— А говорил, что не справишься, что образования не хватает, — не скрывая иронической усмешки, занимался воспитанием молодого начальника следственного отделения Озеров Юрий Владимирович, восседая в своем кожаном кресле и покуривая американские сигареты. — Мы тебе еще шею не мылили, жалеючи, а кое-какие результаты уже появились; вот взмылим, так и в передовики со своим отделением вырвешься. Еще старым начальникам отделений нос утрешь. Как следователи? Не конфликтуют? — Нормальные ребята, особенно Гуторов Олег, сразу чувствуется: добрый следователь будет… Только некомплект… — Кратко отвечал Паромов, устроившись на стуле напротив начальника СО, придерживая меж пальцев дымящуюся сигарету — шеф угостил — и поглядывая временами на экран телевизора. Сколько раз запрещалось сотрудникам внутренних дел курить в кабинетах. Но курили и будут курить! Тут, как говорится, одними запретительными мерами проблему не решишь. Уж очень нервная и ответственная работа. И хотя курево яд, но успокаивающий яд… — Знаю. Потерпи. Скоро выпуск курсантов. — Что делать, придется потерпеть, — философски отнесся к отказу в кадрах Паромов. Потом добавил с долей разочарования в голосе: — Хоть и не ахти какие кадры, но все же… — Это еще почему: не ахти? — внимательно посмотрел Озеров. — Говорят, не та кузница… — неопределенно ответил Паромов. — Не кадры кует, а только брак выдает. Первые выпуски школы милиции показали, что выпускники блистали физическими данными, отменным здоровьем, хорошей спортивной подготовкой, но не юридическими знаниями. Поэтому в следственных подразделениях в ним относились настороженно, и начальники следственных отделений большого энтузиазма от выпускников Орловского филиала средней школы милиции не испытывали. — Это ты брось. Можно подумать, что сам все знал, когда в милицию пришел… Реплика Озерова была резонна. Паромов смутился. — Да я и сейчас не все знаю, — постарался сгладить он свою неловкость. — Не зря же пословица существует: век живи — век учись… — …все равно дураком помрешь, — усмехнувшись, окончил пословицу Юрий Владимирович. Но тут же посерьезнел. — Все мы когда-то с нуля начинали. Никто готовым специалистом не рождается. Разница лишь в том, что одни стараются, а другие относятся к делу спустя рукава. И опять же в нашей работе многое зависит от наставников. Как научишь, то и получишь! Или ты по иному мыслишь? — Нет. Все верно… — поспешил согласиться Паромов, желая как можно быстрее покинуть кабинет начальника: в отделении дел было свыше крыши. Но тот отпускать подчиненного не спешил. — Слышал: вызывали в инспекцию по личному составу, — устремил прищуренный взгляд на Паромова Озеров, одновременно наугад гася окурок о дно пепельницы. — Вызывали. — Почему не доложил? — Большие серые глаза Озерова, не мигая, уперлись в переносицу Паромова, словно гипнотизируя. — А что докладывать, если вызов был связан с седьмым отделом милиции, — привстал со своего стула Паромов, чтобы было сподручней загасить окурок, — …с делом о подрезе Смирнова. — Помню. И что? — Вещественные доказательства, запчасти какие-то со второго автомобиля пропали. Теперь, как водится, козлов отпущения ищут. Как всегда. Оперативников таскали и меня вызывали. — Сколько раз вам нужно говорить, чтобы все документировали, — от искреннего возмущения бестолковостью подчиненных повысил Юрий Владимирович голос, — каждый шаг. Тогда вот таким ляпсусов не было бы! — Я и задокументировал, когда дело в прокуратуру передавал, — немедленно отреагировал Паромов на несправедливое и огульное обвинение начальника следственного отдела. — Специально через прокурора их следователя приглашал, чтобы по данному делу все вещественные доказательства по описи передать. И передал. А он вещдоки в прокуратуру забирать не стал, оставил в отделе на хранении… И что-то пропало… А адвокат одного обвиняемого… — Не Лунев ли? — перебил Паромова Озеров уже более спокойным голосом. — Он самый. — Ну, и адвокат Терразини! Никак ему неймется! — усмехнулся Озеров, сглаживая этим прежнюю резкость. — В мою бытность следователем все, бывало, палки в колеса вставлял. И сейчас, вижу, таким же остался. Извини, что перебил. Продолжай. — …Откуда-то пронюхал — по-видимому, когда решался вопрос о возмещении гражданского иска — и написал жалобу на имя генерала, — продолжил Паромов. — А генерал красным карандашом резолюцию наложил: «Проверить и привлечь»! Вот инспекция и начала рвать и метать. До прокурорского следователя у них зубы коротки, вот и давай бить своих, чтобы чужие боялись. Новый генерал УВД Волков Алексей Николаевич, направленный в Курскую область из Амурской, укрепляя свои позиции, был щепетилен в вопросах милицейской этики и даже в мелочах спуску сотрудникам не давал. А уж к тем, кто хоть как-то «замарал» милицейский мундир, был вообще