— Ну, проходите, коли на ночь всего, — кивнул мужик и не оборачиваясь пошел к дому. Парни расступились, давая дорогу, но все же настороженно следили за чужаками. Мужик — судя по всему, глава семьи — что-то сказал женщине постарше. Она сперва нахмурилась, затем вышла вперед, присматриваясь к гостям. Внезапно простое лицо ее расплылось в улыбке. — Ой, да заходите же! Обогрейтесь, обсушитесь. Женщины помоложе переглянулись. Младшая фыркнула, прикрывшись ладошкой, старшая одобрительно кивнула, улыбнулась и не спеша вновь отправилась на грядки. Середин оглядел двор, постройки. Все было сработано несколько грубовато, но прочно. Сразу видно — хозяин здесь был крепкий, домовитый. В хлеву блеяли овцы, по двору бродили куры, гуси плескались в мелком пруду возле колодца. Из соседнего сруба выглянули еще две девки лет по шестнадцать-семнадцать. Они во все глаза смотрели на чужих людей — видно, не часто сюда заезжали гости. За избами имелось еще одно поле, как понял Олег — льняное. Хозяин прошел в дом, женщина и Олег с Невзором последовали за ним. — Присаживайтесь, — буркнул мужик, ставя топор в угол, — сейчас жена каши принесет, молока. Он снял шлем, бросил его в угол, потянул с плеч кольчугу. Внутри дом был просторный, светлый. Центральное место занимала топившаяся печь. По стенам шли полати, вдоль одной стоял длинный стол с дочиста выскобленной поверхностью. Пахло гороховой похлебкой, свежим хлебом. У Середина аж в глазах поплыло от голода. — Отвык я уже от брони, — пробурчал хозяин, освободившись наконец от кольчуги, — да и тесновата стала. Раздобрел. — А чего службу бросил? — поинтересовался ведун. — Я свое отвоевал, — махнул мужик рукой. — Мне с хозяйством, да с семьей — во сколько дел, — провел он по горлу ребром ладони, затем присел на лавку и, обернувшись, крикнул в дверь: — Мать, ну, где там харч? У гостей аж слюна капает! — Иду-иду… — Женщина почти бегом внесла глиняный котелок с пышущей жаром кашей, выложила на рушнике каравай свежего хлеба, затем метнулась в подклеть, достала кувшин с молоком, обтерла его тряпицей и выставила на стол. Невзор аккуратно разрезал каравай, Олег зачерпнул ложку каши, понес ко рту, собираясь не спеша, степенно прожевать, но как только почувствовал на языке вкус гречки с топленым маслом, проглотил всю ложку одним махом. По пищеводу словно прокатилось расплавленное олово. Он покраснел, выпучил глаза, задышал открытым ртом. Хозяин, посмеиваясь, налил чашу молока. Середин залпом опорожнил ее, чувствуя, что пожар в животе затухает. — Да вы не спешите, не отнимут, — усмехнулся в бороду хозяин. Жена выставила миску с творогом, сметану в горшочке. Пока они ели, мужик рассказывал про свое житье-бытье. — …И решил я, стал быть, своим родом жить. Мне никто не нужен, и я никому не обуза. Ушли мы с Радмилой от всех, выбрали место. Здесь лес стоял, небольшая поляна. Поначалу тяжко было: лес выжигали, сруб ставили. Все с женой, да старшим сыном. Жданом его звать — уж больно долго поджидали мы его с женой, — хозяин подмигнул Олегу, — а потом пошло-поехало. И скотинку приобрел, и пчелок — за полем льняным пасека у меня. Тут ведь времени, что мимо летит, не видишь. Еще парень народился, потом две девки. Скоро вот еще прибавление. Так и живем. — Позволь-ка, — Середин, ощутив некоторую сытость, оторвался от творога, — мы видели четырех девок. — А-а, — мужик хитро улыбнулся, — то не наши две. Это сыны мои жен себе умыкнули. Старший уж год как, а младший по весне. Будет у нас своя, родовая весь, не будет роду переводу! Девки справные, работящие. Поначалу сбежать норовили, особливо старшая, а потом тут им в радость стало. Ну, чего за лесом: то бояре, то вороги, то дружина. Оброк, подати, то-се… — И что же, не искали девок? — Может, и искали, да токмо про нас никто не ведает. До ближней деревни два дня пути, да все лесом, болотом. Мы