Эпилог Видит бог, я не хотела этого сна. Не хотела настолько, что очень долго не решалась выключить свет и закрыть глаза. Просто лежала, разглядывала массивные балки потолка и молчаливо молилась о ночи без сновидений. Но, видимо, не так просила и не тому богу свои мысли посвящала, поскольку молитва не помогла. Едва веки сомкнулись, вместо желанной тьмы я увидела до боли знакомую дверь — дверь, ведущую в комнаты куратора Глуна. И вновь мое «я» разделилось надвое. Та часть меня, которая осознавала, что все происходящее — только сон, воспротивилась. Она категорически отказывалась входить в эту дверь, ей было неприятно и… да, страшно. А другая, та, которая не ведала, испытывала почти болезненное желание увидеть синеглазого брюнета, почувствовать вкус его губ и тепло объятий. Увы, она оказалась сильней. Толкнув массивную створку, я мышкой проскользнула в гостиную. Привычно прикрыла дверь, задвинула засов и, стараясь не шуметь, направилась к кабинету. Тот факт, что на мне нет ничего, кроме форменной мантии, ничуточки не смущал. Наоборот, я чувствовала себя дерзкой, и мне это нравилось. Я еще не горела, но тлела, представляя, как Эмиль усаживает к себе на колени и с деланым равнодушием касается губами моих губ. Как его ладони скользят по моей спине и замирают на бедрах. Сжимают. А я невольно выгибаюсь, провоцируя мужчину прикоснуться к груди, и… — Убью! — донесся яростный, исполненный звериного бешенства рык из-за приоткрытой двери кабинета. — Найду и лично сверну шею! Я вздрогнула и остановилась, не дойдя каких-то три шага. А там, за дверью кабинета, что-то разбилось. Следом раздался грохот, словно нечто тяжелое опрокинули. Стало жутко. Причем не только той части меня, которая осознавала, что спит и видит извращенный кошмар, но и тлевшей от страсти дурочке в алом форменном балахоне. — Найду! — Нет, это даже не обещание, а констатация факта. — Найду и сердце вырву! И вновь это проклятое раздвоение личности. Я «настоящая» не понимаю, а та я, которая во сне, вздрагивает и прикрывает рот ладонью. Она убеждена — Глун говорит о человеке, который поставил ловушку. А еще она точно знает, что куратор бесится не столько из-за убийства студентов, сколько от того, что я, Дарья Андреевна Лукина, могла пострадать. Но главное, ей хватает ума сообразить — сейчас к Глуну подходить не стоит. Нужно дать куратору возможность перебеситься. Я разворачиваюсь и, как и прежде стараясь не шуметь, устремляюсь к выходу. Трезвая часть меня облегченно вздыхает — все, ничего не будет. Сейчас я провалюсь в обычное сновидение. Но, черт возьми, мы же на Поларе! А тут закон подлости точно работает куда лучше, нежели на Земле. — Куда? — доносится сзади. Я замираю и оборачиваюсь. Глун. Застукал. На кураторе привычная одежда: черные штаны и белоснежная рубашка. Рубашка, как обычно, расстегнута до середины груди, и я вижу рельеф его мышц. Это сводит с ума, почти так же, как струящиеся по плечам черные волосы и пылающий яростью взгляд синих глаз. Да, я его хочу! Вернее, не я, а та, другая, но ощущения-то у нас общие! — Эмиль, прости. Ты сегодня не в духе, я зайду позже. О боже! Да! Да! Я все-таки вырвусь из этого сна! Или… Выражение лица куратора смягчается, губы растягиваются в подобии улыбки, а злость во взгляде сменяется коварством. И я понимаю — это коварство по мою душу. — Нет. Не уходи. — Он уже не рычит. — Иди ко мне. Эмиль делает манящий жест рукой, а я… я отступаю на шаг и отрицательно качаю головой. И, как ни ужасно это осознавать, при этом тоже улыбаюсь. Я хочу его! Я хочу к нему! До дрожи, до слабости в коленях, до