Купец опрокинул в себя чашу, ухватил кусок курицы и продолжил с набитым ртом: — Я уж гнал и днем, и ночью. Мужики ворчать начали: все одно, мол, не догоним, куда спешить. А я — нет, давай, нагоним брата… вот и нагнали… Эх-х… Верст за пять отсель встречают нас люди ратные, все пеши. Подходит старшой, сам-пятый, и говорит: с вами пойдем. Мол, дозором ходили, да кони пали. А я что, я — ничего! Еще лучше — защита от татей. Не сообразил, дурачина: какой дозор? Печенеги так далеко в леса не забегают, хазары притихли, как их князь Святослав побил. Вот, почитай, и не от кого дозор вести. В деревню эту мертвую мы уж затемно дошли. Только коней распрягли, только вечерять собрались, как эти ратники и обернулись нелюдью. Мы и глазом моргнуть не успели, а они уж грызут нас… Я оглоблю подхватил и на возок, а мужики-то не сообразили. А тут и ты подоспел. Я поначалу думал, двое вас, уж потом сообразил — со страху померещилось, будто тень от тебя в сторону прыснула. Или не привидилось, а? — Вторуша покосился на Олега. — Зачем тебе знать? — лениво спросил тот. — Живой — и радуйся! Солнце начинало припекать, и после еды клонило в сон. Ведун откинулся на спину, разбросал руки, зевнул широко, с прискуливанием. — Что ж ты, купец, ратников не разглядел, а? Ведь оборотня даже в людском обличье опознать можно. — Да как же его, окаянного, опознаешь? — Как? Ну, пойдем, покажу, чтобы в другой раз не ошибся. Олег поднялся на ноги и пошел за избу, куда Вторуша свалил извергов. Позади сопел, поспешая за ним, купец. Над трупами уже вились черные и зеленые мухи. Олег сорвал метелку полыни, смахнул с лица оборотня муравьев и присел на корточки. — Вот, гляди купец. — Он откинул оборотню голову и пальцами раздвинул посинелые губы. — Видишь, нет? Вторуша шагнул поближе, заглянул в рот мертвецу и, охнув, ухватился за плечо Середина: сквозь запекшуюся кровь во рту блестел двойной ряд белых, как снег, зубов. Глава 2 — Мил человек… — А? — Олег приподнявшись, огляделся. Солнце едва перевалило полдень. Он не помнил, как задремал — нервное напряжение схватки и крепкий мед сморили намертво. — Ты, часом, не к Днепру путь держишь? — Купец, присев перед Олегом на корточки, просительно заглядывал ему в глаза. У ведуна от этого щенячьего взгляда засосало под ложечкой. Вроде, и своих дел хватает, и человека в беде бросить жалко. Куда он теперь один? Ни обоза толком не увезти, ни от лихих людей отбиться. С другой стороны — Новгород с берегов Волхова никуда не убежит, Любовод лошадей на сторону не продаст, не тот человек. Ну, придет он в столицу северной Руси на пару месяцев позднее — что с того? Все едино, недельку с другом погуляет, да опять куда глаза глядят отправится. Так почему не заняться этим прямо сейчас? — Можно и к Днепру. — Олег потянулся и рывком сел. — Что, одному-то не сподручно? — Так ведь четверо нас было на три воза, а теперь — вишь ты, один остался. Товар-то довезу, лошадки крепкие, да править как? Ну, что, подсобишь? Ты парень лихой, сразу видать. Как ты этих извергов, а! — Умеючи все просто, — небрежно сказал Середин. — Считай, уговорил. — Вот и хорошо, вот и ладно. Сложив товары на две телеги, Вторуша стал снимать колеса с оставшейся без лошади повозки. На вопрос Олега, зачем он это делает, посмотрел, как на блаженного. — Ты что, паря? Да колеса дороже всей остальной телеги стоят! Ты править умеешь? — Да чего там мудреного, — пожал плечами Середин. — Вот только свою кобылку привяжу, и двигаем. — Нет, ты погоди, мил человек, — возразил купец, — а други мои? Похоронить надо. Возразить было нечего. Вторуша погрузил убитых на свою повозку, взял лошадь под уздцы и, выйдя за околицу, огляделся. Деревенька