к людям не ходим — про нас не знают. Все свое: одежу шьем, скотина плодится, зверь в лесу, рыбка в речке. Ну, чего еще надо? Одна беда: девки подросли, а парней нет. Мужика-то, хоть и молодого, не умыкнешь… — Что-то ты разговорился, отец. — Радмила, заметив, что гости, осоловевшие после еды, клюют носами, стала прибирать со стола. — Я вам постелила там. Стоян, покажи гостям. — И верно, что ж это я… — Мужик поднялся с лавки. — Пойдем, у нас сруб пустой, там отдохнете. Ночь в болоте, — он хмыкнул, — вы и не спали, поди? Недостроенный дом стоял чуть поодаль. Мимо хлева прошли к нему. Две хозяйские дочки доили коров, младший сын гнал со двора десятка полтора овец. На заднем дворе, в загоне, копошились свиньи, повизгивали поросята. Возле избы стояли две кадки с водой. — Помойтесь с дороги и отдыхайте, — предложил Стоян, — да одежу бросьте вон, на завалинку. Девки простирнут — уж больно вы заляпались. Середин оглядел себя. Что и говорить, хорош — куртка вся в разводах засохшей грязи, штаны позеленели от болотной тины. Невзор смотрелся не лучше. Не мудрено, что хозяин с топором выскочил. Они отнесли кадки за угол избы. — Ты глянь, чтобы не подошел никто, — попросил Невзор, снимая безрукавку. Он скинул штаны, зачерпнул воды, плеснул на лицо. — Ох, хорошо. Темная волчья шерсть вдоль позвоночника свалялась комками, прилипла к спине. Олег выглянул из-за угла. Стоян, с дымящимися углями в кузовке, прошел за дома, видно к бортям. Дочери отнесли в избу молоко, жены сыновей копались в огороде. — Полей на спину, — попросил Невзор. Середин поднял кадку, тонкой струей стал поливать ему меж лопаток. Невзор охал, похлопывал себя по плечам. — Давай теперь ты. — Он встряхнулся, провел ладонями по бритой голове, по лицу, присел на бревно возле стены. — Слышал я про такие хутора: уходят люди в леса, живут сами по себе, людей сторонятся. Своим умом, своим трудом живут, коли не дичают, конечно, не звереют. А бывает, как медведи в берлоге: корешки-ягоды едят, скотину по деревням крадут. На таких облавы, как на зверей, устраивают. Бьют без жалости. Середин тем временем плескал ледяной водой на лицо, смывал с тела подсохшую грязь и тину. В бородке, что отросла за время хождений по Руси, после ночевки на болоте запутались хвойные иглы. — Стоян, похоже, мужик крепкий, — сказал он, отфыркиваясь, — и если до сих пор не одичал, теперь вряд ли. Быт, дом, семья — все устроено. Налог не платит, в дрязги не лезет. Про него поди и забыли все. Невзор опрокинул на него бадейку, и Середин ухнул: от ледяной воды перехватило дыхание. Дружинник прихватил с собой нож, Олег взял под мышку саблю, кистень. Одежду оставили возле кадушек. Выглянув во двор, они пробежали нагишом в сруб. Здесь, как и в главной избе, в центре стояла печь, но топили ее, судя по копоти, всего раз — для пробы, когда сложили. Сруб был не обжитый, стены чистые, древесина бревен светлая, а смолистый запах стоял, как в сосновом лесу. На двух лавках хозяйка поместила полотняные мешки с травой, положила на каждую по овчине. Олег рухнул на зашуршавший травяной матрац, потянулся с блаженством. — Ох, давненько я нормально не спал. Отвыкать даже начал. — А в корчме, где Молчун с Павлиной остались? Забыл? — напомнил Невзор, устраиваясь на своей лавке. — Такое забудешь, пожалуй. — Середин приподнялся, положил под бок саблю. — Ну, будем надеяться, что здесь обойдется. — Хорошо бы. Ты спи, не думай, у меня теперь сон вполглаза, как у … ну, сам знаешь. Коли чего — толкну. — Согласен, — уже сквозь дрему сказал Олег. Он провалился в сон без сновидений, едва закрыв глаза. А услыхав приглушенные голоса, удивился, приподнял веки, оглядел, вспоминая, избу. Казалось, только что они с Невзором плюхнулись на лавки, солнце светило в ничем не затянутые окна, кружились пылинки над земляным полом, пока еще не застеленным