– Хорошо… так хорошо… Дааа! ДА! – оргазм подступает очень быстро. Но Рус вдруг отстраняется. Оставляет мой клитор пульсировать, разрываться от желания. – Почти кончила, да? – улыбается. – Пожалуйста… – шепчу, чувствуя яркое и сводящее с ума потягивание в киске. – Пока рано… дай мне поиграть с твоей мокрой девочкой… – он снова начинает, заряжает, распаляет. А я мечусь. Выгибаюсь, почти плачу. Так хорошо! Приятно! Вводит в меня пальцы. Раскрывает их внутри. Я такая чувствительная там, мамочки мои! – Ааа! ДА! Продолжааай! – сминаю грудь ладонями. – Давай, я помогу, – слышу за спиной хрип Кая. Он безумно возбужден. Тянет меня к себе. – Я сам… – рычит, отнимая мои руки от груди, стискивая покрасневшие полушария. Когда они оба ласкают меня, я готова с ума сойти. Это невероятно! Перед глазами всё пляшет, мыслей нет. Чувства захлестывают. И оргазм… низ живота словно лопается. Кайф растекается по телу тысячей крошечных ручейков. – Давай, мамочка… напои его своими соками, – шепчет Кай, оттягивая пальцами соски, продлевая оргазм. – Сука… ты такая мокрая… малыш, еще, еще! – рычит Климов, впивась в меня губами, массируя мои губки, – дай больше сока… вот так… умница. – ААА! – не могу терпеть, – БОЖЕ! ДАААА! И новый пик сотрясает тело. – Нравится? – Кай снимает меня с друга, укладывает на постель, целует. А я вся трясусь. Губы дрожат, всё тело полыхает. Не думала, что можно ТАК безумно и сильно кончать. – Не подвел? – хрипит Рус, – прижимая меня к себе, – умею языком работать? – Угу… – нет сил говорить. Мы измотаны. Уставшие, пережившие сильный стресс. Так что, нацеловавшись вдоволь, втроём укладываемся спать. – Мамочка? – хрип Кая вырывает меня из сладких воспоминаний. Он берет мою ладонь, кладет на большой горячий член. – Я хочу тебя, – шепчет, укладывая спиной себе. Словно куклу… но мне так нравится. Их властность. Собственничество. – Ножку подними… Делаю всё, что говорит мой лысый татуированный любовник. Никогда не испытывала радости от подчинения. Когда муж пытался доминировать, всё моё естество сопротивлялось, боролось. А эти двое… Намного опаснее. Жестче. Но моё женское раскрывается перед их мужским. Впитывает, впускает. Без малейшего сопротивления… – ААХ! – вскрикиваю, когда Кай целиком погружается в меня. – Доброе утро, Вася… – Климов смотрит. Приоткрываю рот, облизываю высохшие губы. Резкие толчки. Один за другим. Мощные, сильные. Кай очень голоден. – Ммм! Ммм! – стону, улыбашка очерчивает пальцами мои губы. Обхватываю их, провожу язычком. Из горла Руса вырывается низкий рык. Улыбашка приникает к моим соскам. Душу крики подушкой. Кончаю, Кай накачивает меня спермой. – Мне нужно в душ, – целую обоих, а они растягиваются на постели, любуются мной. Выглядят, как довольные сытые коты. Мои. Любимые. Когда выхожу, мужчин уже нет. И куда смылись? У меня куча вопросов! Но сначала кофе! Натягиваю рубашку Руслана. Спускаюсь на кухню. Сейчас, по прошествии дня, я могу уже рассмотреть красивый интерьер этого дома. Светлый, просторный. Беру кофе, засыпаю в кофемашину, заливаю воду. Напеваю себе под нос. Сашенька с мамой наверняка еще не проснулись. – Доброе утро, девушка… – чуть не роняю кружку, услышав резкий, строгий женский голос. Разворачиваюсь. На меня смотрит женщина. Яркие рыжие волосы, лицо в веснушках, на вид лет шестьдесят. И она в инвалидном кресле. Это… – Что же вы так испугались? – ее голос твердый, уверенный. – Простите, я… Боже, я не так себе представляла знакомство с матерью Руслана. Стою, вся оттраханная, растрепанная, в одной рубашке. Губы опухшие, между ног всё тянет после оргазма. Ууу, позорище! – Не извиняйтесь. Вы делали кофе? Мне сделаете? – мягко добавляет она. – Конечно! – А где мой непутевый сын? – вздыхает она, – я уж и не мечтала, что он приведет домой женщину. Меня зовут Евдокия Ильинична. – Василина, – блею, ругая себя за стеснительность. – Красивое имя, – мягко, даже мечтательно произносит она, – и очень редкое. Рада, что Руслан наконец-то соизволил нас познакомить. Сердце пропускает удар. Он рассказывал обо мне? Она не знает про его ранение? Нападение? Господи! Как же неловко! – Вы какой кофе любите? – нахожусь с ответом не сразу. – Чёрный, – говорит она, – без сахара. Принюхиваюсь. Интересно! От этой женщины пахнет прекрасными и очень дорогими духами. Итальянские фруктовые. Персик, чёрная смородина. По-взрослому сдержанно, но одновременно нежно и по-девичьи. Она вообще вся тоненькая и изящная. Спокойная. Даже несмотря на инвалидное кресло. Матерью Руслана хочется любоваться. И, кажется, я вижу, от кого у него такая обаятельная улыбка. – Мама! – улыбашка заходит на кухню, подмигивает мне, – уже познакомилась с моей будущей женой? – С хера ли твоей? – басит Кай, хмурясь, – доброе утро, Евдокия Ильинишна! – Кай! – она смеется, – здравствуй, здоровяк. Они обнимаются. Поразительно! Не знай я, что эти двое носят в пиджаках пистолет, подумала бы, что они просто мирные бизнесмены, уважающие старших. Мать Руслана смотрит на меня, прищуривается. – Тяжело с ними, да? – спрашивает. – Есть немного, – улыбаюсь. – Ничего, зато они как стена, защитят от чего угодно. Уж я своего воспитала, как следует. А Кай вообще душка. – Спасибо, – улыбается громила и подмигивает мне. Она говорит так, словно в курсе о том, что мы втроем. – МАМА! – Сашенька вбегает и обнимает меня. – Привет, милый! Как спалось? – переключаю внимание на малыша. – Кловать клутая! У нас такой нет дома! – лепечет он, – а фто на завтлак?