— Нет, давно уж никого из таких-то. Были у нас тут двое пришлых: парень и девка, но давно. — А по весне никто к вам не прибился? — спросил Невзор. — По весне… — протянул Крот задумчиво. — Нет, никого не было. Я бы знал. Невзор и Середин переглянулись — у обоих мелькнула мысль, что Велена их обманула. «Нет, не могла», — подумал Олег. Он сделал знак Невзору, чтобы тот помолчал. — Разберемся, думаю, с вашей бедой, Крот. Вот перекусить бы чего не мешало. — Пойдемте, угощу вас. — Мужик двинулся к выходу. — Спокойно, Невзор, — тихо сказал Середин, — он здесь или недавно здесь побывал. В доме след нечисти. Свежий след. Изба старосты стояла прямо возле майдана. Во дворе мучили кошку двое голопузых малышей-погодков. Хозяин, сразу делалось ясно, был зажиточный: по двору бродили куры, в хлеву блеяли овцы. Женщина в простом, обесцвеченном стирками, платье, рубила на чурбаке крапиву и мешала ее с отрубями. Наполнив две бадейки, она выпрямилась, смахнула с лица упавшую прядь волос. — Слышь, мать, покорми гостей, — сказал староста. — Ага, — кивнула женщина, — вот поросям отнесу только. Она подхватила кадушки, понесла их на задний двор. Пацаны-погодки оставили кошку и вылупились на пришедших. — Сыновья, — пояснил Крот, — еще две девки и два парня. В поле сейчас. Ну, проходите в дом. Сейчас я кваску холодненького принесу. Он направился к погребу в углу двора, а Олег с Невзором вошли в избу. В сенях стояли разного размера кадки, висело коромысло, из подклети слышалось блеяние ягнят. В горнице присели за пустой стол. Невзор испытующе посмотрел на Олега. — Думаешь, он здесь? — Велена говорила, что их погнали отсюда — мол, брат учудил что-то, чуть не с кольями проводили. Ты, главное, молчи пока. Ингольф может разные обличья принимать. — Но пришлых не было — сам хозяин сказал. — Вот это меня и интересует. В сенях скрипнула дверь. Староста внес кувшин с квасом, достал чашки. Следом заглянула его жена. — Чего подать-то? — Ну, это, хлеба дай, творога. — Тогда квас чего принес? Сейчас молока дам. — Она подхватила со стола кувшин. — Давно это началось? — спросил Середин. — С начала лета, — подумав, ответил староста. — Сначала у кузнеца жена померла. Уж как он убивался — всю жизнь, почитай, вместе прожили. Потом мужик помер, не старый еще. Бобылем жил на отшибе. Его хоромина там, на холме, — махнул Крот рукой в сторону окна. — Ну, схоронили как положено. Рядном укрыли, тризну справили. Дальше больше: семьями уходить стали. Вот эта третья. Утром глядь — нету никого ни в репнице, ни возле избы. Ну, мы уже ученые — идем, смотрим. Лежат все на лавках, как живые, а не дышат. — А что с собаками? — А-а, — староста пренебрежительно отмахнулся, — мышкуют, поди, по лесу. Кто их летом кормить станет — вот и сбегли на прокорм. — Но дворнягу-то у последней семьи прибили. — Да. Она у них на веревке сидела. Прижимист Окоша был. Все боялся, что курей попрут или телку ночью уведут. А кому вести? Все друг друга знаем, почти все — родня. Хозяйка внесла угощение, расставила на столе, собралась присесть, но староста цыкнул. — Ты иди-ка, посмотри там. У нас тут разговор. Женщина наградила его испепеляющим взглядом, но при чужих спорить не стала. Олег дождался, пока она выйдет из дома, накрошил в миску с творогом хлеба, добавил молока. Невзор подсел поближе. — Ну, вы ешьте пока, — покивал крестьянин, — я на дворе буду. Ежли чего надо — скажите, — и подался вслед за хозяйкой. Похоже, тайный разговор у старосты намечался именно с ней, а не с гостями. Молча похлебали молоко с творогом. Во дворе