безумия! — Даша… — Эмиль, я не думала, что ты занят, — шепчу я и делаю еще один шаг назад. Зря. Нет, Глун не уподобился зверю и не сорвался с места, как увидавший добычу хищник. Хотя той, второй части меня, как ни стыдно признать, именно этого и хотелось. Брюнет шел плавно, уверенно и настиг раньше, чем я успела коснуться двери. Горячие, сильные руки заключили меня в кольцо, а губы оказались так близко, что я невольно застонала. Нет, это не мужчина, это чистое искушение. — Поцелуй меня, — попросил Эмиль. И добавил тихо, но с какой-то болезненной жаждой: — Пожалуйста. Та я, которая была во сне, затрепетала и потянулась к нему, а я настоящая… Черт, нет! Нет, я сказала! Не знаю, как мне это удалось, но я отстранилась от куратора и выдохнула: — Нет. Брюнет удивленно заломил бровь, а я дернулась, пытаясь высвободиться из мужских объятий, и повторила: — Нет, Эмиль. Никаких поцелуев. И собственный отказ помог разуму как хлесткая пощечина. Мне по-прежнему было жарко, но от желания и следа не осталось. На место страсти пришло отвращение. От воспоминаний о том, кем является этот человек, я дернулась еще раз — куда сильнее и яростней. Глун — убийца! Глун — тот, кто по какой-то причине хочет уничтожить Каста. Именно из-за него, из-за куратора, мы едва не погибли в подземельях, и это его стараниями сегодня… Перед мысленным взором, как в яви, вспыхнул образ: безымянный шатен в алой мантии, неподвижный, с обуглившимся лицом и руками. Пальцы парня неестественно скрючены — он бился в агонии, прежде чем отойти в мир иной. А декан Фиртон? А еще двое ни в чем не повинных, молодых ребят? А я? Ведь я была приманкой! И вполне могла оказаться на месте того шатена. Так кого Эмиль пытается обмануть, внушая, что хочет найти и наказать убийцу? Кого пытается оправдать мое чертово подсознание? Не дождавшись реакции, Глун запустил пальцы в мои волосы, в явном намерении добиться поцелуя. И я, к собственному ужасу, потеряла обретенный секундой ранее контроль. В объятиях куратора вновь оказалась «она» — та часть меня, которая не помнила реальности. Та, для которой губы Эмиля фон Глуна были сродни наркотику. А самым ужасным в этой ситуации было то, что у нас с этой глупышкой были одни ощущения на двоих. Так же, как и минуту назад. Как и в других снах с участием куратора первого курса факультета Огня. Да, я по-прежнему осознавала, что все сон, а Глун — человек, чьи руки запачканы кровью, но меня пленила близость его тела. По коже бежали сладострастные мурашки, а низ живота наполнялся нецеломудренным жаром. Долгий глубокий поцелуй, которым наградил Эмиль, вызвал волну слабости и желание прижаться тесней. Я его хотела! Боже, как сильно я его хотела! Когда куратор подхватил на руки и понес в спальню, я улыбалась. Вернее… мы — я и та, вторая, которая тоже я, но без памяти и, кажется, отчаянно влюблена. Ну а когда Глун бережно опустил меня на алое покрывало, сил сопротивляться этому сну просто не осталось. Я пила его поцелуи с жадностью заплутавшего в пустыне путника. Я выгибалась и стонала от решительных, грубоватых прикосновений. Плавилась, когда куратор избавил меня от мантии и принялся покрывать поцелуями шею, грудь, живот. Я пылала! И безумно хотела, чтобы сегодня он зашел дальше обычного. Я хотела его! Всего! Сейчас! И мне было глубоко плевать, что Эмиль — убийца. И я ничего, совершенно ничего не могла с собой поделать… Видимо, я действительно сходила с ума. Но, черт возьми, я найду в себе силы справиться с этой ситуацией. Еще не знаю как, но смогу. Я выберусь из этого кошмара. Я выиграю этот бой. Обязательно выиграю.