– Следить за состоянием экипажа – это моя обязанность, – ответил, наконец, Устюг. – А на моем корабле принято выполнять свои обязанности и не заниматься чужими. При входе в систему обязанность штурмана – следить за курсом и своевременно брать пеленг. Луговой улыбнулся. – Не беспокойтесь, мастер. Пока Солнце впереди и Ригаль справа, нам бояться нечего. А скажите, так глубоко интересоваться состоянием пассажиров тоже входит в обязанности капитана? – Да, – сухо сказал Устюг. – Входит. – Но раньше в рейсах капитан доверял это Вере. Кто же беспокоит вас на борту «Кита»? Администратор Карский? Путешественник Нарев? Физик? Или Истомин – вы решили, что он напишет о вас книгу? Не старичок же Петров привлек ваше внимание и не футболист Еремеев, хотя он и чемпион Федерации… Капитан Устюг молча смотрел на штурмана, пытаясь понять, является ли причиной необычной болтливости предфинишная лихорадка, что треплет порой молодых судоводителей, или просто нахальство. – Мила едет с мужем, – продолжал перечислять Луговой. – Актриса влюблена не в вас. И если только мы не везем зайцев, то это может быть лишь Зоя Серова. А она… Нет, решил капитан, никакая не лихорадка. Простое мальчишеское нахальство пополам с любопытством. – Пост-Юпитер уже пять секунд ждет ответа, – сухо сказал он. – Виноват, мастер, – спохватился штурман. – Прости. – Ох, и молод ты, Саша, – Устюг вздохнул то ли с сожалением, то ли с завистью. – Вызовешь меня, как только будет связь с Землей. – Решаюсь привлечь ваше внимание, дорогой администратор: вот человек, который не боится испортить капитану настроение. Ученые вообще немного самонадеянны, вы, конечно, уже не раз замечали это. Некоторая самоуверенность свойственна всем, кто имеет дело с фактами, неизвестными другим. Разумеется, это не относится к присутствующим… – добавил Нарев, увидев, что Карский поморщился. Физик Карачаров подтащил кресло поближе к Зое и с размаху плюхнулся в него. – Ути малые, – сказал он. – Крохотные девочки не должны скучать. Сейчас мы улыбнемся. Ну – раз, два! Что же вы? Господи, и этот не прошел мимо. А ведь целый месяц казался человеком не от мира сего, жил в каких-то иных измерениях и разве что не подносил за обедом ложку к уху. Что делать? Обрить голову? Прилепить нос до пояса? И прилепила бы, не пожалела себя. Но ведь не всякое внимание надоедает, и кто-то один должен смотреть, смотреть до рези в глазах. Ради одного приходится терпеть остальных. Не сидеть же безвылазно в каюте? Зоя вздохнула. – Вы сегодня неузнаваемы, – любезно сказала она. – Закончили, наверное, вашу работу? – Работу? – Физик, казалось, на миг растерялся. – Нет, к сожалению. Всегда не хватает какой-то недели… слишком быстро стали летать корабли, что ли? – Он моргнул, развел руками. – Или я живу медленно? Вот об этом пусть и говорит. – Почему же вы поторопились лететь? – Вызывали соратники по школе. Научной, конечно. Там завариваются дела… – Интересно. Расскажите. Но он не поддался на уловку. – С удовольствием – когда останемся вдвоем. Это вышло хорошо, почувствовал Карачаров. Он был сегодня ловеласом, донжуаном, покорителем сердец, и обожательницы валялись у его ног. Так он воспринимал этим вечером себя и весь окружающий мир. Мир этот был условен, и его позволялось вообразить каким угодно: настоящей оставалась лишь математика и то, что можно было выразить с ее помощью. Модели своего личного мира Карачаров строил в зависимости от настроения. – Боюсь, вы поздно спохватились, – сказала Зоя равнодушно. – Рейс кончается. – Что такое эти полтора месяца по сравнению со временем, которое у нас впереди! – Впереди у нас – разные времена. Я недолго буду на Земле. Сдам материалы, истории болезни со Стрелы-второй, проведу контрольный эксперимент… – На Стреле-второй все женщины так прекрасны? Хотя, конечно, нет, вы везде будете исключением. А что с вами стряслось? – Со мной? Ничего. – А болезнь? Она улыбнулась. – Болела не я. Хотя, возможно, в науке и останется «болезнь Серовой». Зоя постаралась, чтобы это прозвучало не слишком самоуверенно. Физик снова стал на миг серьезным. – Вы, значит, что-то закончили. Завидую. – Ну, не совсем еще. Просто оттуда нет регулярного сообщения с Землей, да и с