– А при чём тут тогда первое послание? – продолжала рассуждать Мэри Лу. – Не суди человека, пока не обойдёшь две луны в его мокасинах? – Я знаю, что это значит, – сказала я. – Я часто слышала эти слова от папы. Раньше я представляла себе две луны, которые сидят рядышком, но папа объяснил, что ты не должен судить другого человека, пока не поносишь его мокасины. То есть пока не поставишь себя на его место. На его точку зрения. – И твой папа часто так говорит? – встрепенулась Фиби. – Я знаю, к чему ты клонишь, – сказала я. – Но это не папа шатается вокруг дома и оставляет послания. Это не его почерк. Когда в комнату к Мэри Лу зашёл Бен, она спросила его, что он думает об этих посланиях. Он взял листок бумаги с её стола и быстро набросал картинку. Меня охватило жутковатое чувство, потому что там в точности была изображена моя старая фантазия: две луны, которые сидят рядышком. – А может, – обратилась к Фиби Мэри Лу, – твой папа слишком поспешно судит людей у себя на работе? И сперва ему надо походить в их мокасинах? – Мой папа не судит людей слишком быстро, – возмутилась Фиби. – Какая ты щепетильная! – заметил Бен. – Ничего я не щепетильная! Я просто хочу сказать, что мой папа не судит людей слишком быстро. Позднее мы решили пойти купить шоколадных батончиков. Я думала, что пойдём только мы втроём: Фиби, Мэри Лу и я, но не успели мы выйти из дому, как с нами увязались Томми и Дуги, а под конец Бен сказал, что тоже пойдёт. – Не понимаю, как ты это терпишь, – сказала Фиби Мэри Лу. – Что терплю? Фиби молча кивнула на Томми и Дуги, нарезавших вокруг нас круги, как заводные игрушки. Они жужжали, как самолёты, и гудели, как поезда, и проносились между нами, и убегали вперёд, чтобы с криками свалиться в куча-мала, и снова вскочить на ноги, смеясь и толкаясь, и помчаться ловить шмелей. – Я привыкла, – сказала Мэри Лу. – Мои братья всегда ведут себя так, будто у них мозги всмятку. Бен всю дорогу шёл за мной по пятам, заставляя меня нервничать. Я то и дело оглядывалась, желая понять, что он там делает, а он знай себе шагал и улыбался. Томми врезался в меня, и я едва не упала, но тут Бен меня поймал. Он обхватил меня руками за талию и не отпускал, даже когда стало ясно, что я уже не упаду. Я снова уловила этот странный запах грейпфрута и почувствовала, что его лицо прижимается к моим волосам. – Пусти! – сказала я, но он не убирал руки. И у меня возникло странное чувство, как будто по спине ползёт какое-то маленькое существо. Это ощущение не было неприятным – скорее щекочущим и лёгким. Я даже подумала, не засунул ли он что-то мне за шиворот. – Пусти! – повторила я, и он наконец послушался. Мы как раз стояли и покупали шоколадки, когда я немного испугалась. Не иначе как я слишком долго слушала Фибины страшилки про психов и маньяков с топорами. Мы с Фиби рассматривали журналы на прилавке, когда я почувствовала на себе чей-то взгляд. Я первым делом разыскала глазами Бена, но они с Мэри Лу выбирали себе батончики. А чувство не уходило. Я обернулась в другую сторону, и в дальнем конце зала увидела того самого дёрганого парня, который приходил к Фиби домой. Он стоял у кассы и за что-то расплачивался, но при этом не спускал с нас глаз, вслепую протягивая деньги кассирше. Я пихнула локтём Фиби. – Ох, только не это! – воскликнула она. – Опять этот псих! – Фиби подскочила к Бену и Мэри Лу и зашептала:– Быстро, смотрите, вон там этот псих! – Где? – У кассы! – Но там никого нет, – удивилась Мэри Лу. – Он только что был там! – восклицала Фиби. – Честное слово! Спросите Сэл! – Он там был, – подтвердила я. Позднее, когда мы ушли от Мэри Лу и возвращались домой к Фиби, за спиной вдруг послышались торопливые шаги: кто-то гнался за нами. Фиби решила, что тут нам и конец. – Если нам проломят голову и этот псих бросит нас здесь в переулке… – начала она. Я