стояла на взгорке. Справа от дороги было заросшее травой поле, примыкавшее к лесу. Видно было, что поле распахивали — вывернутые из земли камни, какие с кулак, а какие и с голову взрослого человека, были аккуратно сложены по периметру. Повозка, громыхнув, перевалила валуны и, оставляя глубокие следы в густой траве, покатила к лесу. — Там повыше, — пояснил купец, — уважим мужиков в последний раз. Он выбрал место, разметил могилу и, сняв дерн, отложил его в сторону. — Сжигать не будешь? — спросил Олег. — Не-е, мы своих не жгем — в землицу кладем. — Вторуша скинул рубаху, поплевал на ладони и взялся за мотыгу. — Вот, сложим мужиков, накроем, сопку насыплем, дерном обложим, камнем. Все как быть должно. Дело у него шло споро — видать, купец не гнушался обычной работы, не только торговлей жил. Солнце уже жарило вовсю, пот с мужика катился градом, но он только смахивал тяжелые капли и не останавливаясь вгрызался в землю. Олег предложил сменить, как устанет, но Вторуша покачал головой. — Ты, если уж помочь хочешь, камней принеси. — Сколько? — А сколь принесешь — все и пойдет. Прикинув размер могилы, Середин закатил на поле вторую повозку, снял часть товара и принялся нагружать ее булыжником. Он сделал две ходки, когда Вторуша сказал, что хватит. Выложив дно ямы небеленым полотном он по очереди перенес в нее тела мужиков, положил головой на запад, лицом на восток, постоял, в последний раз глядя на них. — Эх, простите, ребята, не помог вам — чуть самого не заели, окаянные. Что я дома скажу, как перед родней вашей стану… — Вторуша смахнул слезу и накрыл тела полотном. — Ну, прощевайте, значит. Он кинул в яму горсть земли, поклонился и принялся закапывать могилу. Терпко пахло срезанным дерном, свежей землей. Жаворонок заливался в небе, невидимый в синей вышине. Комья грунта падали на полотно, обрисовывая тела убитых. Сопел Вторуша — то ли от усталости, то ли от жалости к мужикам. Забросав могилу землей, он положил сверху дерн и стал обкладывать холм камнями. — Ну, вот, — наконец сказал он, — теперь можно и дальше ехать. Мил человек, как тебя звать-величать? А то неудобно как-то. Почитай, одну беду горевали, один хлеб жевали. — Мать Олегом звала. — Вот и добре. Стало быть, двинулись, Олег. Загрузили товар: мешки были объемистые, но легкие. Олег проверил, не отвязалась ли Сивка. — А поминать не будешь? — спросил он, видя, как купец устраивается на телеге. — Не, времени нет. Тризну справим, как вечерять остановимся. Конечно, надо бы выпить-закусить на могиле, ну, да ладно. Мужики не обидятся, а в Навий день помянем с родней. Уж к Сухеню-то вернусь, поди. Олег попытался вспомнить, какой это месяц, Сухень. Вроде, март. Да, как подумаешь, что в Крым надо добираться месяца два-три и обратно столько же — никакого моря не захочешь. Интересно было бы посмотреть, какой сейчас этот Сурож, куда купец направляется. Сурож — Судак, а греки называли, кажется, Сугдея. Как-то Олег побывал там. Генуэзская крепость, Новый Свет с заводом шампанских вин… Эх, были там такие девчонки-практикантки из Симферополя. Однажды принесли ведро шампанского, не газированного, конечно, но все равно неплохо. Ох, и погуляли тогда. А было это в восемьдесят девятом или в девяностом году. Н-да, воспоминания о будущем… Сейчас там ни крепости нет, ни завода шампанских вин. И вина такого — «шампанское» — не знает никто. Вон, Вторуша, мед да брагу потребляет. Вино заморское, византийское, ромейское или какое там еще — это для князей. А ничего, не тужит купец. Живет, как живется, торгует, родню помнит, друзей уважает. Вторуша вывел повозку на дорогу, взобрался на передок и подхлестнул конягу вожжами. — Н-но, пошла! — Он