Анторой – редкое. Вот я и воспользовалась возможностью. – Она помолчала. – И потом… просто не хотелось там оставаться. – А что же дальше? – Умчусь куда-нибудь, где поглуше, – искать новое заболевание. – Зачем же так далеко? Вот я: затронуто сердце… – Фу, – сказала она, – какая пошлость. – Могу иначе: хочу, чтобы вы были со мной. – Вы привыкли четко выражать мысли. – Не понимаю, почему мне прямо не сказать того, что я думаю. В науке не принята фигура умолчания. У каждого явления есть свое имя, и, отказавшись от него, вы ничего не сумеете доказать. – Вам не кажется, что вы рискуете? – Мне нечего бояться: женщина обижается, только если ей не воздают должного. В конце концов поведение каждого человека – и ваше в том числе – сводится к уравнениям. А решать уравнения я привык. – И что же из них следует? Мне, непосвященной, наверное, не разобраться? – Кое-что могу пояснить популярно: я – гений. Понимаете? Тощий тип, сидящий рядом с вами и созерцающий ваши колени, – гений. Ну, признайтесь, часто ли гении пытались добиться вашей взаимности? Но я добьюсь ее. – Ну, спасибо, – сказала Зоя. – Вы меня развлекли. Она встала и медленно пошла по салону. Упершись ладонями в острые колени, Карачаров глядел ей вслед. В дверях стоял капитан. Зоя положила руки ему на плечи; Устюг помедлил, ловя такт. Потом они двинулись. Физик поднялся и, широко шагая, вышел. Он миновал коридор и поднялся в сад. Здесь пахло тропинками, широкие листья нависали над головой. Тихо журчала вода. Кто-то стоял возле пальмы, у которой один из листьев надломился, не выдержав последней перегрузки. Это была Вера, четвертый член экипажа. Карачаров приободрился. – Скажите, красавица, ухаживать за членами экипажа разрешается? – За кем именно – за капитаном, штурманом? Если за инженером Рудиком, то он отделяется от корабля только при полной разборке машин. Что такое сегодня с женщинами? Все прямо-таки готовы кусаться. Земля – понял физик в следующий миг. Близость планеты, конец рейса. Кончается размеренная корабельная жизнь, и женщины раньше нас перестраиваются на другую частоту. Но еще целый вечер впереди. – Значит, остаетесь вы. Вера пренебрежительно повела плечом. – Не отвечаете? – Он усмехнулся. – Разве можно не отвечать пассажиру? Вера лукаво покосилась на него. И вдруг быстро и монотонно посыпались слова: – Прошу внимания! Корабль Трансгалакта «Кит» следует очередным рейсом Антора – Земля. Основная часть пути пролегает в сопространстве. Пассажирам это не причиняет неудобств. Путь до Земли займет около полутора месяцев, дополнительную информацию получите в полете. Здесь вы окружены тем же комфортом, что в вашей квартире или в отеле. К вашим услугам – салон, бар, бассейн, спортивный зал, сад, прогулочная палуба, с которой вы сможете наслаждаться видом звездного пространства – до перехода в сопространство и после выхода из него. Обстановки кают закажите по вашему вкусу – через полчаса она будет на месте. Обед в салоне в семнадцать часов по условно-галактическому времени корабля. При желании обед доставляется в каюты, выход синтезатора – справа от двери. Выбор блюд не ограничен. Дамы, безусловно, будут заинтересованы тем, что новые туалеты изготовляются на борту в течение двух часов. Прошу обратить внимание на табло – вы можете поставить по нему ваши часы. Настроить их на земной двадцатичетырехчасовой цикл можно у меня. Теперь я рада ответить на ваши вопросы. Вера умолкла, смех распирал щеки. Высокая, бронзовокожая, красивая, она позволила физику полюбоваться собой, хотя, в общем-то, корабельная традиция не позволяла кокетничать с пассажирами. – Ах, вот как! – сказал физик, принимая ее игру. – А скажите, корабль и в самом деле так надежен? Вера очаровательно улыбнулась. – Последнее слово техники. Беспредельные запасы энергии – мы черпаем ее из пространства. Неограниченная автономия. И так далее. – Вы меня успокаиваете, – сказал Карачаров с иронической улыбкой. – Весьма признателен. – Еще вопросы у пассажира? Физик мгновение смотрел на нее. – Да. Вот вы… Вы очень красивая девушка. Почему вы тут? Это ведь все равно, что оседлать маятник. Неужели вы не способны на большее? Или верите, что в пространстве дольше сохраняется молодость?