черстин. — В другом мире мы могли бы стать артистами и супругами. Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Мы ими уже стали. 30 Гуннар Нюберг действительно отправился к арестованному. Он был вне себя от гнева и от чувства собственного бессилия. Он трижды вступал в драку с опасным преступником, сыноубийцей, трижды получал от него увечья. И вот теперь другой отец убил сына. Не Уэйн Дженнингс, так Лассе Лундберг. Первым желанием Гуннара было отомстить Лундбергу и за его сына Бенни, и за Ламара, раз уж отец Ламара от них ускользнул. Не обращая внимания на сопротивление охранников, Нюберг ворвался в коридор, где содержались арестанты. Возле камеры Лундберга он притормозил и заглянул через окошко на двери внутрь. Лассе сидел, обхватив голову руками, его лица видно не было, тело сотрясала крупная дрожь. Нюберг смотрел на него несколько секунд. Потом круто развернулся и ушел, вспомнив, наверное, что и сам был далеко не безупречным отцом. Он поехал в Эстхаммар. Путь был неблизкий. Нюберг успел многое передумать, но мысли были нечеткие, затуманенные двумя сотрясениями мозга. Нюберг вспомнил, как надеялся “досидеть” до пенсии без помех. Спокойно расследовать легкие дела, без напряжения, без нервотрепки. Сбросить лишний вес, следить за питанием. И что из этого получилось?