оглянулся: — Слышь, Олег, поспешать надобно. Уж сколь припозднились. Возле леса Середин посмотрел назад. «Надо было запалить деревню, — подумал он. — Ясно ведь, что не в первый раз тут оборотни лютуют. Ладно, главное — не забыть сказать купцу, чтобы обратно другой дорогой ехал». Лошади исправно тянули повозки — то ли самим хотелось побыстрее оставить опасное место, то ли застоялись. Олег привалился спиной к тюкам с товаром, положил саблю под руку. День был жаркий, но тень от деревьев накрывала дорогу. Снова стало клонить ко сну. Вторуша изредка поглядывал назад, подмигивал, подбадривал. Чтобы не заснуть, Середин иногда слезал с повозки и шел рядом, разминая затекшие ноги. Часам к пяти Вторуша предложил подвязать лошадь к его телеге и ехать вместе: хоть и помедленнее, зато не так скучно. Он подвинулся на козлах, передал Олегу вожжи, а сам достал нехитрую снедь. Хлеб, завернутый в полотно, зачерствел, каша прогоркла, а остатки курицы, пролежав целый день на жаре, не внушали доверия — но приходилось с этим мириться. Голод не тетка, вспомнил Олег. Выпили теплой, уже немного затхлой воды — в деревне купец не решился брать воду, а ручья или озера еще не встретилось. — Вот к людям выйдем, чего ни то спросим пожевать, — сказал Вторуша, соскребая со стенок горшка остатки каши. — Это если выйдем. Ты, как я понял, в первый раз этой дорогой едешь? — Этой — в первый, — подтвердил Вторуша, — а так, где только ни ездили с братом. В позапрошлый год аж до Ладоги добрались, во куда занесло! Хорош город, ох хорош! Стены каменные, народ справный, только вот комары уж больно лютые. Прямо до полусмерти заедают. Мы там с братом меха торговали. Там, если разом взять — дешевле выходит, чем у своих. Да и зверь там нагульный, пушистый. Вот, взяли пушнину, зиму ее сберегли, а в прошлый год в Киеве продали. Хорошо продали, да только Тиша мне и сказывает: давай, грит, брат, в другой раз хазарам отвезем. А и то верно — сколь потеряли, пока с казной расплатились, да подорожные, да подати, да… Олег уже понял, что налоги у Вторуши — любимая тема. Он откинулся на мехах, раскинул руки. «Я бы, пожалуй, не смог, — подумал он, — так вот разъезжать: здесь купил, там продал. То ты с наваром, то прогорел. С другой стороны — от таких, как Вторуша, очень многое зависит. Ведь если вспомнить, все новые земли купцами открыты. Что Марко Поло, что Афанасий Никитин. Писсаро, Колумб, Кортес — это, конечно, другая песня, но все равно ради наживы ребята за моря плыли». — …он у меня ушлый, палец в рот не клади. А если что — и оборониться может, — бубнил купец, — я все больше миром договориться, а Тиша — нет. Уж сколь было: я ему — давай заплатим, откупимся, а он за меч. Умеет, что говорить. Середин приподнялся на локте. Зной спал, земля отдавала накопленный жар, тени на дороге посинели, предвещая закат солнца. — …вот под Муромом, помню… — Погоди, Вторуша, погоди. Брат твой левша, мечом владеет, борода такая окладистая, в рыжину отдает, да? — Есть такое, — усмехнулся купец, — как лис по осени, когда шкурка к холодам линяет. Что, встречал, может? Олег вздохнул. — Не догонишь ты брата, купец. — Как так не догоню, может на день-два впереди нас Тиша. Вот не далее. Уж мы с мужиками так поспешали, что… — В деревне еще один обоз был, и купцы мертвые. Один, видно, дольше всех бился, но и его сгубили. Меч у него короткий в левой руке, борода с рыжинкой… Вторуша бросил вожжи, лошадь встала. — Что ж ты молчал? А что везли купцы? — Мед, зерно, посуду. Ну, там, чашки-плошки, туеса, лапти. — Нет, не может быть, — купец замотал головой, — не он это. А лицо? У Тишки шрам через бровь, короткий такой, рваный. В Ладоге…