безжалостен. — И чем закончилось? — В отношении меня ничем. Я послал подальше штабную подполковницу, проводившую проверку, написал рапорт с изложением моего видения данной проблемы, а от дачи каких либо объяснений отказался, сославшись на статью 51 Конституции. Извините, товарищ начальник, но не люблю я штабных и тыловых чинуш, от которых проку, как от козла молока, только палки в колеса вставляют да оклады раза в полтора поболее наших получают, а сами даже обыкновенного пьяницы в отдел милиции никогда не доставили, не говоря уже о настоящих преступниках. Чистоплюи и лизоблюды хреновы… — Кто на что учился… — не скрыл иронии в голосе Озеров. — Вижу, не любишь ты, майор, чиновников… — А с чего бы их, бездельников, любить, — вопросом на вопрос отозвался Паромов, действительно откровенно недолюбливавший многочисленное «крапивное семя» чинуш, скопившихся в управленческом аппарате УВД, считая их бездельниками и паразитами. — Ладно, оставь чиновников в покое, рассказывай, что было дальше, а то обижусь, — пошутил Озеров, — я ведь тоже в некотором роде теперь чиновник. — Подполковница покричала-покричала, погрозила-погрозила, да на том и осталась… — стал закругляться с рассказом Паромов. — А вот оперативников, изымавших эти запчасти, «наградили» выговорами. У Аверина «майор» подходил — отбросили на год… — Впредь наука, — не пожалел оперативников Озеров. — Пусть думают головой, а не задним местом. А то все с ними носятся, как дурак с писаной торбой: опера, волкодавы, скорохваты! И среди оперативников есть и хорошие, а есть и бездельники. Причем бездельников больше. И лодырей. Как какой документ написать — так чуть не плачут… Озеров почему-то не то, чтобы недолюбливал оперов, но и не жаловал их особым отношением, не признавал за ними героического ореола. Видно, в бытность работы следователем натерпелся от их необязательности и дуроломства. Впрочем, в словах начальника следственного отдела городского УВД был определенный резон: писать какие-либо «бумаги» все оперативники не любили до смерти. Нелюбовь к писанине была какой-то патологической болезнью всех оперов. — Извините, товарищ полковник, но я с вами не согласен. В данном случае оперативники были ни при чем. Не они отвечают за сохранность вещдоков. Это дело старшины. Просто генералу нужен был козел отпущения, вот оперативники и стали этим козлом. Штабным что: побыстрее бы бумагу списать. Вот и списали! — закусил удила Паромов. Но Озеров оставил этот демарш молодого начальника следственного отделения без особого внимания, хотя на саму проблему отреагировал. — А ты заруби себе на носу: кто бы не вызывал тебя, твоих подчиненных, без уведомления меня и согласования со мной — ни шагу. Хоть генерал, хоть прокурор — без моего согласия ни ногой! Понял? — повысил он голос. — Понял. — Хорошо, что понял. Кстати, как складываются отношения с прокуратурой? А то у тебя — мне докладывали — и с прокурором уже конфликт небольшой был… — поинтересовался, меняя тему. И не просто поинтересовался, а с подтекстом. Даже сузил в прищуре, посерьезневшие враз глаза. Словно уличал Паромова в неблаговидном поступке. — Нормально. Жаловаться не стоит, — попытался односложно ответить Паромов, чтобы побыстрее окончить беседу-допрос. — Это верно, жаловаться — последнее дело. И пустое! Иди, работай! — потеплел взглядом, утерявшим прежнюю цепкость. По-видимому, Озерова удовлетворил не столько ответ подчиненного, как сам результат конфликта с прокурором. Хотя дело было довольно серьезное и малоприятное, если вообще не грязное до отвратительности. По сложившейся традиции Озеров должен был не только представить нового начальника следственного отделения руководству и личному составу отдела милиции, но и прокурору округа, курировавшему этот отдел по линии прокуратуры. Должен был, но что-то помешало: то ли прокурор куда-то отъехал в назначенное время, то ли Озерова срочно к генералу вызвали. Как бы там ни было, но официального представления нового начальника СО ОМ-3 УВД города Курска прокурору Центрального округа города старшему советнику юстиции Ярину Андрею Анатольевичу не состоялось. Паромову пришлось самому докладываться. Прокурор куда-то спешил, поэтому долгого разговора не вышло. — Надеюсь, что сработаемся, — пожал Ярин руку начальнику следственного отделения после краткого знакомства, — а пока извини: спешу, дела… Ты к заму моему, Рябинину Василию Сергеевичу зайди… Он у нас следствие по линии милиции курирует. К нему со всеми вопросами — в первую очередь… И убежал. Худощавый и подвижный, остроглазый и остролиций, с косым прибором светло-русых волос. И как показалось Паромову, довольно нервный. Убежал по своим делам, что-то буркнув в приемной пожилой секретарше Людмиле Васильевне, оставив слегка озадаченного и сконфузившегося Паромова. — Всегда так? — поинтересовался