После зарядки и купания, как всегда – завтрак. Меня забавляют парящие автоматы, которые нас обслуживают. От них идет приятный теплый ветерок. Потом мы разошлись по каютам – заниматься своими делами, а экипаж пошел готовить корабль к переходам, после которых мы должны снова стать такими, как все люди. Я от скуки стала прикидывать, как бы я оборудовала нашу каюту, если бы пришлось остаться тут надолго. Зашел Нарев и очень хвалил эскизы – сказал, что я должна буду всем помочь в этом, если… После обеда устроили концерт. Инна пела. Поет она хорошо. Голос еще молодой. Мы хлопали, ей это было очень приятно. Потом смотрели фильм. Я его видела когда-то на Земле, но здесь все смотрится совсем иначе. Тогда я решила, что картина страшно глупая, сентиментальная, там какая-то искусственная любовь и слащавые пейзажи. Теперь мне так не показалось, и остальным, наверное, тоже: когда картина кончилась, все долго молчали, ни о чем не хотелось говорить. Капитан был сердит. Он сказал, что надо использовать кристаллы с научно-популярными записями, это будет полезнее. Не знаю, так ли это. Хотели навестить больного администратора, но к нему нельзя. Нам даже не говорят, что с ним, когда он успел заболеть. Тяжело болен – и все. Странно. Только Зоя имеет к нему доступ, но она молчит: врачебная тайна! А послезавтра, кажется, опять заляжем в коконы. Проснемся, наверное, уже вблизи Земли, и страхи останутся позади – где-то тут, где мы сейчас». Администратор глубоко дышал во сне. Каюта раненого – не место для того, чтобы искать руку женщины и держать ее в своей, и, забыв обо всем на свете, испытывать наслаждение от того лишь, что женщина тут, рядом, сейчас и навсегда, но капитан именно это и делал, и совесть не мучила его. Зоя не отняла руки. Она только взглянула искоса и слегка покачала головой. Устюг кивнул в знак того, что все понимает, и они опять застыли у прозрачного колпака. – Вот как получилось, – сказал капитан тихо. – Он поправится. – Я не о нем. Зоя снова взглянула на него и отвела глаза. – Земли не будет, и я по-прежнему капитан. Растерявшийся капитан, по правде говоря. Сейчас в его голосе не было командирской непреложности, и Зоя обрадовалась тому, что он раскрылся перед нею: это помогало и ей самой преодолеть скованность, возникшую, едва они остались вдвоем; они знали, что должно произойти в самом скором времени, и не решались сделать первый шаг. Вслух Зоя не сказала ничего. – Мы здесь, – сказал Устюг. – И деваться нам некуда. На этот раз Зоя посмотрела ему в глаза взглядом, просившим не лгать ей. – Если я соглашусь, – сказала она негромко, хотя оба знали, что она уже согласилась, – если соглашусь, то ведь надолго, и тебе придется терпеть меня навеки и до смерти. Так что подумай – стоит ли: потом тебе некуда будет деться от меня. – Я подумал. – На Земле было бы легче, там можно уйти. А тут… – Это хорошо, – сказал он. – Тут ты не бросишь меня. Она не удивилась этим словам, знала, что обладает чем-то, заставлявшим обращаться к ней так, словно ей одной принадлежало право решать: оставаться или уходить. Но сейчас она знала, что не уйдет. – Не брошу, – произнесла она почти беззвучно. Они стояли сейчас близко, очень близко друг к другу, и что-то толкнуло их сократить, совсем уничтожить это расстояние. Дверь пустующей каюты корабельного врача была перед ними, и трудно сказать, кто сделал первый шаг к ней. Жажда оказалась сильна, и они пили, пили, пили, не боясь пресытиться, и кончики пальцев, касаясь кожи, говорили куда выразительнее, чем слова. Докторское ложе было узко, но сейчас они уместились бы вдвоем и на острие ножа. Прошло сколько-то вечностей, потом тихо запел блокер входа: кто-то стоял за дверью. Вспыхнул свет. Зоя безмятежно улыбалась, Устюг торопливо превращался в капитана, потом отворил. Там стояла Вера. – Ну, что случилось? – спросил Устюг недружелюбно, загораживая вход. – Наверное, весна, капитан, – невозмутимо сказала Вера. – Вас ищет инженер. Он понял: все готово. Пришла пора. – Ах, будь они… – пробормотал он, невольно радуясь и огорчаясь вместе. – Да, капитан, – бесстрастно согласилась Вера, глядя мимо него – на Зою. – Вот как… – сказала Зоя протяжно, веки ее чуть дрогнули. – Иди. Но не задерживайся… Устюг улыбнулся: мужчинам часто нравится, когда ими командуют, потому что им свойственно в глубине души все-таки верить, что командуют они – древняя и прекрасная иллюзия… Устюг кивнул и ушел, а Зоя встала не стесняясь: нравится ей смотреть – пусть смотрит. Неторопливо привела себя в порядок, провела пальцами по столику, взглянула в зеркало. – У вас нет карандаша? У Веры, конечно, был; помедлив, она протянула блестящий стерженек. Цвет был чуть бледнее, но неважно – карандаш для губ был сейчас символом, верительной грамотой… Зоя улыбнулась: – Спасибо… Не думайте: это – всерьез. Вера нерешительно улыбнулась. Они стояли по разные стороны порога, потом Зоя переступила его и вышла в лечебную каюту, подошла к колпаку, где по-прежнему спал администратор, проверила нагрузку на стимуляторы, чуть увеличила мощность. – Кальция не мало? – спросила Вера. – У вас есть медицинский опыт? Вера прислушалась: нет, голос Зои был ровен, насмешки в нем не ощущалось. – Иначе меня не допустили бы к полетам. Возить врача