досками, — а теперь за окном вечерело. Лавка Невзора была пуста, на соседней лежала выстиранная одежда. Середин зевнул. Спать не хотелось, тело налилось бодростью. Он спустил ноги с лавки, подошел к окну. Возле избы сидели на завалинке Стоян и Невзор, неспешно беседовали. Олег прислушался. Дружинник рассказывал хозяину новости из большого мира, а хозяин вспоминал былые походы, далекие земли, в которых побывал. Одевшись, подвесив к поясу кистень и прихватив саблю, ведун вышел на двор. Солнце стояло низко над лесом, проложив на сжатом поле длинные тени. — Спасибо, хозяин. Давно так не спал. — Не на чем, — прогудел Стоян, — а мы только тебя ждали — вечерять уж пора. — Во жизнь пошла, — усмехнулся Невзор, — ешь да спи. Ты бока не отлежал? — Не завидуй чужому счастью — своего не будет, — отмахнулся Олег. Семья уже собралась за столом, хозяину оставили место во главе, гостям — рядом с ним, на длинной лавке. Уселись, как сообразил Середин, по старшинству. Ближе к торцу стоял парящий пузатый казан с гороховой похлебкой на свинине, в большой плошке подали крупно нарезанные куски домашнего хлеба. Стоян не спеша зачерпнул ложку, подул, проглотил. Следом запустили ложки в казан Олег и Невзор, затем остальные. Черпали без суеты, в очередь, хотя было видно, что все проголодались, натрудившись в поле и огороде. Казан быстро опорожнили, ложки заскребли по дну. Олег заметил, что хозяева оставляют им самые большие куски мяса. Радмила унесла пустой казан, вытащила из печи румяного поросенка, жены сыновей проворно расставили миски с солеными грибами, домашним сыром, квашеной капустой. Старший сын принес и водрузил на стол бочонок с медом. — Свой медок, сам сделал, — подмигнул гостям Стоян, — мы ни вина, ни браги, ни пива не потребляем. Широким ножом он разрезал поросенка. Аппетитная корочка хрустела, обнажая истекающее соком розовое мясо. Хозяин сам выбрал для гостей куски, положил им в миски, разлил мед. — Не бывает у нас гостей, — сказал он, поднимая чашу, — но уж коли пожаловали — с радостью встретим, с почетом проводим. Мир вам. — И вам мир, — ответили в один голос Невзор и Олег. Все, кроме беременной жены старшего сына, выпили. Олег впился зубами в обжигающее мясо, Невзор не отставал. Радмила одобрительно кивала. Стоян хитро жмурился, подливая мед. Даже сыновья перестали бросать настороженные взгляды, с удовольствием подымали чаши. Две дочери ели степенно, искоса посматривая на гостей, а встречаясь с ними взором, смущенно отводили глаза. Через полчаса ведун украдкой распустил пояс, сдержал рвущуюся отрыжку. От порося остались обглоданные кости, мед плескался на дне корчажки. Радмила подала пироги с творогом, с грибами, с ягодами. Олег надкусил один, по подбородку потек сладкий сок. Он перехватил насмешливый взгляд хозяйской дочери — смуглой девушки с темными, как спелая вишня, глазами, — приподнял бровь. Но она уже опять уставилась в в свою плошку. Почувствовав, что, съев еще кусок, он просто лопнет, Олег отвалился от стола. — Ну, спасибо, хозяева, уважили. Как и благодарить, не знаем. — А вот «спасибо» и хватит, — хитро прищурился Стоян. Радмила кивнула, соглашаясь с мужем. — Доброе слово, как перышко, гладит. Мы вас приветили, вы нам уважение оказали. Отдыхайте, вам еще дорога дальняя. Женщины принялись убирать со стола, Стоян с сыновьями и Середин с Невзором вышли во двор. За лесом догорал закат, лягушки в пруду устроили вечерний концерт. Воздух был свеж и пьянил не хуже меда. Сыновья распрощались и ушли в свою избу, Стоян зевал во весь рот. — Пойдем и мы, пожалуй, — сказал Олег. — Конечно, — согласился хозяин, — ступайте. Доброго сна вам. Глава 10 Середин и Невзор еще посидели на бревне возле своего сруба, глядя, как гаснут последние лучи на верхушках деревьев за полем. — Надо будет денег ему дать, — сказал Олег, — у меня еще серебро осталось.