почувствовала, как меня схватили за плечо, и открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Напрасно мой мозг повторял: «Кричи! Ори во всю глотку!» Я совершенно лишилась голоса. Это оказался Бен. – Что, испугались? – Это была глупая шутка, – сказала Фиби. – Я провожу вас домой, – сказал он. – Просто на случай, если тут… окажется какой-нибудь этот… псих, – почему-то ему трудно было выговорить «псих». По дороге Бен вообще наговорил странных вещей. Во-первых, он заявил: – Может, зря вы зовёте его психом. – Это почему же? – рассердилась Фиби. – Да потому что псих – это… это значит… ладно, проехали, – он не захотел объясняться и, кажется, даже пожалел, что вообще заговорил на эту тему. И тогда спросил у меня: – У вас дома что, никто ни к кому не прикасается? – А это ты к чему? – Мне просто интересно. Ты каждый раз шарахаешься, стоит к тебе прикоснуться. – Я не шарахаюсь. – Шарахаешься, – и он взял меня за руку. Честно говоря, я едва не шарахнулась, но сумела удержаться. И даже сделала вид, будто не замечаю, что он не спешит отпускать мою руку. И тут снова зашевелилась та мелкая зверушка у меня на спине. – Хмм, – задумчиво промычал Бен, как будто доктор на осмотре пациента. – Где твоя мама? Я не говорила ни слова о маме никому, даже Фиби, кроме того раза, когда она спросила про неё, а я сказала, что она с нами не живёт. А Бен продолжал: – Я однажды видел твоего отца. Но маму ни разу. Где она? – Она в Айдахо. В Льюистоне, штат Айдахо. – Что она там делает? – тут же спросил Бен. – Мне не хотелось бы об этом говорить, – и даже в голову не пришло спросить Бена, а где же его мама? Он снова взял меня за руку. А когда я отшатнулась, воскликнул: – Ага! Попалась! И меня задели не на шутку его слова. Я вдруг сообразила, что папа больше не обнимает меня так же часто, как прежде, и я действительно стала шарахаться от прикосновений других людей. Хотя прежде у нас в семье объятия были обычным делом. Я вспомнила, как мне было девять или десять лет. Мама прилегла в постель вместе со мной, прижала к себе и сказала: – Давай построим плот и поплывём вниз по реке. И я потом часто представляла себе этот плот, и искренне верила в то, что мы построим его и поплывём вниз по реке все вместе. Но когда она собралась в Льюистон, штат Айдахо, она отправилась одна. А Бен уже схватил за руку Фиби. Она отшатнулась. – Ага! – выкрикнул он. – Попалась! Ты тоже шарахаешься, Фиби-со-льдом! И это тоже меня задело. Я уже обращала внимание на то, какими напряжёнными кажутся все в семье у Фиби, скованными, респектабельными и застёгнутыми на все пуговицы. Неужели я становлюсь такой же? А они почему стали такими? Несколько раз я ловила Фибину маму за попыткой приласкать Фиби, или Пруденс, или мистера Уинтерботтома, но все они отклонялись от неё. Как будто они переросли её и стали старше. Не пыталась ли и я отклоняться от мамы? И у неё остались в душе незаполненные места? Не потому ли она нас бросила? На подходе к Фибиному дому Бен сказал: – Ну вот, теперь вы в безопасности. Пожалуй, я пойду. – Давай, – ответила Фиби. Миссис Кадавр со скрипом затормозила перед домом на своём жёлтом «Фольксвагене», отчего рыжие растрёпанные волосы встали дыбом, как у ведьмы. Она вылезла из машины и стала выставлять из багажника пакеты с покупками. – Кто это? – спросил Бен. – Миссис Кадавр. – Кадавр? Это как мёртвое тело? – Точно. – Привет, Сэл! – поздоровалась миссис Кадавр. Она неловко плюхнула на тротуар увесистый пакет. Бен предложил помочь занести вещи. – Боже, какой ты вежливый! – воскликнула миссис Кадавр, хлопая серыми глазищами. – Я её боюсь до полусмерти, – громко прошептала Фиби. – Не ходи к ней! – Почему это? – Бен спросил так громко, что привлёк внимание миссис Кадавр. – Ну, чего? – Ох, ничего, – ответила Фиби. – Сэл, а ты не хочешь зайти? – пригласила меня миссис Кадавр.