Паромов у секретарши, которой, прежде чем пройти в кабинет прокурора, уже представился, мысленно сравнивая прокурора Центрального округа с другими прокурорскими работниками, с которыми приходилось сталкиваться по служебным делам, в том числе и с прокурорскими работниками Сеймского округа. — Что — так? — не поняла та. — Говорю: всегда так прокурор спешит? — повторил он вопрос. — Всегда такой неразговорчивый и неприветливый, или только сегодня? — А-а-а… Случается, — односложно ответила секретарша, почти не отрываясь от перебираемых ее стопок всевозможных бумаг. — Да ты не бери в голову: грозен, но отходчив… А что в Сеймском округе по-иному? — По-всякому… — Вот видишь… — Зам его, Рябинин, — вспомнил фамилию заместителя прокурора Паромов, — на месте? — Василий Сергеевич должен быть у себя, — по-прежнему, не отрываясь от бумаг, ответила Людмила Васильевна. Рябинин Василий Сергеевич в отличие от прокурора, одетого по гражданке в серый костюм-двойку и встретившего Паромова перед выходом из служебного кабинета, был в форменном прокурорском костюме темно синего цвета с погонами советника юстиции на плечах. И в его внешности была противоположность прокурору: телесная плотность и улыбчивость на лице. — Рад, что мужскому полку прибыло пополнение, — вышел он из-за стола, чтобы пожать руку по случаю первого знакомства заместитель прокурора после того, как Паромов объяснил причины своего визита. — А то все женщины и женщины… Поговорили о том, о сем, о делах и о знакомых, о погоде и о спорте. Не столько в силу служебной и деловой необходимости, сколько для того, чтобы создать собственное мнение о собеседнике: как-никак, а предстояло вместе работать и взаимодействовать чуть ли не ежедневно. В отличие от прокурора его заместитель оказался не только обходительным, но и словоохотливым, разговорчивым. Впрочем, Паромов помнил старую истину, доведенную до него еще с десяток лет назад опером Черняевым, что прокурорские мягко стелют, но жестко спать… Вот таким образом состоялось первое знакомство Паромова с Прокурором округа и его заместителем. Потом как-то так сложилось, что необходимости в общении с прокурором в течение месяца, который новый начальник СО проработал в данной должности, не было. Помнил ли прокурор о назначении в третий отдел милиции нового начальника следственного отделения или же нет — Паромова за текучкой дел мало волновало. К тому же в отделе произошли новые кардинальные изменения: вместе прежнего начальника отдела Ковалева Геннадия Олеговича был назначен новый — майор милиции Петрухин Александр Владимирович, который сразу же по прибытию развил бурную деятельность по ремонту отдела. Если Ковалев, как заметил Паромов, был педант и щеголь, любивший отдыхать с приближенными сотрудникам из числа руководства отдела в баньке, то Петрухин казался несколько мужиковатым лысеющим служакой. Всю свою ментовскую жизнь он отбарабанил в уголовном розыске. Начинал с младшего инспектора (уполномоченного) и постепенно дослужился до начальника уголовного розыска ОТ-4. Оттуда и был переведен на должность «провального» отдела № 3. Чем его соблазнили на роль «мальчика для битья», трудно сказать. Возможно, обещали горы золотые. Это у нас умеют… Возможно, поставили перед выбором: или в начальники, или в отставку… Этот метод «убеждения» в последние годы также довольно част в эксплуатации. Впрочем, не исключено и сочетание обоих методов стимуляции… И вот, не успел Паромов отработать и месяц на новом месте, а начальник отдела — и двух недель, как однажды утром обоих срочно вызвали к прокурору. Впрочем, не только их, но еще и следователя Истомину Антонину Григорьевну. Ту — вместе с недавно возбужденным делом по хулиганству в отношении ранее дважды судимого Хмырева Василия Петровича по прозвищу Хмырь. Последний только что был арестован прокурором Яриным, который, как и большинство прокуроров, вопрос меры пресечения — заключение под стражу, контролировал лично. И лично ставил толкушку-печатьна санкции об аресте. — Что случилось? — спросил Паромов Петрухина, пока шли к его служебному автомобилю. — Не знаю, но секретарь Людмила Васильевна, позвонившая мне, сказала, что прокурор взбешен. Начальник отдела явно был расстроен. Он то и дело доставал носовой платок и вытирал пот с лица и обширной лысины — первый признак душевной разбалансировки. Да и как не расстраиваться, если служба на новом месте начинается с прокурорской разборки, к тому же неизвестно какой… — Истомина, — обращаясь к женщине-следователю, шагавшей также размашисто, как и мужчины, спросил Паромов, — что с делом? В порядке ли? — Дело как дело. Все имеющиеся документы прошиты и пронумерованы. — На ходу доложила Истомина. — Санкция? — Лично дал… — Тогда не знаю, какая муха его укусила… — пожал плечами в недоумении Паромов.