хозяйка распекала Крота: чего, мол, перед гостями позоришь? Хозяин бубнил что-то неразборчивое. Впрочем, Середин понял, что он не очень-то надеется на их помощь. Как пришли, так и дальше пойдут. Ведун вытер губы, встал. — Надо бы на мертвых взглянуть. — А мне что делать? — спросил Невзор. — Хочешь — пройдись, поговори с мужиками. Только, думаю, не будут они с пришлым свои беды обсуждать. Посиди здесь пока. — А с тобой? Середин положил руку ему на плечо. — Слушай, Невзор. Если Ингольф здесь, он не должен тебя видеть. — Если здесь, то уже видел. — Будем надеется, что нет. А меня он не знает. Ведун вышел во двор. Староста ждал его у калитки. — Покажи семью, что ночью померла, — попросил Олег. — Чего глядеть? Мертвые, они и есть мертвые. — Крот, как ты думаешь, сколько еще народу сгинет, прежде чем мужики с родных мест тронутся? — В этот раз насилу уговорил. — Ну, так веди. Они опять прошли через всю деревню. Возле дома умерших топтались трое мужиков. Из низенького сруба, стоявшего чуть в стороне от избы, курился дымок. Один из мужиков подошел к старосте. — Скотину забрать хотим. — Забирайте, — кивнул Крот, — соберите в отдельный загон, после по дворам распределим. Пусть бабы курей выловят, ну, там, телок, ягнят отделят. Справу со двора пока не брать! А баньку кто топит? — Дык, бабы Трошку к погребению готовят. — Останови их, — тихо сказал Кроту Середин, — успеют еще. Они прошли к баньке. В предбаннике женщина в одной рубашке раскладывала на лавке чистую одежду. Отдельно мужскую, отдельно женскую, отдельно — детскую рубашку и порты. Под лавкой стояли новые лапти. Староста шагнул в баню. Еще две женщины обмывали покойников. Молодой мужчина лежал на рогожке, чуть в стороне. Обнаженное тело было бледное, лицо спокойное, умиротворенное. На нижнем полке лежало тело женщины. Бабы макали в кадку куски холста, обмывали ее, одна что-то приговаривала, кивая в такт словам. Чуть повыше лежало тело ребенка. По стенам горели лучины, в помещении оказалось тепло, но не жарко, воду на каменку не плескали — пару не было совсем. Одна из женщин покосилась на вошедших. — Чего надо? — неприветливо спросила она. — Ты, того, — Крот смущенно кашлянул, — погодь пока. Вот человек знающий, — указал он на Олега, — пусть глянет на них, а после уж подготовите. — Чего глядеть-то. Чай, не живые уже. Бабы, ворча, вышли в предбанник. Середин прикрыл дверь, снял со стены лучину и приблизился к телу женщина на полке. Крест на запястье уколол жаром. Женщина была довольно молода, лицо, кисти рук и ноги до икр были загорелые, обветренные от постоянной работы на воздухе. Середин подозвал крестьянина, передал лучину, осмотрел тело, ища в подмышках и в паху распухшие лимфатические узлы — следы болезни. Ни пятен, ни нарывов на теле не было. Трупное окоченение уже отпустило тело. Середина поразила бледность умершей — обычно кровь стекала в конечности, придавая им характерный синюшный цвет. — Ну-ка, давай свет поближе. Мужик нахмурился, но опустил лучину пониже. Олег взял из кадки кусок холста, повернул женщине голову, отжал холстину и с силой потер шею над веной. На бледной коже проступили две точки размером с булавочную головку. Середин выругался и поманил крестьянина. — Видишь? — указал он пальцем на точки. Тот пригляделся. — Чой-то? Язвы? — Погоди-ка. Они вдвоем переложили тело женщины на рогожку. Середин осмотрел ребенка, мальчика лет десяти. — Видишь, то же самое. — Ага, — кивнул Крот, — и чего? Они подошли к мужчине. Олег и ему протер водой шею. — Это не язвы, Крот. Это след упыря.