оказалось ни к чему, но кто-то должен хотя бы знать аппаратуру. – Как хорошо! – обрадованно проговорила Зоя. – На время перехода меня опять уложат в кокон, и я рада, что за больным будет врачебный надзор. Люди всегда остаются чувствительными к уважению, какое им оказывается, и даже к лести – если она не чрезмерна. Вера деловито кивнула: – Я приготовлю его к переходу. Зоя улыбнулась девушке, и та ответила тем же. – Устюг – хороший человек. Он редкий… – Я знаю. – Ой, – сказала Вера, – как здорово… Шелестело. Едва слышно шелестело. Луговой повернул ручку усиления до предела. Вроде бы промелькнуло какое-то слово. Кажется, «море», а может быть, и не было слова, просто шумы сложились нечаянно во что-то похожее. Да, наверное, это был просто шум, и никакие антенны, никакое усиление больше не могло помочь услышать голоса Земли, не направленную передачу – планета могла бы еще, в случае везения, нашарить корабль, хотя вероятность этого была очень мала, – но простую, тот голос, каким Земля разговаривает со Спутниками, с планетами Солнечной системы, каким переговариваются корабли в Приземелье. Луговому и раньше в каждом рейсе приходилось слышать, как замирает, теряется в пространстве этот голос, но тогда он знал, что уходит не навсегда, что пройдет месяц-другой, – и слова опять возникнут в усилителе, и будут становиться все громче, яснее, и это будет первым признаком того, что Земля приближается. На этот раз нельзя было сказать, начнет ли когда-нибудь сокращаться расстояние, которое увеличивалось, увеличивалось с каждой секундой, и этому увеличению не было предела. Слишком далеко ушли. Не слышна больше Земля. Все. Луговой выключил аппаратуру. Все было готово. Пассажиры спали. Вера включила противоперегрузочные и антиинерционные устройства медицинского отсека, убедилась, что все стабильно, надежно, и беспомощный человек под колпаком, наполовину рождающийся заново, не пострадает, что бы ни происходило за стенами каюты. Тогда Вера ушла к себе. Она привычно нажала педаль рядом со своей постелью, и постель поднялась, открывая подобие ванны, выложенной мягким. Вера разделась, легла, проверила, нормально ли поступает воздух, и с удовольствием ощутила, как ванна колеблется, точно лодка на прозрачной и спокойной воде в окружении матовых лилий. Крышка медленно опустилась, и Вера глубоко вздохнула перед тем, как погрузиться в сон. Вздохнула, наверное, просто потому, что воздух в коконе едва уловимо пахнул цветами. Остальные трое членов экипажа собрались в центральном посту. Посидели, помолчали. Потом капитан сказал? – Ну, пора. Рудик кивнул и вышел. Через несколько минут он показался снова – на этот раз на экране. Все трое одновременно заняли места. Щелкнули механизмы. Центральный пост едва уловимо качнулся: теперь он свободно висел в системе конструкций корабля, удерживаемый лишь комбинациями электромагнитных полей. То же самое произошло и с инженерным постом. Капитан прочитал показания приборов. Степень вакуума, кривизна пространства, напряженность полей – все соответствовало условиям. Устюг выбросил катер, компьютер определил время, скорость и направление. Теперь катер не потеряется, когда они будут возвращаться назад. Потом Устюг включил автоматы и откинулся в кресле, спокойно глядя на экран. Увеличивая скорость, «Кит» мчался в пустоту. В нужный миг Устюг нажал стартер батарей. Начиналось главное. Вой перешел в область ультразвука. Мелкая рябь шла по переборкам, как по воде. Приборы лихорадило. Потом все разом прекратилось. За бортом снова была мгла, непроглядная мгла, и невидимый черный осьминог жил в ней и перебрасывал неподвижный корабль из стороны в сторону. Ощущения полета не было, но, словно при махе качелей, замирало под ложечкой и кружилась голова, падение это казалось непрерывным, только непонятно было, куда они падают: то казалось – вниз, то – вверх, и хотелось поднять руки и упереться в потолок, чтобы не удариться головой, а то еще они падали спиной вперед – но все стояло на местах, ни один предмет в центральном посту не шевелился. Никогда еще они не готовились к переходу с такой тщательностью. Вот какой экипаж, думал Устюг с некоторым даже изумлением; первоклассный экипаж, с таким не стыдно летать. И штурман – пришел совсем зеленым, словно свежий лопух, а как нынче вывел в исходную точку – не придерешься! Если бы в прошлый рейс кто-то упустил за борт иголку, сейчас мы непременно наткнулись бы на нее; вот это точность… Он взглянул на шкалы: стрелки стояли как нарисованные – ни малейшего отклонения, такой ровности и на Земле не каждый раз добьешься. Инженер любит поворчать, но и дело любит. В общем, совесть чиста: что могли – сделали. Расставили фигурки по всем правилам, и первый ход за нами. Посмотрим, какую судьба разыграет защиту. Посмотрим… – Устюг, батареям нужна передышка, – доложил Рудик из своего поста. – Хочу проверить ресурс. – Ладно, – сказал капитан. – Выходим. Подождав, пока восстановился запас энергии и зарядились батареи, «Кит» снова вломился в сопространство, и вновь спрут ворочал их, как хотел, а потом они вынырнули невдалеке от места старта, быстро разыскали катер, и капитан выпустил в него зонд-ракету. Взрыва не произошло – корабль, как и катер, по-прежнему состоял из антивещества.